Переднего винта у Ани не было. Ее нос под фасеточной, похожей на глаз гигантской мухи, кабиной, был срезан. Под круглым срезом торчала ржавая труба. Вторая труба, из относительно свежей нержавейки, торчала справа буквой «Г» и напоминала то ли еще ноздрю, то ли уже ухо.
– Отлеталась, подруга? – Макс похлопал Аню по холодному боку.
Аня молчала. Макс стал размышлять о том, как он, на месте хозяев, починил бы Аню, покрасил в желтый, непременно в желтый, как «еллоу сабмарин», и снял бы в каком-нибудь фильме. Или клипе. Можно даже под Битлов. «Ви олл лив ин ды еллоу сабмарин… Ин ды еллоу… сабмарин…»
– Разница только в размерах, – добавил Макс.
– Что? – не понял кто-то.
– В размерах подводной лодки.
Кто-то подумал-подумал и возразил:
– Чушь! Мир – это не подводная лодка!
– А что? – усмехнулся Макс и полез в карман за жвачкой.
«Допрыгался до разговоров вслух с самим собой!» – констатировал он.
И кто бы мог подумать, что его внутренний голос-ответчик такой высокий, чуть ли не фальцет!
– Мир – это колыбель! – наконец серьезно ответил кто-то.
– Это не «послом», а псалом
– ???
– псалом – это молитва, хвала, гимн, песня. Псалмов 150 шт. Тебе какой?)))
– никакой!
– 1? 2? 3?…
– 123! Тока с рифмами, а то там без! ^-^
– я тебе не Пушкин в стихах шпарить!
– а я тебе не мать Тереза запоминать!
– рррр! 123^(* Спасибо Бог, что нам помог! Люди бы нас убили, воды бы нас потопили, короче – спасибо, Бог, ты сделал все, что смог!
– Ты – Пушкин!!! (рыдаю!)
– запомнила?
– а то! Повторить?))
– ато!))
– Спасибо, уроды, что не потопили нас воды!
– Ева!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Имей уважухи хоть каплю, а?
– Имею уважуху! И продолжуху лови: спасибо мамочка, что не утопила меня в ванночке, спасибо папулька, что не пустил в меня пульку…
Псалтирь. Псалом 123
Выдержки из SMS-переписки двух молодых людейВ Рыбинске было мокро. В Рыбинске было голо. В Рыбинске было ветрено. После Москвы и Красной площади Рыбинск не впечатлял. Вонь беляшей и прочей «вокзальной жарки» никак не ложилась на королевских креветок под нежным соусом, вальяжно распадающихся на полезные вещества в желудке. Беляшная вонь глоталась ртом и носом и застревала комом в пищеводе, на пути к сытому предкишечному «вещмешку». Салим поспешил покинуть вокзал.
– Простите, вы не знаете, как найти у…
– Скажите пожалуйста, как найти ули…
– Эй, парень, где тут улица…
Начало накрапывать.
– Девушка, вы не под ска…
До нужной точки Салим добрался уже хорошо днем, нарезав по городу несколько ложных кругов. Нужная точка оказалась совсем недалеко от вокзала, где-то рядом с улицей Крестовой, которую Салим успел изучить вдоль, поперек и по диагонали. Креветки благополучно успели перевариться, и желудок подал первый робкий сигнал о том, что неплохо бы… Нужный дом возник неожиданно, в момент, когда Салим решил: «Еще раз попаду на Крестовую – и ставлю на отце крест!»
Дом оказался двухэтажным, красного кирпича, с двумя входами. Левый вход был заперт. Правый прикрывала железная крыша на ненадежных витых железных столбиках. На крыше кирпично и крупно было написано: «12 стульев». А сине и мельче пояснялось: «мебельный магазин». Салим на мгновение почувствовал себя великим комбинатором, только забыл слово «комбинатор», поэтому чувство получилось смазанное, киношное.
Между «12 стульями» и соседней осыпающейся белой развалюхой с номером «36» обнаружился проход во двор. Салим свернул в проход и остановился. «Что я ему скажу?» – подумал он.
С этого торца дом был почти слеп и глух. Одинокое окно вверху, на уровне чердака чернело над пятью рядами провисших вдоль стены проводов. «Раз, два, триче… – механически начал считать провода Салим. – Что я ему скажу? Привет, па. Ты нас бросил, а я тебя нашел. Бред, нах…» Провода молчали. В окне никого не было, оно, кажется, было нежилое. «Жилое окно. Сдается. Недорого. Тараканам… Что я ему скажу, блин?!»
Начало накрапывать. Салим заметил это только когда струйка с волос потекла за шиворот. «Что скажу, то и скажу! – разозлился он на струйку. – В конце концов, это же он мать с сыном бросил, а не я!»
Он завернул во двор, вошел в подъезд, поднялся на второй этаж. Одна дверь была старая, но со звонком, вторая металлическая, но без звонка. За той, которая со звонком, жила бабка в рыжем фланелевом халате с зеленым поясом. Ну почему у половины старух халаты и пояса – от разных халатов? Загадка. Противнее волосин подбородочных…
– Оксан, к тебе! – забарабанила в металлическую дверь бабка с зеленым поясом.
– Иду-у! – раздалось откуда-то из гулкой глубины, угадывающейся за черным металлом.
– Спасибо! – сказал Салим.
Бабка рассматривала его с явным интересом и возвращаться к себе не собиралась. «Вот сволочуга любопытная!» – подумал Салим. Он нервничал.
Оксана была в халате плюшевом, с родным поясом. Вид у нее был то ли испитой, то ли заспанный. «Моя мама гораздо симпатичнее! – ревниво подумал Салим. – Была… симпатичнее…»
– Здравствуйте!
– Здравствуй… те…
«И голос у мамы лучше!» – подумал Салим.
– Я из Москвы, – сказал он и тут же поправился: – то есть сейчас из Москвы, но вообще-то не совсем из Москвы…
– И что? – вскинула брови домиком Оксана.
– Бывшего он твоего ищет, вот что! – встряла соседка.
– Я и сама его ищу! – фыркнула Оксана, отворачивая рукава и ежась от холода.
– А-а… – разочарованно протянул Салим.
– Вот и бэ-э, – сказала Оксана. – Третий год как…
Она критически оглядела Салима с ног до головы:
– А тебе он на что?
– Денег небось занял? – опять встряла соседка. – Так он у всех занял! Много занял, да?
– Не… У меня нет, не занимал… Мы с ним вообще не знакомы! Я так…
– «Так» людей из Москвы в Рыбинск не ищут! – скривилась Оксана. Противно она так кривилась. Вообще была неприятная. Салим на месте
отца ни за что бы маму на такую вот не променял бы!
– Я не просто так, я его сын!
– Опаньки! – у бабки челюсть аж до зеленого пояса отвисла.
– Ты? – удивилась Оксана. – Ха-ха.
– Почему «ха-ха»?
– Да не было у него сына, у него девки одни!
– Но я же есть.
– Мало ли кто еще есть. Кошка на окошке тоже вон есть!
Кошки на окошке не было.
– У меня документ имеется, – сказал Салим, вспоминая о том, что свидетельство о разводе мамы с Боровичком осталось в Ельце.