– Ой, да ты такая трусиха и паинька, Розалинда. Еще пожелаешь какое-нибудь сюсю-мусю, типа чтобы мы все любили друг друга, или чтобы мы все были счастливы, или что-нибудь невыполнимое, вроде мира во всем мире или спасения Земли, – презрительно сказала Шлёпа.
– По-моему, это хорошие желания, – обиделась я. Она довольно точно прочитала мои мысли.
– Только они никому особо не пригодятся, если после заката все станет как было. – Шлёпа опустилась на колени и стала копать. – Давайте помогайте.
– А вдруг хоть немножко пригодятся? – стала мечтать я. – Если бы на один день наступил мир во всем мире, тогда бы солдаты в разных странах увидели, как это здорово, и решили никогда больше ни в кого не стрелять. Только представь, как было бы замечательно. Пацифисты за это столетиями борются, а мы можем просто пожелать – и сбудется.
– Да что за бред! Как только волшебство перестанет действовать, они тут же опять начнут воевать. Взять хоть англичан с немцами в Первую мировую, – сказала Шлёпа. – Заключили перемирие на Рождество, вылезли из окопов, поиграли в футбол – а на следующий день давай опять палить и травить друг друга газом.
Для заядлой прогульщицы Шлёпа досадно много знала.
– Чего зря спорить, – сказала я. – Давайте копать.
Мы копали и копали. Пока не заболели руки и не начало саднить под ногтями. Мы так усердно рыли, что добрались до темного-темного песка, перемешанного с землей.
– Псаммиаду бы в такой норе не понравилось, слишком тут грязно и сыро, – сказал Робби. – По-моему, мы не там копаем. Давайте вон там попробуем, подальше.
– Еще чего, – фыркнула Шлёпа, но все-таки отошла на пару шагов, загребая песок ногами, и снова принялась за дело.
– Надо было пометить место, где он вчера зарылся, тогда сейчас не пришлось бы искать, – сказала я.
– Ну да, а если бы заявились другие дети, разнюхали, что к чему, и все наши желания истратили? – возразила Шлёпа. – Давай копай, Розалинда.
– Тебе легко – тебе песок под ногти не забивается, ты же их все обгрызла. А у меня под ногтями ужас как болит. Пойду лучше возьму поильник, – поднялась я.
– Нет, поильник Моди нельзя, – твердо сказала Моди. Она впечатала кулачок в горку песка. – Где бизьянка?
– Сама гадаю, – пожала плечами я. – Народ, как думаете… – Я разволновалась и замолчала. – Не может же быть, что нам это всё почудилось?
– Чего? – Шлёпа уставилась на меня, наморщив нос.
– Ну, иногда я придумываю всякое, и кажется, будто бы все это на самом деле. И я так увлекаюсь, что почти верю, что все не понарошку, – сказала я.
– Ты малость того, да? – покрутила пальцем у виска Шлёпа. – Ни слова не поняла, о чем ты сейчас вещала.
– А я понимаю, – сказал Робби. – Я тоже так играю. Вот мои звери – я знаю, что они пластмассовые, но иногда кажется, словно вокруг здоровенные хищники бегают и рычат по-настоящему.
– По вам обоим психушка плачет. Наверно, семейное, – заключила Шлёпа. – Лично я ничего не выдумываю. Я своими глазами видела вчера этого сами-с-псами, и я точно знаю, что он настоящий.
– Я, с вашего позволения, не «сами-с-псами». Я псаммиад, – сказал голос у нас за спиной. Мы резко обернулись. Псаммиад сидел на песке скрестив лапки и взирал на нас, вращая глазами-стебельками.
– Вот вы где! Как же я рада, что вы настоящий, – сказала я. Мне хотелось его погладить, но я не решалась – еще подумает, что я фамильярничаю.
Моди оказалась куда смелее. Она подползла вперед на коленках и с любопытством потянулась к чудищу:
– Хорошая бизьянка.
– Хорошее дитя. – Псаммиад хоть и ответил любезностью на любезность, но попятился. Он посмотрел на меня. – Будь добра, не могла бы ты вытереть младенцу руки, если уж ей непременно надо меня потрогать. По-моему, они у нее потные. Я страшно боюсь воды.
– Ты как Злая ведьма Запада? Весь скукожишься, если тебя водой из ведра окатить? – спросила Шлёпа.
– Не вздумай даже! – воскликнул Робби. Он тут же подскочил и заслонил собой псаммиада.
– Не волнуйся, юноша. Мне будет в высшей степени неприятно, но я выживу – в отличие от твоей неотесанной спутницы. Если она позволит себе подобную наглость, то немедленно обратится в камень и из нее будет вечно бить вода.
