Он отвернул борт курточки – там торчала иголка с туго накрученной ниткой.
– Я пришью, – сказала мать. – Иди. Товарищи небось заждались тебя. С малышами никогда дела не переделаешь, – улыбнулась она.
– Ну, зашей. – Саша быстро закрутил свою нитку обратно.
– Что это ты иголку с собой носишь? – спросил Васёк.
– Ношу. Всё время пригождается, – деловито ответил Саша.
Васёк пожал плечами.
– Брось! Девчачье это дело, – презрительно сказал он. Саша не расслышал.
– Пойдём в комнату, – сказал он товарищам. В соседней комнате было тихо и просторно. Как только Саша закрыл за собой дверь, Одинцов сообщил:
– У нас новость!.. Трубачёв, расскажи.
Васёк с жаром начал рассказывать:
– После каникул у нас будет новый учитель. Отменный учитель! Сам Грозный сказал.
– Да что ты! – обрадовался Саша. – Вот хорошо! А то мы…
За дверью вдруг что-то с грохотом упало и началась невероятная возня. Саша тревожно прислушался:
– Кажется, мать ушла. – Он бросился к двери: – Я сейчас! Через секунду он вернулся.
– Ничего. Это они в колхоз играют. Перевернули стулья и везут сдавать зерно, – с улыбкой пояснил он, закрывая за собой дверь. – Ну, Трубачёв, рассказывай про учителя.
– Да ну тебя! – с досадой сказал Васёк. – Что тебе рассказывать, если ты всё время бегаешь!
– Да нет, это я так… думал – мама ушла. Ну, рассказывай, – умоляюще сказал Саша.
– Ну ладно! Так вот, этот учитель только для нашего класса, понимаешь? Это во-первых. А во-вторых…
Саша вдруг рванулся и снова исчез за дверью. На этот раз из соседней комнаты послышался отчаянный визг и плач.
Васёк и Одинцов, толкая друг друга, выскочили вслед за Сашей. Оказалось, что толстый карапуз Валерка просунул голову между прутьями кровати и никак не мог вытащить её обратно.
– Стой! Стой! – кричал ему Саша. – Поверни голову набок…
С помощью Коли и Васька он наконец вытащил братишку. Но товарищи уже собрались уходить.
– Куда же вы? Расскажите хоть про учителя.
– В школе расскажем! – крикнул Одинцов.
Васёк только махнул рукой…
Вечером, забравшись к отцу на кровать, он с удовольствием делился с ним своей новостью:
– После каникул у нас будет новый учитель. Мария Михайловна совсем ушла. Ей восемьдесят лет уже.
– Восемьдесят лет! – удивился отец. – Ого-го! Совсем, верно, старушка с вами замучилась! Ты у меня один, и то я с тобой голову себе скрутил.
– Ну тебя! – недовольно сказал Васёк, приподнимаясь на локте и заглядывая в лицо отцу. – Я небось председатель совета отряда… а ты говоришь!
– Вот-вот, мне и нужно, чтобы мой сын первый сорт был!
– «Первый сорт»… – протянул Васёк. – Я ещё не выучился, – он навертел на палец отцовский ус, – а ты нападаешь.
– Я не нападаю, – засмеялся Павел Васильевич. – Не трожь усы, всю красоту испортишь… Да спи уже, а то завтра тебя пушками не поднимешь. – Он обхватил сына за шею. – Спи.
Васёк, лёжа с открытыми глазами, думал о Саше, об Одинцове и о Севе Малютине.
– Хорошая, папа, картина у Малютина, но сам Севка какой-то тщедушный, – с сожалением сказал он.
Отец не ответил.
– Слышишь, папа?
– Слышу.
– А что ты слышишь?
– Тще-душный, – промычал, всхрапывая, Павел Васильевич.
Глава 8
Мазин и Русаков
Мазин скучал. В землянке под старой елью было темно и тихо. У входа, завешенного белой простынёй, валялась убитая из рогатки ворона. Снаружи крупными хлопьями валил снег. Иногда, отодвинув край простыни, Мазин зорко и насторожённо оглядывал берег. Он ждал Русакова. Они не виделись с того памятного вечера, когда в их владениях побывал Трубачёв со своими товарищами.
«Отец дома. Держит Петьку при себе», – соображал Мазин. Мазин и Русаков жили на одной улице, в одном доме. Дружба их началась с первого класса и навсегда укрепилась после одного случая. А случай, который сделал их закадычными друзьями, был такой. Однажды, стреляя в цель из рогатки, Русаков разбил цветное стекло в угловой даче. Испуганный, он прибежал к Мазину.
