Полное собрание стихотворений - Мирра Лохвицкая 16 стр.

Это – вишни в цвету, это в золоте даль.

Это юной души молодая печаль.

О, виденья весны, вы – со мной, вы со мной!

Вы поведайте мне о печали земной.

Что такое – печаль? Что такое – печаль?

Это – сердце, которому прошлого жаль.

Это – парус, плывущий в лазурный туман,

К голубым берегам неизведанных стран.

Что такое – печаль? О печаль! О печаль!

Это – эхо, зовущее в синюю даль.

Это – вздох, замирающий в синей дали,

Далеко от небес, далеко от земли.

Это-лунная греза над тьмою земной.

Это-дух, нисходящий с ночной тишиной.

Это – боль, о которой поют соловьи.

Это – девственный лик отраженной любви.

О, виденья весны, вы – со мной, вы – со мной!

Что зовется любовью в печали земной?

Что такое – любовь? Что такое – любовь?

Это – луч, промелькнувший и скрывшийся вновь.

Это-павших цепей торжествующий смех,

Это – сладостный грех несказанных утех.

Что такое – любовь? О любовь! О любовь!

Это – солнце в крови, это – в пламени кровь.

Это – вечной богини слетевший покров.

Это – вешнее таянье горных снегов.

Это – музыка сфер, это – пенье души.

Это – веянье бури в небесной тиши.

Это – райская сень, обретенная вновь.

Смерть над миром царит, а над смертью -

любовь!

1902–1904

Я – жрица тайных откровений.

Во тьме веков мне брезжит день.

В чудесной были воплощений,

В великой лествице рождений -

Я помню каждую ступень.

Я – жрица откровений тайных,

Слежу за цепью роковой

Моих путей необычайных

Не мимолетных, не случайных,

Но предначертанных Судьбой.

Я – откровений тайных жрица

И мир-пустыня для меня,

Где стонут жертва и убийца

Где страждущих белеют лица

В геенне крови и огня

1902–1904

Мне снились горы в огне заката,

Не как туманы, не как виденья,

Но как громады земной твердыни,

Преддверье славы иного мира.

Оне вздымались двойной стеною

Алели ярко над облаками,

Все в чудных знаках, в заветных рунах,

Хранящих мудрость Предвечной Тайны.

Мне внятны знаки, понятны руны -

В мгновенья света и откровенья.

Но как пройду я златые стены?

Как вниду в царство иного мира?

Горят вершины в огне заката

Душа трепещет и внемлет зову.

Ей слышен шепот: "Ты внидешь в вечность,

Пройдя вратам любви и смерти".

1902–1904

Утренним солнцем давно

Чуткий мой сон озарен.

Дрогнули вежды. В окно

Розовый стукнул пион.

В яркий одевшись покров,

Пышный и дерзкий он взрос.

Льется с его лепестков

Запах лимона и роз.

Смотрит румяный пион,

Венчик махровый склонив.

Алый мне чудится звон,

Мнится могучий призыв,-

Юности пышной знаком,

Зрелости мудрой далек.

Ветер качает цветком.

Крепкий стучит стебелек.

Чуждый поэзии сна,

Ранним дождем напоен,

В светлые стекла окна

Розовый бьется пион.

1902–1904

Приди! Испей от чаши сладостной.

Свои дух усталый обнови.

Я буду светлой, буду радостной,

Я буду гением любви.

Я дам лазурные мгновения.

Приди – и сердце обнови

Полетом вольного забвения

Меж белых роз моей любви.

1902–1904

Когда-то ты меня любил,-

Давно, в стране иной.-

Ты полон был могучих сил,

Ты был любимым мной.

Блеснул закат лучистых дней -

Давно, в иной стране.-

Расстались мы – не по твоей,

Не по моей вине.

И свод затмился голубой-

В стране иной, давно.-

Мой друг, склонимся пред Судьбой;

Так было суждено.

1902–1904

Слышишь, как птицы щебечут в саду? -

Мчится на розовых крыльях рассвет.

В тихом саду я блаженство найду,

Влажных ветвей ароматный привет.

Слышишь дрожанье пурпуровых струн? -

Алой зари колесница плывет.

День возрожденный прекрасен и юн,

Грез обновленных воздушен полет.

Властно ликующий гимн зазвучал.

Властному зову душою внемли.

Это – мгновенье великих начал!

Это – слиянье небес и земли!

1902–1904

Я – горних стран живой привет.

Дохну, блесну – и сгинут тени.

Я – белый цвет, весенний цвет,

Дыханье вишен и сирени.

Лечу на Крыльях вольных птиц,

Венчаю вечностью мгновенье.

Мне – нет предела, нет границ.

Я весь – порыв, весь – дуновенье.

Кого коснусь – навеки мой.

Со мною – свет. За мною – тени.

Я – гений, веющий весной,

С дыханьем вишен и сирени!

1902–1904

Мечтая о жарком пустынном раздолии,

Колючие кактусы дремлют в безделии.

В шелку разноцветном блестят центифолии,

И в розовый бархат оделись камелии.