– Вы что же, превратите ее в камень? – спросила я.
– А вам не доводилось любоваться фонтанами? – вопросом на вопрос ответил псаммиад. – Каменные девы с кувшинами и гадкие юные нахалки с разинутыми ртами? Моих рук дело!
Не знаю, шутил он или нет, но я из вежливости сделала большие глаза. И хорошенько вытерла липкие ладошки Моди краем своей футболки.
– Милая, милая, милая бизьянка, – сказала Моди и очень осторожно стала гладить псаммиада по спине.
Он чуть вздрогнул – нежности явно были ему не в удовольствие, – но не сдвинулся с места.
– Ты все время у нас за спиной прятался, пока мы копали? – спросила Шлёпа с упреком.
– Не совсем. Я с наслаждением дремал в песке, пока вы не начали перекапывать всю яму, причем с такой неуклюжестью и с таким рвением, что учинили небольшое землетрясение. Мой сон был грубо прерван, и меня швыряло взад и вперед, пока я не выбрался наружу, где выслушал вашу не слишком интересную философскую дискуссию о природе моего бытия, – сказал псаммиад.
– Ну, с бытием у тебя порядок, вопросов нет, так что давай исполняй наше желание, – сказала Шлёпа.
Псаммиад, судя по виду, был возмущен.
– Пожалуйста, – прибавила Шлёпа.
– Я не обязан потакать вашим прихотям, мисс Крикунья. Чего ради мне изнурять себя, исполняя ваши желания, если вы сперва разрушаете мои покои, а затем грозитесь убить меня посредством обливания водой из кувшина?
– Но… но разве тебе не полагается исполнять желания? Это же твоя работа! – удивилась Шлёпа.
Псаммиад негромко зашипел, выпуская воздух между острых маленьких зубов. Может, конечно, это был смех, только не слишком веселый. А может, и угроза.
– Умолкни, Шлёпа. Мы должны обращаться с псаммиадом очень уважительно, – сказала я.
– Потому что хотим исполнения желания? – спросила Шлёпа.
– Потому что он очень-очень старое и удивительное волшебное существо, он миф, он легенда, возможно, он наделен даром бессмертия, – объяснила я.
Псаммиад повеселел и прямо-таки засиял:
– Я бы и сам лучше не выразился. Вы весьма красноречивы, мисс Розалинда.
– Это потому что она по сто книжек в день читает, – насупилась Шлёпа. – А еще она подлиза. Но я не хотела вас огорчать, мистер Псаммиад, сэр. Я вам не грубила. Я со всеми так разговариваю. Такая у меня манера.
– Весьма неприятная манера, – сказал псаммиад. – Когда я последний раз выходил на поверхность, дети были воспитаны безупречно. Ах, старые добрые времена! Раньше считали, что детей должно быть видно, но не слышно. – Он печально вздохнул. – Я все еще страшно обижен. Не привык, чтобы на меня кричали. Пожалуй, мне следует незамедлительно отправиться в постель. – Он начал закапываться в песок.
– Ну не уходите! Пожалуйста! Простите меня, простите, пожалуйста. Я вовсе не хотела вас обидеть! – Шлёпа отчаянно пыталась успокоить и задобрить псаммиада. Голос у нее при этом, странное дело, стал похож на голос Элис.
Псаммиад колебался – но тут Моди прижалась к нему и опять погладила по шерстке, легонько и ласково.
– Простите, простите, – повторяла она эхом, хотя ни в чем не провинилась.
Псаммиад перестал копать и слегка потянулся:
– Да, вот так, дитя. Почеши мне спинку, а то я сам не достаю. А! До чего приятно! Так на чем мы остановились?
– Может… может, вы собирались исполнить еще одно наше желание? – напомнил Робби.
– Может, и собирался, – сказал псаммиад.
– Тогда хочу… – начал Робби.
– Ты уже загадывал, Робс, – перебила я. – Милый псаммиад, я вот тут подумала: нельзя ли…
– Нет, нет! Дайте мне загадать, пожалуйста. Хочу стать – ладно, чтобы мы все стали богатыми и знаменитыми, – затараторила Шлёпа.
Псаммиад помолчал, а затем кивнул.
– Прекрасно. Стало быть, богатыми и знаменитыми, – повторил он и начал раздуваться. Он увеличивался в размерах, пока глаза-стебельки не выпучились, а сам он не превратился в шар, – потом резко выпустил воздух, вяло завозился в песке и исчез.