– Пропал я, Колька! Отец узнает – за ремень схватится!
Отец Пети рано овдовел и, сдав сына на попечение соседок, с головой ушёл в работу. Весь день проводил он на обувной фабрике, где считался одним из лучших работников. Возвращаясь домой, он бегло интересовался здоровьем сына и, найдя в дневнике плохую отметку, сразу закипал гневом:
– Я с восьми лет сам на себя зарабатывал и дорогу пробивал себе тяжёлым трудом, а тебе всё даром даётся! Отец для таких, как ты, целый день работает. Да разве один я? Вся страна не покладая рук трудится, чтоб из вас люди вышли! А вы что делаете? Безобразие! Распущенность! На тебя все соседи жалуются! Вот подожди, я когда-нибудь возьму ремень да поучу тебя так, как меня в своё время учили!
Петька со страхом смотрел на отца. Этот большой, сильный человек с чёрной густой шевелюрой и сросшимися бровями, под которыми трудно было угадать цвет его глаз, был чужим и непонятным мальчику.
Иногда отец вдруг останавливался посреди комнаты и, глядя на сына усталыми, хмурыми глазами, говорил:
– Ты пойми… Человек должен понимать слова, а не палку! Что у тебя, самолюбия нет, что ли?
Петька съёживался и молчал.
Разбитое стекло в угловой даче беспокоило Петю. Он сидел у товарища, с тревогой поглядывая на дверь.
– Да, может, отец не узнает, – утешал его Мазин.
Петя безнадёжно махал рукой:
– Хозяева видели, как я побежал.
Мазину было жалко товарища. Он что-то соображал про себя, пыхтел, надувая толстые щёки, и, когда Петя Русаков, просидев у него целый час, собрался уходить, сказал:
– Пойдём вместе. Я скажу на себя, а ты будто в канавке сидел.
– В какой канавке?
– Ну за домом… Кораблики пускал.
Случай этот происходил весной.
– Кораблики… – протянул Русаков. – А чего же я побежал тогда?
– Мало ли чего! Побежал, чтобы на тебя не подумали, – вот и всё. Понятно?
Русаков просветлел:
– И правда, может, обойдётся?
– Обязательно обойдётся. Верти кораблики. Сейчас намочим их во дворе – и айда к твоему отцу!
Петя сделал из газеты два кораблика, во дворе товарищи прополоскали их в грязной луже и храбро направились к дому Русакова.
– Постой, а вдруг твоя мать узнает? – тревожно спросил Петя. – И голова у неё заболит от этого. Жалко её. Он остановился.
– Не ной, – мрачно сказал Мазин. – Пойдём лучше!
Отец Русакова уже всё знал. Он встретил сына на пороге, красный от гнева.
– Опять мне на тебя люди жалуются!
– Я, пап… – дрожащим голосом начал Петя.
Мазин толстым грибком вырос перед разгневанным родителем и вытащил из кармана рогатку:
– Петя ни при чём. Он кораблики пускал.
– Я, папа, кораблики…
– Какие ещё кораблики? – загремел Русаков-отец. – Ко мне взрослые люди приходят, на моего сына жалуются!
– Это из угловой дачи к вам приходят? – осведомился Мазин. – Так я у них стекло разбил. Я нечаянно… в воробья метил, а попал в стекло. А Петя испугался и побежал. Вот они на него и сказали. Не разобрались как следует и напали… А ещё взрослые! – объяснял Коля Мазин, глядя прямо в глаза Русакову и закрывая Петю своей крепкой, приземистой фигурой.
– Не разобрались, – мямлил Петя, выглядывая из-за плеча товарища.
– «Не разобрались»! – передразнил его отец, уже смягчённый признанием Мазина. – Лазите чёрт знает где!.. А ты тоже хорош! У тебя мать труженица, больная женщина, а ты ей сюрпризы устраиваешь, – напал он на Колю.
– Я не сюрпризы, я нечаянно.
– «Нечаянно»! И Петьку моего сбиваешь на всякие дурацкие шалости… Ты где был, когда твой приятель в стекло камнем запустил? – обратился он к сыну.
– Я в канавке кораблики пускал, – шмыгнул носом Петя и вытащил из кармана размокшие бумажные кораблики.
– Чтобы я больше не видел всей этой гадости! – закричал отец. – Выбрось эту дрянь в помойное ведро сейчас же! А рогатку я сам… – Он обеими руками сдавил рогатку. Она не поддавалась. – В печку!