Здесь роскошь природы, здесь пир изобилия

Зубчатые пальмы, сквозные латании.

Царит здесь надменная, белая лилия,

В червонной короне, в жемчужном сиянии.

В атласных колетах нарциссы прекрасные

Ей служат – за счастье погибнуть готовые.

Обвеяны сказкой их личики ясные,

Их желтые кудри, уста их пунцовые.

Все блещет, ликуя в росе и в веселии.

Но грезы царицы не светят победою.

– Мне скучно, нарциссы! Мне грустно, камелии!

В мечтах о блаженстве – я счастья не ведаю.

Мне горькое бремя судьбою даровано,

Я блекну под властью тоски и бессилия,

Небесной мечтою – навек зачарована;

Я – чистая, гордая, белая лилия!

1902–1904

Огонь созвучий,

Аккордов пенье,

О вальс певучий,

Мое забвенье.

Ты льнешь украдкой

Мечтою ложной,

Ты – отдых сладкий

Души тревожной.

Кольцом неверным

Сомкнуты звенья,

В движенье мерном

Покой забвенья.

В огне созвучий,

В живом стремленье -

И трепет жгучий,

И утоленье.

1902–1904

В скорби моей никого не виню.

В скорби – стремлюсь к незакатному дню.

К свету нетленному пламенно рвусь.

Мрака земли не боюсь, не боюсь.

Счастья ли миг предо мной промелькнет,

Злого безволья почувствую ль гнет, -

Так же душою горю, как свеча,

Так же молитва моя горяча.

Молча пройду я сквозь холод и тьму,

Радость и боль равнодушно приму.

В смерти иное прозрев бытие,

Смерти скажу я: «Где жало твое?»

1902–1904

На праздник той, пред кем бледнеют боги,

Стеклись толпы – и зыблются как сны.

По грудам тел, лежащих на дороге,

Ее везут священные слоны.

Склонив чело, идут младые йоги;

Поют жрецы, служенью преданы;

И пляски жриц торжественны и строги

Под звуки флейт и пение струны.

Богиня Кали! Черная Царица!

Будь проклята за дикий праздник твой,

За стон, и кровь, и страждущие лица,

За то, что, странной скована судьбой,

Моя душа, как пляшущая жрица,

По трупам жертв – влечется за тобой!

1902–1904

"Меня сковали кольца и запястья.

Рука моя бессильна, как во сне.

Художник – маг, создай мне остров счастья

И вызови на белом полотне".

Художник – маг взял кисть мою и смело

Вершины гор набросил наугад;

Морская даль под солнцем заалела,

Из мирт и роз расцвел чудесный сад.

Окончил он – и вот, с улыбкой странной,

Мне говорит: «Хорош ли твой эдем?»

Но я молчу. Мой край обетованный

В моих мечтах стал холоден и нем.

Все то же, да, – и все одно и то же:

И океан, и горы, и цветы.

Моей душе печаль ее дороже

Знакомых снов обычной красоты.

Прекрасный дар окован мыслью пленной.

Бессильны мы, бродящие впотьмах!

Воспрянул маг. Великий, вдохновенный,

Святой огонь блеснул в его очах.

О, где следы недавнего бессилья?

Могуч и тверд ложится каждый взмах.

И, вижу я, – сверкают крылья, – крылья, -

Сплетенные в вечерних небесах.

О, сколько света! Счастья! Трепетанья!

Что купы роз? Что море алых вод?

Бессмертных душ подземные мечтанья

Возносят нас до ангельских высот!

1902–1904

Мне отраден лампад полусвет голубой, -

Я покоя, как счастья, хочу.

Но когда умирать буду я – пред собой

Я зажгу восковую свечу.

И рассеется мрак от дыханья огня,

И душа не предастся Врагу.

Пред восходом зари незакатного дня

Я свечу восковую зажгу.

1902–1904

Шла я, голодом томима

За насущным хлебом.

Шла – и стала недвижима

Пред вечерним небом.

Все огни, цвета, уборы

Жаркого заката

В мощные сливались хоры

Пурпура и злата.

Хоры пели о мгновенье

Скорби скоротечной,

О блаженном пробужденье

Душ-для жизни вечной.

О великом, ясном небе

Над земным Эребом.

И – забыла я о хлебе

Пред вечерним небом.

1902–1904

Люблю я блеклые цветы

Фиалок поздних и сирени,

Полунамеки, полутени

Повитой дымкой красоты.

Душа тревожная больна

И тихим сумраком объята,

Спокойной прелестью заката,

Грядущим сном упоена.

Что озарит огнем надежд?

Повеет радостью бывалой?

Заставит дрогнуть взмах усталый

Моих полузакрытых вежд?

Ничто. Ничто. Желаний нет.

Безвольно замерли моленья.

Смотрю с улыбкой утомленья

На жизнь, на суету сует.

Сокрыт туманом горный путь.

Стихает грусть, немеют раны.

