— Об этом и речи быть не может, — тут же ответил ее супруг, помотав головой, словно это предложение следовало немедленно вытрясти из мозга и ушей, чтобы оно не успело нанести никакого вреда. — Я не стану, повторяю — не стану — посмешищем для соседей.
— Ну и на меня тогда не рассчитывай.
— Может, нам кого-нибудь нанять? — спросил Элистер. — Вроде профессионала, который гуляет с собаками.
— Но тогда придется оправдываться за состояние мальчика перед чужим человеком. И глазом моргнуть не успеешь, как слухи пойдут.
— И то правда. Но как же быть со школой?
— А что школа? — нахмурилась Элинор. — Ты о чем это? Не ходит он ни в какую школу.
— Пока не ходит, но скоро же пойдет. Через несколько месяцев ему в детский сад. Придет весь такой белый, и все решат, что с ним что-то не так.
— С ним и так что-то не так, Элистер.
— А вдруг они решат, будто у него кожная болезнь? Тогда никто не захочет с ним сидеть. И опомниться не успеем, как нас потащат разговаривать к школьному врачу, а там и хлопот не оберешься. Могут и в стенгазете про это напечатать — и тогда все узнают, что я породил летающего мальчика. Нет уж, прости меня, Элинор, но я должен настоять на своем.
— На чем ты должен что? — не веря своим ушам, переспросила Элинор.
— На своем, — уже с нажимом повторил Элистер. — Я глава этой семьи, и я решил, что мы рискнем. К черту неприятные взгляды и жестокие сплетни. Мальчика надо выводить на солнышко. Завтра утром можешь и начать, когда поведешь гулять Капитана У. Э. Джонза.
Собакин хвост при этом расчудеснейшем на свете слове — «гулять», два слога, сулящие ни с чем не сравнимые удовольствия, — радостно завилял, и Элинор с неохотой согласилась. Сопротивляться у нее больше не было сил. Поэтому наутро — день обещал быть ярким и солнечным, в самый раз для того, чтобы щеки мальчика немного порозовели, — Элинор хлопнула в ладоши, призывая Капитана У. Э. Джонза, пристегнула к его ошейнику поводок, а затем встала на кухонный табурет, чтобы достать с потолка сына.
— Идем гулять, — буднично сообщила ему она.
— По дому?
— Нет, на улицу.
— На улицу? — переспросил Барнаби, ни на грош не веривший, что мама сделает так, как накануне вечером распорядился папа.
— Ну да. Но прежде, чем мы выйдем, — в общем, извини, но я должна кое-что сделать.
И Элинор достала запасной ошейник Капитана У. Э. Джонза — такой, что растягивается, — и второй поводок, которые они держали в кухонном шкафу. Через три минуты все вышли на улицу.
На улицах Киррибилли то было необычайное зрелище. Сначала двинулись к дому генерал-губернатора на самом южном кончике полуострова: повесив от стыда голову, шла взрослая женщина, в нескольких шагах впереди трусила собака неопределенной породы и неведомого происхождения, а позади на другом поводке над ними летел четырехлетний мальчик, бледный, как привидение.
— Это авария была? — спросил Барнаби у Лиэма, когда они подружились достаточно, чтобы задавать друг другу личные вопросы; случилось это всего через пару часов. — Где ты руки потерял, то есть?
— Нет, я так родился, — ответил Лиэм. — Всякое бывает. Вон у некоторых мозга нет. — Он показал на мальчика по имени Дэннис Ликтон, который был выше всех остальных в классе и беседовал с собственными ботинками. — У некоторых — стиля, — продолжал он, поглядев на нервного субъекта по имени Джордж Рафтери — тот ходил в Робин-Гудовой шапочке. — А у меня вот нет рук. Пробовал с фальшивыми ходить, но так и не привык. С крюками удобнее. Крюками я все могу. Только в носу не поковыряешься.
— Очень блестят, — сказал Барнаби, любуясь, как на них играет свет.
— Это потому, что я их чищу каждое утро перед выходом из дома, — сказал Лиэм, довольный, что Барнаби это заметил. — Мне нравится хорошо выглядеть. Да я и не знал ничего другого, поэтому мне все равно. Жалко только, что в баскетбол не поиграешь, а у меня бы здорово получалось.
— Я б тоже блестяще играл, — сказал Барнаби. — Там же ничего делать не надо — взлетел с мячом и бросай себе в корзину. Только очки считай.
— А ты всегда летал?
— Как только родился.
— Вот молодец! — сказал Лиэм Макгонагалл. Тут-то они и стали друзьями. Это ведь на самом деле очень просто.
Шли недели, а распорядок жизни не менялся. Барнаби приводили в академию «Юный лосось» перед самым выстрелом стартового пистолета, тут же привязывали к стулу и оставляли так на весь день, а он изо всех сил старался не расстраиваться, когда его дразнили другие мальчишки. И все это время крепла их счастливая дружба с Лиэмом.