— О чем ты задумалась, девочка? — переспрашивает Анна Ивановна.
Нана опускает голову. Ей стыдно. Она задумалась на уроке и не слыхала, что объясняла Анна Ивановна. Но как рассказать Анне Ивановне и ребятам о том, что она вспоминала, о чем задумалась? Ей еще трудно говорить по-русски. Ведь прошло только несколько месяцев с того дня, как в московском аэропорту приземлился самолет, на котором Нана прилетела из Африки.
Только несколько месяцев Нана живет в Москве. Только несколько месяцев слушает она русскую речь. В первый же день, сразу после своего приезда Нана выучила русское слово «здравствуй». Все говорили ей это слово! И какие-то люди в аэропорту и шофер машины, на которой Нана с мамой и ее друзьями ехали по городу. И мамины товарищи — африканские студенты из разных стран — и мамины учителя. И продавщицы в магазине, куда они пошли с мамой, чтобы купить Нане пальто, ботинки и теплое платье…
На улицах Москвы деревья стояли почти совсем голые, как баобабы в Африке, но только не такие большие. На них еле-еле начинали раскрываться маленькие зеленые листики. Мама сказала: «В Москве сейчас весна. Скоро у меня начнутся экзамены…»
Утром мама уходила на лекции, а Нана гуляла в садике около общежития. На асфальте и на песчаных дорожках она писала буквы, которые ей показывала мама.
Сабалу отворачивается, брови его гневно сдвинуты, руки сжимают руль машины: «Если бы я был один, я бы ему сказал! Я бы ему показал!..» И он прибавляет скорость. Облако красной пыли скрывает людей, идущих по дороге. Молчат Сабалу и мама. Молчит Нана, прижавшись к маминой руке.
— Я уеду, Сабалу. Я непременно уеду… — шепчет мама.
— И я поеду с тобой, — говорит Нана.
Мама гладит плечо Наны и торопливо успокаивает ее:
— Спи, моя девочка. Спи, моя любовь…
Мама тихо разговаривает с Сабалу. Нана сквозь сон слышит название городов, далеких, незнакомых. Лиссабон, Париж, Рабат… А потом… слышит слово «Москва». Нана знает, что это слово никогда нельзя говорить громко. Ни с кем нельзя говорить о Москве. Нельзя говорить и слово «русский», нельзя говорить слово «советский». Мамин друг Жоакин однажды сказал это слово, кто-то услыхал, и за Жоакином пришла полиция… Теперь он в тюрьме, И никто не знает, когда он выйдет оттуда. И о Жоакине теперь все говорят очень тихо.
Нана знает, что мама говорит о Москве только с Сабалу. Сабалу — ее друг. А с папой нельзя говорить о Москве…
Однажды, когда мама уже уехала, когда бабушка Жозефа запретила всем в доме говорить о маме, папа стал как-то вечером настраивать радио. Слышно было, как свистит ветер над океаном, гремит где-то далекий гром… Врывалась веселая музыка… Звучали разные голоса на разных языках… И вдруг в тишину маленькой комнаты, где были только папа и Нана, вошел мамин голос. И папа и Нана сразу узнали его.
Мамин голос сказал: «Говорит Москва. Начинаем нашу передачу для Африки на португальском языке. Сегодня мы вам расскажем о последних событиях в мире. Говорит Москва! Говорит Москва!..»
Это было так страшно… Москва говорила маминым голосом… Это так радостно было — услыхать мамин голос…
Но папа сразу выключил радио. Он очень строго посмотрел на Нану, взял ее своими сильными руками за худенькие плечи, притянул к себе близко-близко и сказал:
— Помни, Нана. О том, что мы с тобой сейчас слыхали, никому никогда не говори! Никому и никогда! Ты поняла?
Нана кивнула головой.
— Никому и никогда! Иначе мы все попадем в тюрьму.
Нана не хотела попасть в тюрьму. Никогда и никому она не рассказывала о том, как в тот вечер папа включил радио и вдруг Москва заговорила маминым голосом…
И когда Сабалу однажды ночью влез через окно в комнату, где спала Нана, когда он так же через окно вынес ее на улицу, усадил в кабине рядом с собой и на своем грузовичке повез куда-то, Нана ни о чем его не расспрашивала. Потому что Сабалу шепнул ей на ухо:
— Молчи, Нана! Молчи, девочка. Сейчас ты поедешь к маме…
Сердце у Наны билось от радости и от страха. Вот и она едет в Москву, она едет к маме…
Глава IV. Какие бывают наказания
Сегодня во время переменки мальчики из пятого класса затеяли игру в футбол не на спортивном поле, а прямо около школьного здания. Окна того класса, где обычно занималась с второклассниками Анна Ивановна, были открыты. Мяч влетел в класс и, ударившись о парту, запрыгал по полу.
Шустрый Алеша Скачков, конечно, не выдержал, схватил мяч и вскочил на парту, чтобы выбросить мяч во двор. Там уже, задрав головы вверх, от нетерпения ревели и кричали футболисты из пятого класса. Алеша захотел показать свое искусство. Он ударил мяч о подоконник, чтобы отпасовать его ловким и сильным ударом вниз, во двор…
Но со всего размаха носок Алешиного ботинка стукнул сначала по мячу, а потом по стеклу… Зазвенев, посыпались на пол блестящие осколки. Ребята замерли.
Раздался звонок, и в класс вошла Анна Ивановна. Алеша так и стоял, замерев на месте. Одна нога — на подоконнике, другая — на парте. Стекла валялись вокруг него.
— Что произошло? — спросила Анна Ивановна.
— Я разбил стекло, — мрачно сказал Алеша, сердито глядя на свой ботинок, как будто именно он, этот черный ботинок с облезлым носком, был виноват во всем том.