Ей хотелось много увидеть, много узнать, а всё было такое необыкновенное и красивое, от кнопочек на стене, которые заливали комнату светом, до величественной тишины гостиной, увешанной зеркалами и портретами. Столько прекрасных людей вокруг, с которыми надо познакомиться — ведь кроме самой миссис Кэрью была Мэри, которая убирала в доме, отвечала на звонки и провожала Поллианну в школу, а Бриджет жила на кухне и готовила, а Дженни прислуживала за столом, а Перкинс водил машину. Все они были очень хорошие, хотя и совсем не похожи друг на друга.
Поллианна прибыла в понедельник, поэтому она пробыла здесь целую неделю до первого воскресенья. В то утро она спустилась вниз, сияя.
— Я так люблю воскресенья! — вздохнула она.
— В самом деле? — прозвучал в ответ голос, в котором явно чувствовалось безразличие ко всем дням недели.
— Да! Ведь по воскресеньям можно ходить в церковь и в воскресную школу. Что вам больше нравится, церковь или воскресная школа?
— Мне?.. Я… наверное… — начала миссис Кэрью, которая очень редко посещала церковь и никогда не ходила в воскресную школу.
— Трудно сказать, правда? — поспешила на помощь Поллианна. — А я церковь люблю больше, из-за папы. Вы же знаете, он был пастором. Конечно, он теперь на небе вместе с мамой и с остальными детьми, но я всегда стараюсь представить его здесь, и не всегда получается. В церкви, когда пастор говорит, я закрываю глаза и представляю себе папу, и тогда мне становится легче. Я так рада, что мы можем воображать! А вы?
— Я не совсем в этом уверена, Поллианна.
— Нет, вы только подумайте, насколько прекраснее то, что воображаешь. Для вас, конечно, это не так, всё настоящее вокруг вас — очень хорошее. — Миссис Кэрью сердито раскрыла рот, чтобы возразить, но Поллианна продолжала: — Да и у меня всё гораздо лучше, чем раньше. Но всё то время, когда ноги у меня не ходили, мне было очень трудно, оставалось мечтать. Теперь, конечно, я тоже часто воображаю, ну, например, про папу. Сегодня я собираюсь представить, что папа стоит за кафедрой. Во сколько мы должны выйти?
— Выйти?
— Ну, в церковь!
— Понимаешь, я не… то есть… я, наверное, не… — миссис Кэрью поперхнулась, прокашлялась и опять попыталась сказать, что она совсем не собирается в церковь и почти никогда не ходит. Но, глядя на спокойное личико Поллианны, она просто не смогла этого произнести и сказала:
— Я думаю, минут в пятнадцать одиннадцатого, если мы пойдём пешком. — А затем с раздражением добавила: — Здесь недалеко.
Вот так случилось, что миссис Кэрью в это ясное сентябрьское утро впервые за долгое время заняла фамильную скамью в богатой, красивой церкви, которую посещала в детстве, а сейчас поддерживала деньгами.
Для Поллианны же эта воскресная служба была настоящим праздником. Звучало необыкновенное пение одетого в строгие одежды хора; свет, проникая через цветные стёкла, мягко падал на прихожан; пылкий голос проповедника и благоговейное молчание молящихся так радовали её, что какое-то время она не могла произнести ни слова. И только когда они уже были почти у дома, она глубоко вздохнула:
— Ох, миссис Кэрью, я только что думала о том, как хорошо, что мы живём каждый день в отдельности!
Миссис Кэрью нахмурилась и строго посмотрела вниз. Она не любила проповедей, но ей некуда было деваться, пришлось выслушать проповедь с кафедры, а вот от этой несносной девчонки — это уж слишком! Кроме того, «жить сегодняшним днём» — любимая теория Деллы. Та постоянно повторяет: «Ты живёшь каждую минуту только один раз, Руфь, и можно вынести в эту минуту всё что угодно, ведь она больше не повторится!»
— М-да, — невнятно ответила миссис Кэрью.
— Вы только представьте, если бы пришлось прожить вчера, сегодня и завтра сразу! — вздохнула Поллианна. — Вокруг столько замечательных, необыкновенных вещей, вы же знаете. Но у меня было вчера, а теперь у меня есть сегодня, и у меня ещё есть в запасе завтра, и следующее воскресенье. Честное слово, миссис Кэрью, если бы теперь было не воскресенье, то я бы на этой улочке запрыгала бы, закружилась и запела. Я просто не смогла бы сдержаться. Но сегодня воскресенье, и я должна подождать, пока мы дойдём до дома, а тогда я подберу один гимн, самый радостный, мажорный гимн, который я только знаю. А какой самый радостный гимн? Вы знаете, миссис Кэрью?