– Большущее спасибо, милый псаммиад! – Я пихнула локтем Шлёпу – давай, мол, тоже.
Но она отвлеклась: к нам кто-то шел.
– Смотри! – кивнула она в сторону.
К нам через лес широким уверенным шагом приближался огромный бугай. Высоченный, здоровенный дядька, с краснющей лысой головой и почти без шеи – ужасающий гигант в светло-сером спортивном костюме и начищенных коричневых ботинках.
Я вцепилась в Робби, а Шлёпа схватила Моди.
– Бежим! – крикнула я. – Явно бандит! Вдруг он хочет нас убить?!
Но подойдя ближе, мужчина остановился и коснулся пальцами пунцового лба, вроде как отдавая честь.
– Добрый день, мисс Шлёпа, мисс Розалинда, мастер Робби, маленькая мисс Моди. Надеюсь, хорошо провели время на семейном пикнике, – почтительно сказал он. – Простите, что заставил ждать.
Мы уставились на него.
– Э-э… а вы кто? – спросила Шлёпа.
Здоровяк опустил огромную голову. Вид у него был довольно нелепый.
– Шутить изволите, мисс Шлёпа? Я ж Бульдог, телохранитель ваш. Извольте проследовать за мной, Боб уже машину подогнал.
– А что за машина? – не поняла Шлёпа.
– Он думал, вы розовый лимузин на сегодня просили, раз вас четверо, но если предпочитаете «Роллс-Ройс» или красный «Феррари» – сделаем, – угодливо сказал он.
Шлёпа сглотнула.
– Ну, полагаю, розовый лимузин сойдет, – хихикнула она. Потом встала и взяла Моди под мышку. – Пошли, что ли, – повернулась она к нам.
– Ты что, нельзя садиться в машину к незнакомому дядьке! – зашипел Робби.
– Он знакомый дядька. Он нас знает. Он работает на нас, – поняла Шлёпа. – Мы богатые и знаменитые.
– Это точно, – сказал Бульдог. – Про вас опять во всех газетах пишут, мисс Шлёпа, а телевизионщики прям ошалели – так мечтают вас на свои шоу заманить. Грэм Нортон и Пол О’Грэди разругались и не разговаривают, а Опра собирается свой личный самолет аж из Америки прислать, только бы заполучить вас к себе на передачу [10] .
– Ого! – с восторгом воскликнула Шлёпа. – Ну пойдемте же, ребята. Айда в лимузин!
– Надо ж папу и Элис предупредить, нет? – тормознула я.
– Ага, можно подумать, они нас отпустят, если мы скажем, что едем с вот такенным дядькой-гориллищей по телику выступать, – зашипела Шлёпа. – Это всё ненастоящее, Розалинда. Это волшебство – и это всего на один день. Можешь остаться и всё испортить, если тебе так хочется, а лично я собираюсь отрываться.
– А мы что, тоже знаменитые? – спросил Робби. – Жалко, нельзя папе рассказать. А чем я знаменит? – Он потянулся к ближайшему дереву – просто проверить – и попробовал подтянуться. Не вышло.
– На сей раз ты точно не гимнаст, – сказала Шлёпа. – Всё, мы идем, Бульдог.
Она зашагала рядом с ним, унося с собой Моди.
– Пошли посмотрим, правда там розовый лимузин или нет, – шепнула я Робби. – Не бойся. Я не дам ей сесть в машину, и уж конечно не с Моди.
Держась за руки, мы поспешили за ними. Вдалеке послышался шум. Он все нарастал и нарастал – а потом мы увидели за деревьями толпу народа. Люди чего-то ждали, болтая, пихая друг друга локтями и держа над головой наготове мобильники, чтобы фотографировать.
– Чего они ждут? – спросила я, когда мы подошли ближе.
Вдруг толпа заревела. Люди бросились к нам, фейерверками засверкали вспышки фотокамер.
– Они ждут нас ! – поняла Шлёпа.
Бульдог протискивался вперед, широко разведя руки, чтобы прикрывать нас, а два лба-охранника, еще больше его, оттесняли толпу и не подпускали к нам чересчур резвых фанатов.
– И впрямь! – Я оглядела себя в надежде, что, может, уже превратилась в холеную и взрослую звезду, загорелую, на каблуках и в сверкающем платье с вырезом. Но нет, я осталась собой: мышиные косички, не очень чистая футболка и джинсы с прорехами на коленях после вчерашнего лазанья по сосне. Робби тоже внешне не изменился – волосы сзади торчат, очки немного набекрень. Шлёпа выглядела по-прежнему – футболка маловата, пузо торчит, блестящие кроссовки все в песчаной пыли. Моди всегда загляденье – чудные светлые волосы, и большие голубые глаза, и милая улыбка, – но сейчас у нее текло из носа и она беспокойно сосала палец.
