– Я видела, какими глазами вы смотрели на гостей, когда они переступили порог, – сказала она ребятам, заглянувшим на кухню. – Так вот, запомните, любая шутка с порохом, солью, уксусом, перцем или нюхательным табаком…
– Хорошо, – сказала Джейн.
– …швейными иголками, дёгтем, булавками, натянутой бечёвкой, керосином, подпиленными ножками стульев и намасленными ступеньками…
– Я усвоила, – кивнула Джейн.
– …а также если вы возьмёте жавель, терпентин, слабительную соль, гвозди, коробку с муравьями, свечу, вымоченную в рыбьем жире, то имейте в виду…
– Простите, миссис Дэниэлс, вы нарочно не упомянули мышьяк? – спросил Лайонел.
– …что все кончится очень плохо, – закончила миссис Дэниэлс, полностью игнорируя их слова. – Я предупреждаю один раз. Если ваш отец ничего не заметит, то увижу я. На этот раз горбушкой и чуланом вам не отделаться.
Брат и сестра переглянулись, печально кивнули и пошли дальше бродить по дому. Увы, дом был мал и на гостей они натыкались повсюду, а если и не натыкались, то слышали их разговоры. Дядя Генри и тётя Лиз не менялись.
После утомительного обеда от гостей удалось отдохнуть: они ушли в кабинет вместе с папой. Впрочем, отдых в гостиной не удался. Папа и гости говорили слишком громко, и было слышно. Если, конечно, не заткнуть уши. Ни Джейн, ни Лайонел делать этого не собирались.
– Подслушивать нехорошо, – сказал Лайонел.
– Без тебя знаю, – ответила Джейн. После этого они подслушивали оба.
По правде говоря, удовольствия от услышанного не было никакого. «Они его просто душили», – сказал позже Лайонел, и Джейн не смогла возразить.
Громче всех говорила тётя Лиз. Она почти рыдала.
– Бедная, бедная Мэри. Дорогой, ты должен помнить о моей несчастной сестре, даже когда считаешь, что закон на нашей стороне.
– Я хорошо помню о твоей сестре, моя голубка, – грубовато отвечал дядя Генри. – Если бы не она, то сейчас с твоим уважаемым родственником говорил бы наш адвокат.
Джейн почти не расслышала ответ папы, но ей показалось, что он сказал: «Лучше бы я общался со стряпчим».
Поднапрягшись, Джейн поняла, что папа должен дяде Генри большую сумму денег. Джейн стало страшно. Она вспомнила соседку напротив, миссис Райт. Её муж не смог выплатить долг и был отправлен в долговую тюрьму.
«Неужели это возможно с папой?» – подумала она и так испугалась, что не смогла сразу прислушаться к разговору за стеной. А когда смогла, то услышала вот что:
– Что вы, капитан Летфорд. Даже если бы я не являлся в некотором роде родственником… Но принцип справедливости важнее всего… Я рад, что вас тоже устраивает этот вариант… Как видите, я не отбираю у вас средства к существованию…
– А всего лишь намерены отобрать их у моих детей, – перебил его папа. – Я весьма благодарен вам за деликатность ваших претензий. Остаётся скрепить договор у нотариуса.
Позже Джейн узнала, что папа ничего не должен дяде Генри и договорился с ним очень просто. Папа завещал ему всю свою Недвижимость. Джейн поняла, что это и есть тот самый клочок земли, который заливает в разлив, и нисколько не огорчилась. Она никогда его не видела. – Ну вот, у нас теперь нет Недвижимости, – печально сказал Лайонел. – Ничего, папа когда-нибудь обязательно станет полковником, и Королева назначит его комендантом тропического острова, а мы все туда уплывём, – ответила Джейн. – Конечно, будет немножко жалко папу, но вот лично мне солнце никогда не надоест.
Глава 4, в которой Джейн и Лайонел прощаются с Парусной улицей и переезжают из лачуги во дворец, чтобы потеряться и найтись опять, Джейн принимают за родового призрака, а Джека-садовника так и не бросают на съедение акулам
[5] и уронил её на ковёр (к счастью, в стороне от сестры), Джейн закончила экскурсию.
– Завтра опять сюда придём. Ты – в газетную, я – в алебардную.