– Лучше в помойную яму или в пруд. Давай, папа, мы выбросим! – с готовностью предложил свои услуги Петя.
– Молчи! И ступай сам с этими людьми объясняться. Скажи… приятеля хорошего имеешь, вот что!
Когда мальчики вышли, Мазин сказал:
– Сбегай в аптеку за порошком от мигрени, а я пойду в угловую дачу сознаваться.
Вечером Мазин ходил за своей матерью и говорил:
– Ты, мама, приляг… И не волнуйся. Ни один человек не проживёт так, чтобы стекла не разбить.
Мать Коли Мазина работала в швейной мастерской. Коля никогда не видел свою мать здоровой. Она постоянно жаловалась, что от шума швейных машинок у неё болит голова. Малейшая неприятность также вызывала у неё мигрень, и тогда она тихо стонала, уткнувшись в подушку головой, обвязанной мокрым полотенцем, а Коля готовил ей чай, размешивал ложечкой сахар и бегал по аптекам, спрашивая везде, не изобретено ли какое-нибудь новое средство от мигрени. Дома, пока мать была на работе, Коля успевал приготовить обед, наколоть дров, сбегать за хлебом. Поэтому, когда мать жаловалась соседкам: «Не знаю, хватит ли моих сил воспитать сына», – соседки украдкой переглядывались. «Хватит ли у него-то сил ухаживать за такой больной матерью?» – думали они про себя, жалея мальчика.
После случая со стеклом ребята выработали особую систему самозащиты.
Теперь, что бы ни случилось, перед отцом Русакова виновным всегда выступал Мазин, а перед матерью Мазина – Петя.
– Вы, гражданка Мазина, обратите внимание на своего сына. Он и моего вконец испортить может, – внушительно говорил Русаков-отец матери Мазина.
– Подумайте! – возмущалась та. – Да как он может мне такие вещи говорить! Ведь чего только его Петя не выделывает! Он добьётся того, что я не позволю своему сыну играть с Петей.
В конце концов родители, к большому огорчению мальчиков, категорически запретили им встречаться.
Мать Мазина пообещала Коле, что она окончательно потеряет голову, если он будет продолжать дружбу с Петей, а Русаков-отец посулил своему сыну спустить с него три шкуры, если ещё раз увидит его вместе с Мазиным.
Петя, который вечно дрожал за одну свою шкуру, не мог даже представить себе, что значит спустить три. Мазин тоже забеспокоился:
– Конечно, в школе нас никто не проверит.
– А после школы я один буду? – шмыгнул носом Петя.
– Не хнычь! – сердито сказал Мазин. – И заруби себе на носу, Петька: нет такой беды, из которой нельзя вылезти. Я это проверил.
Выход действительно нашёлся.
Через два дня после этого разговора на берегу заросшего, затянутого зелёной ряской пруда, где тучами кружились комары и мошки, а по вечерам, надуваясь, кричали лягушки, Мазин и Русаков уже рыли себе землянку под разлапистыми ветвями старой ели. Они приходили сюда поодиночке, работали изо всех сил и, уходя, оставляли друг другу короткие записки:
«Двинулся на полметра в ширину. МЗС.»
«Углубился вход. РЗС».
К началу занятий в школе землянка была готова. На пруду редко бывали люди: в густом кустарнике, заросшем крапивой, не было тропинок. Землянка, тщательно замаскированная дёрном, была почти незаметна.
Мазин и Русаков ликовали:
– Поди ищи нас теперь!
– А в случае нападения можно и отстреляться, – говорил Мазин.
Недостатка в стрелах, пугачах и рогатках не было. Мальчики усердно тренировались в стрельбе. Около землянки на дереве висели белые кружочки, пробитые стрелами.
– Петька, целься в правый кружок, а я в левый! Следопыту надо бить без промаха! – поучал Мазин.
С наступлением осенних дождей Мазин притащил из дома клеёнку, а Русаков – дождевой плащ. В землянке и в проливной дождь было тепло и сухо.
Мазин достал где-то азбуку следопыта и требовал от Петьки, чтобы он срисовал её и выучил наизусть. Зимой товарищи ходили на лыжах в лес. Ставили силки, но зайцев в этих местах не было.
Сегодня Мазину посчастливилось – он убил ворону.
Прождав товарища до позднего вечера, Мазин взял клочок бумаги и написал: «Убил дичь. Придёшь – освежуй».
На другой день товарищи встретились.
