Игнатов. Что-то вы уж очень упрощаете, товарищ доктор.
Таня. Да! С некоторых пор меня пугают усложнения. (Пауза.) Конечно, условия работы здесь… своеобразные… Безлюдье, бездорожье, дождь, снег, метели – и все время в пути! Первые месяцы думала: не выдержу – очень боялась тайги, мне все казалось, что я заблужусь, попаду в пургу… Но время прошло, и я привыкла.
Игнатов. Ну, а почему вы все-таки приехали именно сюда, в Сибирь?
Таня. Мне казалось… Я… Просто мне предложили поехать в этот район, и я согласилась.
Игнатов. Жалеете об этом?
Таня. Вовсе не жалею… И вообще все это не важно.
Игнатов. А что же, по-вашему, важно?
Таня. Важно, что я чувствую себя здесь полезной. Остальное несущественно. Только работа может принести человеку истинное счастье. Все прочее – выдумка, ложь!
Игнатов. Неужели все?
Таня (резко). Да.
Игнатов. Даже… дружба?
Таня. Настоящая дружба требует времени, а здесь у меня этого добра нету.
Игнатов (задумчиво). Вероятно, вы верите, что человека делает сильным одиночество. Бойтесь этой мысли, она приведет вас к эгоизму.
Пауза.
Таня (пристально смотрит на Игнатова). Кто вы такой?
Игнатов. Я? Тоже вот, как вы, – езжу по разным дорогам, в разную погоду, к разным людям. (Пауза.) Вы одна здесь? Где ваша семья?
Таня. Мои родители живут в Краснодаре.
Игнатов. А в Москве… у вас остался кто-нибудь?
Таня. Никого не осталось.
Игнатов. Вы были… замужем?
Таня. Слава Богу, обошлось без этого.
Игнатов. Что так?
Таня. Любовь делает человека сначала слепым, а потом нищим.
Игнатов. А позвольте спросить: откуда вам это известно? На основании чьего опыта вы можете это утверждать?
Таня. Я знаю, что это так, у меня был близкий человек, подруга, и вот у нее…
Игнатов. Неужели я должен поверить, что нет на земле ни любви, ни дружбы только потому, что вашей знакомой попался негодяй, который…
Таня. Замолчите! (Сжав кулаки, она стоит перед Игнатовым, готовая ударить его.) Сейчас же замолчите. (Пауза.) Он ни в чем не виноват… Ни в чем, поняли?
Хозяйка (выходит из-за занавески). Ну вот и светает. (Подходит к Васину.) Слышь, человек беспокойный. Никак, уснул? Вот ведь, умаялся к утру-то. (Уходит за занавеску.)
Игнатов. Простите меня.
Таня (кивает головой). Ничего.
Игнатов. Я не хотел никого обидеть.
Таня. Я понимаю.
Пауза.
Игнатов (смотрит в окно). Утро…
Таня. Да… Вот и прошла ночь.
Игнатов. Неясный у нас с вами разговор приключился.
Таня. А вы… вы странный человек. Я говорю вам, что я счастлива, а вы меня почему-то разубедить хотите.
Игнатов. А разве лучше будет, ежели вы опять ошибетесь?
Таня. Опять? Почему опять?
Игнатов молчит.
Дождик, кажется, прошел. (Смотрит в окно.) Глядите, какой туман над тайгой. (Вздыхает глубоко.) Душно здесь все-таки. А там, за ельником, воздух, верно, чистый, свежий… По такой погоде хорошо домой ехать… Да, домой… (Усмехнулась.) Я еще никак не могу привыкнуть здесь к этому слову. Дом… Подумаю – и кажется мне, что это где-то очень-очень далеко, скачи туда день, два, неделю – все равно не доскачешь.
Хозяйка (приоткрывая занавеску). Оленька проснулась.
Таня. Иду. (Уходит за хозяйкой.)
Игнатов в раздумье смотрит ей вслед. Со двора слышен шум подъехавшего автомобиля. Вскоре входит Герман, загорелый, возмужавший.
Игнатов. А, пропащая душа! Давненько не видались.
Герман (здоровается). Да, месяца полтора. Забыл нас, Алексей Иванович.
Игнатов. А что мне о вас беспокоиться? Люди вы грамотные – план выполняете.