Так почему же вся эта толпа рвалась увидеть четырех обычных, растрепанных детей? Шлёпа шла не торопясь, улыбалась до ушей, махала фанатам, которые выкрикивали ее имя, умоляли посмотреть то сюда, то туда и подсовывали альбомы для автографов. Люди жаждали не только Шлёпу – нас с Робби тоже! Так обалдели, что даже у Моди просили автограф, а она пока что только печатную «М» кое-как корябает. Несколько оголтелых теток окружили ее со всех сторон и протягивали подарки: огромных шоколадных кроликов, розовых плюшевых мишек и целое стадо резиновых жирафов-грызунков. Малютку хватали и щипали, все охали и ахали над ее белокурыми локонами и ямочками на щеках.
Шлёпа крепко держала Моди и при этом пыталась отбиться от теток, но тут кто-то цапнул ее за футболку, а еще кто-то потянул за волосы. Тогда Бульдог подхватил Моди и Шлёпу своими могучими ручищами и побежал к огромному ярко-розовому лимузину, окруженному бугаями-охранниками. Я завопила им вслед и, мертвой хваткой вцепившись в Робби, попыталась увернуться от людей, размахивающих книжками, – и тут два крепких телохранителя схватили меня, схватили Робби и тоже рванули к машине.
Нас забросили в открытую дверцу лимузина, и мы плюхнулись рядом со Шлёпой и Моди. Водитель газанул, и автомобиль ракетой рванул вперед.
– Уф! – выдохнула Шлёпа и истерически засмеялась. – Народ прям с ума сходит, особенно по мне! Слышали, как орут?
– Да, но… как же папа и Элис? Их же удар хватит, когда они проснутся и обнаружат, что нас нет. А мы в какой-то дикой тачке и даже сами не знаем, куда едем! – затараторила я.
– Не переживай, Розалинда. Вот твое подробное расписание, – сказала миловидная женщина с гладким каштановым каре. Бульдог с Бобом, улыбчивым шофером, сидели впереди, а дама с каре сзади, с нами. Она выхватила из своей необъятной сумки телефон «Блэкберри», что-то в нем посмотрела и улыбнулась: – В два у нас по плану «Хэрродс». Для нас закроют весь магазин, так что все должно быть тип-топ.
– Доверьтесь Наоми – она решает любые проблемы! – сказал Бульдог.
– Что за «Хэрродс»? – спросил Робби.
– Такой огромный шикарный универмаг, – объяснила Шлёпа. – Значит… мы пойдем по магазинам?
– Боюсь, галопом по Европам, – улыбнулась Наоми. – Но тебе много времени и не надо, Шлёпа, ты всегда знаешь, что тебе нужно.
– А мы будем всё только Шлёпе покупать? – спросила я.
Наоми рассмеялась:
– Ну что ты, Розалинда. Я попросила подобрать для тебя несколько вариантов, скоро сама все увидишь.
– А… обувь? Можно мне вроде таких вот… – Я показала на сверкающие изумрудами Шлёпины кроссовки.
– Разумеется. Будет несколько пар кроссовок, сапоги «Конверс», эспадрильи [11] под шорты, джинсы и пляжные сарафаны плюс маленькие классические лодочки под строгие платья и шпильки на выход, – перечислила она.
– Просто потрясающе! – воскликнула я.
– Тебе же нельзя шпильки, Розалинда, – напомнил Робби.
– А ты попробуй мне запретить, – огрызнулась я.
– Шпильки, шпильки! – Моди выставила вперед ножку, как будто тоже захотела туфли.
– Будем таскаться по магазинам шмотья? Скука, – буркнул Робби.
– Я знаю, куда тебе хочется, Робби! – улыбнулась Наоми.
– И куда мне хочется? – взглянул на нее Робби.
– Думаю, первым делом – в кухонную утварь, но я позвонила в зоомагазин – там тебя тоже очень ждут.
Слова «кухонная утварь» нас всех слегка озадачили, но услышав про зоомагазин, Робби от восторга запрыгал на сиденье:
– Ой, Шлёпа, просто мировое желание!
– Слегонца поинтереснее, чем по деревьям лазить, – сказала Шлёпа. Она потыкала в кнопки в обивке салона – и вдруг заорала музыка. Потом Шлёпа показала на розовую бутылку с горлышком, обернутым золотой фольгой, и четыре бокала. Все это добро стояло в небольшом углублении.