– Отец был дома, – пояснил Петя. – Он премию получил, гостей назвал. Много. И одна тётенька там была. Он ей говорит: «Вот мой Пётр» – это про меня. А она ему: «Ну, какой же это Пётр – это просто Петя!»
– Ладно! – прервал его Мазин, вынимая перочинный нож и вытаскивая из угла убитую ворону. – На, свежуй дичь, а я огонь разведу.
Он поставил у входа жаровню, бросил на угли спичечные коробки и стал разжигать огонь.
Петя поднял ворону, оглядел её со всех сторон и удивлённо сказал:
– Какая же это дичь! Это обыкновенная ворона.
– Так убей утку! – огрызнулся Мазин, протирая красные от дыма глаза. – А не убьёшь утку – будешь есть ворону!
Через несколько минут из котелка уже торчал чёрный вороний клюв.
Мазин взял лопату, вышел из землянки и скоро вернулся с мороженой рыбой.
У Пети сделалось грустное лицо.
– Довольно одной вороны, Мазин, а то мы сразу все запасы съедим, – осторожно сказал он.
Мазин молча отхватил ножом кусок рыбы, нарезал её тонкими ломтиками, посолил и подвинул товарищу.
– Ешь! Ворон на нашу долю хватит, – сказал он, храбро отправляя в рот ломтик рыбы.
Петя, зажмурившись, последовал его примеру.
Оба молча жевали, украдкой наблюдая друг за другом.
– Все охотники едят мороженую рыбу, а собаки на севере преимущественно питаются этим, – со вздохом сказал Петя.
В котелке забулькала вода. Мазин вытащил ворону, потыкал её ножом и снова бросил в котёл:
– Жестковата.
Петя повеселел.
– Конечно, пусть упревает, – с живостью сказал он, похлопывая себя по животу. – И вообще я здорово сыт. Возьми мою половину, если хочешь, – добавил он, подвигая Мазину оставшийся ломтик рыбы.
Мазин сделал вид, что не слышит, сложил нарезанные куски и вышел из землянки.
Через минуту, сидя на мешке с сеном и лениво постреливая из рогаток в стенку, они вспомнили и трёх товарищей, так неожиданно появившихся на пруду.
– И чего их занесло сюда? – забеспокоился Мазин. – Ещё повадятся ходить.
– Не повадятся, – усмехнулся Русаков. – Я их здорово напугал.
– Трубачёва не запугаешь – этот к чёрту на рога полезет. Смелый парень! Вот такого бы товарища нам с тобой! – сказал Мазин.
– Да… хорошо. Только он отличник, а мы… – Петя легонько свистнул и засмеялся.
– А ты принёс учебники? – живо спросил Мазин.
– Забыл.
– Смотри, Петька, не пройдёт нам это даром.
Он опустил рогатку и задумался.
– А чего же мы плохого делаем? – искренне удивился Петя. – Мы ничего плохого не делаем.
Мазин прищурился и уничтожающе посмотрел на него.
– Если человек делает плохо и знает, что это плохо, то это ещё ничего, – медленно сказал он, – а если он делает плохо и думает, что это хорошо, то это уж дело дрянь!
– Я не думаю, – быстро сказал Петя, – насчёт учёбы и вообще…
– То-то, – сказал Мазин. – Себя обманывать нечего.
Он достал азбуку следопыта, прикрыл рукой подпись под рисунком и строго спросил:
– Чей след?
– Утки, – поспешно ответил Петя.
– Сам ты утка! – рассердился Мазин. – Кому я говорил – выучи наизусть!
Глава 9
Тётя Дуня
Васёк был дома один. Он принарядился, начистил ботинки и, не зная, что с собой делать, ходил по комнате.
Каникулы ему уже надоели. Скорей бы в школу!
«Интересно, какой-то новый учитель?» – думал он, поджидая отца.
В дверь кто-то тихонько постучал.
– Мне к Трубачёву Павлу Васильевичу, – сказала женщина, осторожно прикрывая дверь и с трудом втаскивая за собой корзинку.
– Папы нет. – Васёк внимательно разглядывал гостью.
Она была в синем пальто, туго застёгнутом на все пуговицы. Из-под чёрного полушалка глядели на Васька рыже-голубые, чем-то знакомые глаза. Мальчика охватила тревога.
– Папы нет! – повторил он.
– Папы нет, а тётка – вот она! – вдруг сказала женщина, любезно поджимая губы. – А ты небось Васёк? Тащи-ка корзинку. Запарилась я с ней!