Герман. Домой или из дому?
Игнатов. Колесо у меня долго жить приказало. До зимовья дотянули, и то ладно. А ты куда в такую рань собрался?
Герман. Твой Перфильев вызывает. Хочу у здешнего старичка бензином поживиться, а то не доеду, пожалуй, до города.
Игнатов (смотрит на забинтованную руку Германа). А что с рукой-то?
Герман. С пальцем беда, вторую неделю мучаюсь. Хочу в городе врачу показать.
Игнатов. Зачем в городе! Я тебе сей момент доктора представлю.
Таня (кричит из-за занавески). Прошу потише! Очень мешаете.
Герман. Это… чей голос? Кто это?
Игнатов. Доктор. А что?
Герман. Доктор? Значит, показалось… Удивительно.
Игнатов. Пойдемте-ка разбудим старика. А там, глядишь, и доктор освободится. Я вас познакомлю.
Входят в маленькую, по соседству с нарами, дверь. Из-за занавески появляется Таня, за ней идет хозяйка.
Таня. Ну, все хорошо, через три дня встанет. Горло полоскать больше не надо, а порошки – вот эти – пусть еще два дня принимает. Осложнений у нее, думаю, никаких не будет. Она девочка крепкая.
Хозяйка. Ну, спасибо тебе, Танюшенька…
Таня (смотрит в окно). Тучи-то расходятся, – может, и солнышко выглянет… Поеду я, пожалуй.
Хозяйка. А может, отдохнешь?
Таня. Нет, мне еще на «Золотой луч» заехать надо.
Хозяйка. Ну, стало быть, прощай, милая. (Целует Таню.) Пойду Олюшку молоком напою. (Уходит за занавеску.)
Таня надевает плащ, берет сумку, идет к двери. Из маленькой комнаты выходит Игнатов.
Игнатов. Уезжаете?
Таня. Да.
Игнатов. Глядите, солнышко! Это вам на дорогу, чтобы ехать веселее было.
Таня. Спасибо.
Пауза.
Игнатов. Так, значит, не обиделись?
Таня. Нет, за что же…
Игнатов. Ежели будет в чем нужда, заходите. Буду рад.
Таня (улыбнулась). Да ведь я даже не знаю, кто вы.
Игнатов. Простите, не сообразил. Игнатов, Алексей Иванович.
Таня. Игнатов? Управляющий золотопромышленным районом?
Игнатов. Он самый.
Таня (улыбается). А ведь я ходила к вам. Зимой была острая нехватка медикаментов, транспорт работал отвратительно, и я решила… В общем, вам от меня не поздоровилось бы.
Игнатов. Вот как?
Таня. Да. И спасло вас только то, что меня к вам не пустили. (Насмешливо.) Мне было объявлено, что товарищ Игнатов занят.
Игнатов. Случается. Район у меня побольше Бельгии и Голландии, вместе взятых. Так что уж не обессудьте, бываю иногда занят. Даже частенько бываю.
Таня. Зачем же в гости зовете? Ведь и теперь у вас может времени не оказаться.
Игнатов. Может. И вот за это я у вас сейчас прошу прощения – так сказать, авансом.
Таня. Однако вы любезны.
Игнатов. И все-таки рад буду, если увидимся. По-моему, мы с вами чего-то недоговорили. (Пауза.) Желаю счастья.
Таня. До свиданья.
Таня быстро выбегает из комнаты. Хлопнула дверь.
Васин (проснулся). А? Что такое? Уже утро? Так и есть, уснул на самом интересном месте! И все из-за музыки!
Герман (выходя из маленькой двери). Ну, Алексей Иванович, где же твой доктор?
Игнатов. Ах, черт, забыл про тебя!.. Ну просто из головы вон!
Герман. Что? Уехала?
Васин. Как – уехала? Совсем? А вы проснулись? Давно? Эх, не надо мне было спать!
Игнатов (подводит Германа к окну). Видишь, вон по дороге скачет… Теперь уж не догонишь!..
Васин (в отчаянии). Проспал! Ах, горе, горе… Этот вот проснулся, вон тот приехал, а ее уже нет… И что здесь было – неизвестно! Эх, самое интересное проспал, чувствую!