Блажен, блажен покой нирваны,-

Уснуть… исчезнуть… утонуть…

1902–1904

День Духа Святого блюдите, избранники,

Суровые странники с бледным челом,

Живыми молитвами, всечасными битвами

Боритесь, боритесь с ликующим Злом.

В день Духа Святого молитесь, избранники,

Усталые странники призрачных стран,

Молите о знаменье – небесного пламени,

Да славою будет ваш путь осиян.

В день Духа Святого стучитесь, избранники,

Могучие странники давних времен,

Во храмы безлюдные, в сердца непробудные,

Поведайте миру, что Враг побежден!

1902–1904

Моему сыну Валерию

Свят мой крошка и безгрешен,

Спит и видит светлый рай.

Легкой тканью занавешен,

Спит мой крошка. Баю-бай.

Нежным личиком в подушки

Он уткнулся: «Не мешай!»

В ручках милые игрушки

Держит крошка. Баю-бай.

Ни собачки, ни овечки

Не уронит невзначай.

Вьются золотом колечки

На головке. Баю-бай.

Сладкий сон у крошки тонок,

Как ни пой и ни качай…

Спи, мой ангел, мой ребенок,

Светик белый, баю-бай.

29 мая 1905

Ты мне не веришь, ты мне не веришь,

Как будто в песнях возможна ложь!

Мои желанья – ты не измеришь,

Мои признанья-ты не поймешь.

Есть дар великий, есть Дух чудесный,

Поющий сладко в ночной тиши.

Я с ним блаженна и в жизни тесной,

И в гордых муках моей души.

Порой, блистая огнем лазури,

Он веет сказкой былых времен.

Порой промчится на крыльях бури,

Порой пробрезжит, как вещий сон.

Так знойный ветер, колыша травы,

Сжигает в поле златую рожь,-

Не для веселья, не для забавы…

Но ты не веришь, ты не поймешь.

1902–1904

Дневной кошмар неистощимой скуки,

Что каждый день съедает жизнь мою,

Что давит ум и утомляет руки,

Что я напрасно жгу и раздаю;

О вы, картонки, перья, нитки, папки,

Обрезки кружев, ленты, лоскутки,

Крючки, флаконы, пряжки, бусы, тряпки,

Дневной кошмар унынья и тоски!

Откуда вы? К чему вы? Для чего вы?

Придет ли тот неведомый герой,

Кто не посмотрит, стары вы иль новы,

А выбросит весь этот хлам долой!

Спеши, возлюбленный! Сгорает мой елей;

Дрожа от холода в прозрачном покрывале,-

Я жду тебя у врат обители твоей,

Исполнена отрады и печали.

Просившим у меня я щедро раздала

Небесные дары; лилось по капле масло.

Чуть теплится огонь, но вера не угасла.

Возлюбленный, любовь моя светла.

О, есть ли место мне на пиршестве заветном?

Пропели петухи, полночный близок час.

Душа моя болит во мраке беспросветном.

Возлюбленный, светильник мой угас.

Темно в туманной вышине,

Не видно звезд во мгле ненастья.

Не говори о счастье мне,-

Ты для меня дороже счастья.

Страдать, безмолвствуя, – легко

Тому, кто ждет и верит вечно.

Одно молчанье – велико,

Одно страданье – бесконечно!

Чего ты хочешь? Назови!

Моей тоски? Моих терзаний?

Зачем в заветный миг любви

Ты избегал моих лобзаний?

Был чужд и нем твой властный взор,

Как торжество без упоенья…

Иль мой униженный позор

Тебе отраднее забвенья?

Но страсть моя была чиста

В мечтах, в безумствах и в печали,

И в миг, когда твои уста

Моим устам не отвечали.

1899

Твои уста – два лепестка граната,

Но в них пчела услады не найдет.

Я жадно выпила когда-то

Их пряный хмель, их крепкий мед.

Твои ресницы – крылья черной ночи,

Но до утра их не смыкает сон.

Я заглянула в эти очи -

И в них мой образ отражен.

Твоя душа-восточная загадка.

В ней мир чудес, в ней сказка, но не ложь.

И весь ты мой, – весь без остатка,

Доколе дышишь и живешь.

1899

Мне душно в хижине моей!

Мне тяжела моя неволя.

О, дай вдохнуть отраду поля

И зацветающих степей!

Мне душно в хижине моей.

О, будь огнем моих созвучий,

Моей звездой, моей судьбой!

Веди меня в простор могучий,

Где туча гонится за тучей

И смерч вздымает за собой.

Веди меня на жизнь и бой!

1900

Я не совсем одна и одинока,-

Мне счастие любви твоей дано.

Свой пышный цвет взлелеяло зерно,

На дне души сокрытое глубоко.

Но горько мне, что царственного дня

Узрев со мной небесное блистанье,-

В часы скорбей, в минуты испытанья,

О, как далек ты будешь от меня!

Обоих нас манила цель благая,

Но предо мной путь женщины – рабы.

И я пойду одна, изнемогая

Под тяжестью незыблемой судьбы.

1900

Люблю я жизнь-когда она полна,