Тут она на Вовку взгляд метнула:
— Наверняка Собакин поработал?
— А вот и не я.
— Так я тебе и поверила. Финкельштейн, что со щекой?
Очкарик на нее прищуривается, он без очков все равно что слепой, и качается взад-вперед.
— Перестань качаться, Финкельштейн. Здесь тебе не синагога.
Опять хохот.
— Ты что, Финкельштейн, язык проглотил?
Он молчит, качается.
— Вот вам, ребята, полезный урок. В нашей стране даже у детей врагов народа есть выбор. Отрываешься от коллектива — пеняй на себя.
Нина Петровна обводит нас серьезным взглядом.
— В капиталистических странах учительница сама бы решала, что с ним делать — разрешить остаться в классе или отправить к директору. Но у нас, ребята, советская школа, самая передовая в мире. Давайте все вместе примем решение. Голосованием. Кто за то, чтобы послать Финкельштейна к директору, поднимите руки.
Все руки подняли. Все за, конечно. Нина Петровна с удивлением на меня глядит:
— А ты, Зайчик, что, воздерживаешься или против?
— Вот видишь, Зина, совсем не трудно. Ты же знаешь, кто этого не делал, — продолжает Нина Петровна. — Можно еще проще. Напиши фамилии тех учеников, которые точно ни в чем не виноваты.
Зина с облегчением вздыхает, берет карандаш, прикрывает листок бумаги рукой, чтобы никто не подглядывал, и давай писать.
— Пиши, пиши, Зина. Молодец, — говорит Нина Петровна. — Только смотри не ошибись. Если хотя бы один ученик в твоем списке попадет под подозрение, знаешь, что будет?
Зина не знает, что будет. А действительно, что?
— Ты сама попадешь под подозрение, Зина. Мы теперь будем знать, что Зина Кривко покрывает врагов народа.