Картина шестая
Седьмое ноября 1938 года.У Игнатова. Просторная, светлая комната в деревянном доме. Очень тепло, уютно. Стол накрыт для обеда. Топится печка. Игнатов сидит в кресле возле радиоприемника. Москва передает парад с Красной площади. Слушая передачу, он зажмурился, откинул голову на спинку кресла. В дверь стучат, Игнатов неохотно идет и открывает ее. Входит Таня. В руках у нее лыжи, она бледна, движения ее неуверенны.Игнатов(обрадованно). Татьяна Алексеевна, вот хорошо-то! Ну входите, входите… Прошу сюда, к печке.
Таня. Я наслежу у вас… И потом, лыжи…
Игнатов. Лыжи мы поставим в угол. Ну, раздевайтесь и садитесь сюда, на ваше любимое место. Были на демонстрации? Нынче в городе вся тайга собралась: у нас Седьмое ноября всегда так… Хорошо, что зашли, – вместе пообедаем, а потом на концерт, в клуб! Вы ведь свободны сегодня?
Таня. Да… Меня вчера на Черемшанский рудник вызвали, пришлось там заночевать, а утром… утром я освободилась. Но сегодня мне просто не везет: выехали с телегой, а телега увязла.
Игнатов. Да, за ночь снега навалило столько, что по всему району транспорт остановился. Говорят, все дороги замело. (Пауза.) Ну, так как же вы добрались? На лыжах?
Таня (кивает). А я давно не была у вас… Дней десять… Вы уезжали, кажется?
Игнатов. Путешествовал по району – как раз по вашему участку. Вы ведь теперь известность, мне столько о вас чудес порассказали!..
Таня молчит и как-то странно смотрит на Игнатова.
Игнатов. Сказать правду, соскучился я по вас. Вчера подумал – вот бы хорошо заболеть посерьезнее… Татьяна Алексеевна лечить бы стала! И так я размечтался, что даже градусник поставил. Гляжу, так и есть – тридцать восемь и пять. А потом вспомнил, сколько дел накопилось, и передумал. Стал на ночь температуру мерить – нормальная. (Смеется.)
Таня закрывает лицо руками и плачет.
Игнатов. Что… что с вами?
Таня. Отпустите меня…
Игнатов. Как – отпустить?
Таня. Отсюда… Я только что говорила с главным врачом, он отказал… Но вы его начальник, скажите – он послушает вас.
Продолжительное молчание.
Игнатов. Что случилось?
Таня. Вы помните Фиру Маркину, инженера на Черемшанском руднике? Она умерла сегодня ночью.
Игнатов. Что? Фира…
Таня. Правда, ее трудно представить мертвой? Но это сделала… я.
Игнатов. Вы?
Таня. У нее была хроническая язва желудка… Ну, и вчера, как следствие этого, прободение и перитонит. Я тотчас приехала и… Словом, ей следовало немедленно сделать операцию. Но я почему-то испугалась и решила везти ее сюда в больницу. (Тихо.) Она умерла в дороге, на рассвете. Умерла потому, что я не решилась… струсила.
Молчание.
Когда я приехала, она сказала: «Вот теперь-то я выкарабкаюсь». И только перед самым концом она как-то удивленно посмотрела на меня. Долго. (Плачет горько и безутешно.)
Игнатов. Не надо. Перестаньте. Не надо плакать.
Таня. Я хочу уехать. Совсем. Я больше не верю себе… жалкая, слабая девчонка… глупая и неумелая…
Игнатов. Куда вы хотите ехать?
Таня. В Краснодар. К родителям.
Игнатов. Зачем?
Таня. Не знаю. Буду учиться музыке… Или преподавать. Не знаю. Я хочу домой. Домой, понимаете?
Игнатов (долго смотрит на Таню, а потом как-то очень осторожно кладет свою руку на ее голову). Хватит. Не плачьте. Вы никуда не уедете. (Его голос делается почти нежным.) Поймите, вам нельзя возвращаться домой. Разве ваши старики ждут вас… такой? Увидеть свою дочь с пустым сердцем, без надежд и желаний. Неужели этого ждали они все годы? Нет, вы останетесь здесь. (Почти грубо.) Я не отпущу вас.