Когда они покинули алебардную, стало ясно, что уже наступил ранний ноябрьский вечер. В комнатах стало окончательно сумрачно, а уж коридорами приходилось идти на ощупь.
Немножко потомив брата, Джейн сказала ему, что подготовилась к путешествию как надо, достала из кармана свечу и спички. Когда в тёмном коридоре загорелся дрожащий маленький жёлтый огонёк и окрестная полутьма окончательно превратилась в темноту, Лайонел прекратил свои истории о призраках, которые ну непременно должны водиться в этом доме. Он же предложил оставлять какие-нибудь знаки, хотя бы от свечной копоти, чтобы не ходить кругами. Джейн возразила: завтра, при свете, эти знаки увидят взрослые и решат, будто мы просто баловались.
Очередная попытка найти главную лестницу привела их в конец коридора, к очередной заколоченной двери. Джейн обиделась на эту неудачу, сунула свечу в руки Лайонела и навалилась на дверь, дёргая ручку и толкая вперёд.
Дверь обиженно скрипнула и отворилась.
– Похоже, плотник пожалел гвозди, – тихо сказал Лайонел. Джейн кивнула, пропуская брата вперёд.
Новая лестница оказалась винтовой и очень старой. Экскурсия по дому окончательно превратилась в Исследование.
Коридор на первом этаже был узкий и столь же запущенный, как лестница. Лайонел остановился, подумал, сверился, как сказал, с «компасом в своей голове» и двинулся вправо.
Компас его не подвёл. Крыло дома, по которому они шли, явно было жилым.
– Уф, у меня от сердца отлегло, – раздалось из-за стены. – Как я рада, что у сэра Фрэнсиса нормальные слуги. А я боялась, что он привезёт с собой из Новой Зеландии туземца-каннибала..
– Жаль, что я не вижу, кто так говорит про папу, – шепнула Джейн. – Эту миссис надо бы укусить ночью за такие предположения.
Лайонел заметил: увидеть было бы интересно, а заодно и понять, в какой части дома мы находимся. Но подходящей замочной скважины или щели не оказалось.
Зато спустя десять шагов вперёд удалось и увидеть, и услышать. Замочная скважина была такой большой, что тусклый свет из комнаты даже просвечивал в коридор. Лайонел глядел несколько секунд, потом Джейн его оттолкнула и посмотрела сама.
За дверью была гостиная. Слуга, парнишка лет пятнадцати, быстро мыл пол, а невидимый, но слышимый собеседник подбадривал его:
– Не ленись, Джек. Иначе новый хозяин Освалдби-Холла тебя знаешь как подтянет. Он ведь не просто джентльмен, но и военный моряк. Говорят, что того, кто плохо драит палубу на корабле, могут опустить на канате в стаю акул и вытащить с откушенной ногой.
– Да уж, замечательная репутация у нашего папы, – сказала Джейн. Лайонел шёпотом согласился и двинулся дальше, мужественно собирая всю пыль и паутину, скопившуюся в коридоре.
В конце концов Лайонел громко чихнул.
– Ну вот, а ты не верил в призрак Лунной Леди, – раздался из-за стены не столько испуганный, сколько укоризненный женский голос.
– Ну вот, теперь я точно не верю, – прошептала Джейн.
– А может, тут водятся и другие призраки, – поспешил предположить Лайонел.
Пройдя до конца коридора, они упёрлись в ещё одну дверь, такую же старую и рассохшуюся, как большинство дверей дома. Из-за щелей ощутимо тянуло прохладой.
– Обратно, что ли, идти? – сказала Джейн, и сказала так печально, что Лайонел, оставив шутки насчёт призраков, принялся за работу. Он отдал свечу сестре, нашёл заржавевшую щеколду и, пыхтя, смог её отодвинуть. Навалился плечом, покряхтел и попыхтел опять. Джейн уже хотела предложить ему оставить это занятие, как вдруг скрип стал протяжным, а в коридоре стало немножко светло и совсем холодно. Они выбрались!
– Ура! – сказала Джейн. – Лайонел, ты Геркулес.
И тут до них донёсся звук гонга, а вслед за ним и голос миссис Дэниэлс:
– Кто сейчас же не найдётся,
Без обеда обойдётся!
– Не хочу без обеда, – сказал Лайонел. – Если бы я был Геркулесом, то сейчас слопал бы коня-людоеда из конюшни царя Диомеда. Побежали.