— Нет, не знаю, — растерянно ответила та. Когда думаешь, что нужно прожить этот день только раз, потому что всё так плохо, странно слышать такие речи.
На следующее утро, в понедельник, Поллианна пошла в школу одна. Теперь она хорошо знала дорогу, да и школа была недалеко. Ей нравилась школа, она была маленькая, и для неё это было необычно, а ей нравилось необычное.
Однако миссис Кэрью не любила ничего необычного, а в последние дни необычным было всё. Того, кто от всего устал, и хотел бы побыть один, общаться с человеком, для которого всё ново и всё радостно, мягко выражаясь, утомляет; и миссис Кэрью сердилась. Она была просто измотана. Себе она признавалась, что если бы кто-нибудь задал ей вопрос, почему она так измучена, она могла бы ответить: «Потому что Поллианна слишком рада». Другим бы она не посмела так ответить.
Делле она всё же написала, что слово «рада» действует ей на нервы, но, к счастью, Поллианна ещё не начала проповедовать и не заставляет её играть в свою игру.
На второй неделе после появления Поллианны досада её вылилась в раздражённый протест. Непосредственной причиной послужили слова Поллианны об одной из участниц «Женской помощи».
— Миссис Кэрью, она играла в игру. Может быть, вы не знаете, что это за игра. Я вам расскажу. Она совсем безобидная.
Миссис Кэрью умоляюще подняла руки.
— Помилуй, Поллианна! — взмолилась она. — Об этой игре я знаю. Мне уже рассказала сестра, и… и… должна признаться, меня это не интересует.
— Ну конечно же, миссис Кэрью! — виновато воскликнула Поллианна. — Я не имела в виду вас. Конечно, вы не сможете в неё играть.
— Кто, я? — вскричала миссис Кэрью, которая не собиралась играть в эту глупую игру, но услышать, что она не сможет…
— Ну конечно! — отвечала Поллианна. — Ведь игра-то состоит в том, чтобы во всём находить радость, а вам и искать не надо.
Миссис Кэрью покраснела от негодования. В своей досаде она сказала гораздо больше, чем хотела.
— Ты права, Поллианна, не могу, — холодно призналась она. — Радости я ни в чём не вижу.
Поллианна растерянно смотрела на неё, потом удивлённо воскликнула:
— Почему, миссис Кэрью? — и затаила дыхание.
— А ты посмотри, что здесь хорошего? — начала миссис Кэрью, забыв на минуту о своём решении — не позволять Поллианне проповедовать.
— Но ведь… но ведь всё… — пробормотала Поллианна всё с тем же недоумением. — Вот, например, этот красивый дом…
— В нём можно поесть и поспать, а я не хочу просто есть и спать.
— Да ведь, кроме него, есть столько замечательных, превосходных вещей! — проговорила Поллианна.
— Они мне надоели.
— У вас есть автомобиль, вы можете поехать куда угодно.
— Я никуда не хочу ехать.
У Поллианны перехватило дыхание, и она почти прошептала:
— Подумайте о людях и о вещах, которые вы можете увидеть.
— Мне всё безразлично, Поллианна.
Поллианна совсем растерялась:
— Миссис Кэрью, мне тоже трудно играть, — в отчаянии проговорила она. — Раньше всегда случалось что-нибудь плохое, и чем труднее было, тем интереснее находить выход, найти хоть какую-то радость. Но там, где нет ничего плохого, и я не смогла бы придумать…
Некоторое время обе они молчали. Миссис Кэрью сидела, глядя куда-то за окно. Постепенно раздражение на её лице сменилось печальной беспомощностью. Наконец она медленно повернулась и проговорила:
— Поллианна, я не хотела говорить тебе, но теперь передумала. Я хочу рассказать тебе, почему всё, что у меня есть, не приносит мне радости.
И рассказала про Джеми — четырёхлетнего мальчика, который долгих восемь лет назад исчез в другом мире, оставив за собой закрытую дверь неизвестности.
— С тех пор вы его больше не видели? — еле слышно выдохнула Поллианна, когда история закончилась.
— Нет.
— Мы его обязательно найдём! Я уверена, мы его найдём.
Миссис Кэрью печально покачала головой:
— Нет. Я искала его везде, даже в других странах.