Таня. Кому я тут нужна? (Тихо.) Неудачница. (Пауза.) Вот я и сказала это слово.
Игнатов. Неправда. Вас любят и уважают в районе… Я… Я… почти понимаю, как вам тяжело сейчас… Но… Вам надо научиться быть черствой. Это входит в обязанности врача. Жалейте молча, краешком сердца, так, чтобы никто не заметил. Падать духом оттого, что вам не дано вылечивать всех! Разве это поможет вам завтра, когда вы отправитесь в очередной рейс?
Звонит телефон. Игнатов снимает трубку.
Да, я… Здравствуйте. Спасибо. Да, она здесь… Нет, ни в коем случае… Сейчас. (Передает трубку Тане.) Говорит главный врач.
Таня (в трубку). Да… Нет, говорите… (Долго слушает.) Николай Фаддеевич, дело не в празднике – я никогда не отказываюсь заменять товарищей, – но сегодня… Вы же знаете все, что случилось сегодня. Я в очень плохом состоянии, и тут дело в простой целесообразности… (Снова долго слушает.) Что? Ребенок? Да…
Это, конечно, меняет дело. Хорошо. Сейчас буду. (Вешает трубку.)
Игнатов. Что случилось?
Таня. Надо немедленно выезжать на прииск «Роза». Заболел ребенок, а все детские дела – мои. Правда, это не мой участок, я там никогда не была, но Стася нездоров, Кенареич в Красноярске, и… словом, ехать надо мне.
Игнатов. «Роза» – это тридцать километров пути, а все дороги замело. На чем вы доберетесь?
Таня. Николаю Фаддеевичу обещаны аэросани.
Игнатов. Ну что ж, поезжайте… Но ведь вы очень устали, кажется?
Таня. Немного… Дрожат руки, очень хочется спать, и я все время путаю: утро сейчас, день или вечер?
Игнатов. И все-таки поезжайте. А через два дня, когда мы увидимся, все злые мысли исчезнут, словно их и не было. Все забудется, милая Татьяна Алексеевна, верьте моему слову.
Таня. Нет. Ничего не забывается. Ничего. Милый Алексей Иванович, мне хочется крепко обнять вас, уткнуться головой в ваше плечо и… Вы чудесный человек, Алексей Иванович, но что вы знаете обо мне? Ничего. (Пауза.) Я говорила вам неправду. У меня был муж. Три года назад я ушла от него. Ушла потому, что слишком сильно любила. Так сильно, что не могла позволить ему быть даже немножко плохим. Об этом трудно рассказать.
Игнатов (негромко). Я знал.
Таня. Как… знали? Откуда?
Игнатов (пожимая плечами). Просто я понял… еще тогда, ночью, на дороге.
Таня. Я ушла от него. У меня родился сын. Потом он умер. И я осталась одна. Совсем. (Пауза.) Я никогда не говорила вам правды, решила вычеркнуть прошлое из своей памяти… Я думала – так будет легче… Но ошиблась. Я ничего не могу забыть.
Игнатов. Кто он… ваш муж?
Таня. Он инженер, работает где-то здесь, в Сибири. (Слабо улыбнулась.) Когда меня посылали сюда, я сразу подумала: а вдруг я его увижу? Тогда я не призналась себе в этом. Но теперь я знаю, это так.
Игнатов. Вы все еще его любите?
Таня. Наверное. Хотя… Это не совсем точное слово – люблю. Нет, просто я все еще принадлежу ему. (Пауза.) Иной раз подумаю, и кажется – встреть я его сейчас, не совладала бы с собой, Бог знает что натворила, только бы быть с ним вместе… Никого бы не пощадила!
Игнатов. Вот какая вы…
Таня. А что же. Нет, я не добрая.
Телефонный звонок.
Вероятно, это Николай Фаддеевич. (Снимает трубку.) Да, это я. (Пауза.) Что же делать? Подождать до завтра? Но вы сами говорили, что ребенок в опасном положении. Не знаю… А если дойти до «Розы» на лыжах? Нет, немножко устала, но в подобном случае это не имеет значения… Да, да. Я выйду сейчас же и успею добраться до темноты… Хорошо… Спасибо. (Вешает телефонную трубку.) Надо идти на лыжах.