— Где-нибудь он должен быть!
— Ах, Поллианна, он, наверное, умер!
Поллианна тут же вскрикнула:
— Ой, нет! Миссис Кэрью, пожалуйста, только не говорите так. Давайте вообразим, что он жив. Вы можете это сделать, и это помогает. А когда мы представим его живым, мы сможем надеяться. Тогда станет намного легче.
— Я боюсь, что он умер, Поллианна, — прошептала миссис Кэрью.
— Вы не уверены в этом, правда?
— Н-нет.
— Тогда вы просто это представляете, — победно продолжала Поллианна. — А если вы можете представить его мёртвым, то можете представить и живым, это намного приятнее. Теперь вы понимаете? И однажды, я просто уверена, вы его найдёте. Ой, миссис Кэрью, да ведь теперь вы сумеете играть в игру! Вы можете играть про Джеми! Вы можете каждый день радоваться, ведь с каждым днём вы будете приближаться к тому дню, когда его найдёте. Понимаете?
Миссис Кэрью ничего не поняла. Она тоскливо поднялась со своего места и сказала:
— Нет, нет! Это ты не понимаешь. А теперь беги погуляй, или почитай, или займись, чем тебе вздумается. У меня болит голова, я пойду прилягу.
Поллианна с тревожным, задумчивым видом медленно покинула комнату.
Вблизи он оказался ещё красивее. Над её головой перекликались птички, дорожку перебежали белочки. На скамейках сидели мужчины, женщины, дети. Через ветви деревьев пробивались золотистые лучи солнца и отражались в воде, а откуда-то доносились весёлые крики детей и звуки музыки.
Поллианна опять остановилась в нерешительности и, немножко робея, обратилась к изящно одетой молодой женщине, которая шла ей навстречу.
— Простите, пожалуйста, тут, наверное, бал? — спросила она.
Женщина в недоумении уставилась на неё.
— Бал?
— Да. Я хотела спросить, можно мне здесь остаться?
— Тебе? Конечно. Это для… для всех! — воскликнула молодая женщина.
— Ох, тогда всё в порядке! — засияла Поллианна. — Как я рада, что пришла!
Женщина не ответила, только оглянулась, посмотрела на Поллианну всё так же недоуменно и торопливо пошла своим путём.
Поллианну не удивило, что хозяин этого прекрасного места, должно быть, очень щедрый, позволил всем принять участие в торжестве. Она шла, оглядываясь по сторонам. Там, где тропинка поворачивала, она увидела маленькую девочку с кукольной коляской и остановилась, но не успела она произнести и дюжины слов, как откуда ни возьмись, появилась молодая женщина, которая протянула руки к маленькой девочке и строго сказала:
— Сюда, Гледис! Сейчас же иди ко мне! Разве мама позволила говорить с чужими?
— Я не чужая, — объяснила Поллианна. — Я живу здесь, в Бостоне… — Но женщина с маленькой девочкой, которая тащила за собой кукольную коляску, была уже далеко. Поллианна, подавив вздох, замолчала. С минуту она стояла в раздумье, совершенно расстроенная, затем, решительно вздёрнув подбородок, пошла дальше. «Ну и что? Я могу радоваться, — подумала она, — потому что теперь я найду кого-нибудь ещё лучше. Может быть — Сюзи Смит, а может — даже и Джеми. Во всяком случае, я хочу их найти, а если их и не встречу, всё равно с кем-нибудь познакомлюсь».
Она мечтательно смотрела на поглощённых собою людей, проходящих мимо неё. Ей было одиноко. Воспитанная отцом и «Женской помощью» в маленьком городке, она каждый дом считала своим домом, каждого жителя — своим другом. Приехав к своей тёте в Вермонт, она просто решила, что разница только в том, что там новые дома и новые друзья, даже более привлекательные. Они ведь другие, а она очень любила всё новое. Высшей радостью в Белдингсвилле были прогулка по городу и посещения новых друзей. Естественно, Бостон, когда она увидела его впервые, показался ей ещё привлекательней, потому что обещал более увлекательные приключения.
До сих пор, однако, ей приходилось признать, что ожидания не оправдались. Она пробыла здесь почти две недели и так и не узнала людей, которые живут через улицу или даже по соседству. Ещё необъяснимей было то, что миссис Кэрью и сама не знала многих и никого не знала хорошо. Она, кажется, была совершенно безразлична к своим соседям, и тут, по-видимому, ничего нельзя было сделать.