— Сейчас же слезай! Ты спрашивала разрешения? Вишня не ваша!
— И неправда! Половина ваша, половина наша… Я на нашей половине и могу есть сколько захочу.
Действительно, часть ветвей свешивалась через забор. Ствол же находился в саду Бунеску. Петрикэ попытался объяснить это Нине, но она живо привела веские доводы:
— А ты ешь абрикосы с нашего дерева!
— Вот и не ем, они червивые!
— А вишни кислые, да и неспелые!
— Погоди, пока поспеют!
— До тех пор ты сам всё съешь.
— Я имею право, это мои. Ну-ка, слезай, а то доберусь до тебя, тогда не поздоровится!
— И не подумаю. Я влезла на свою половину. Если хочешь, милости просим наверх, меня не испугаешь! — И девочка, смеясь, бросила в Петрикэ вишнёвую косточку.
— Значит, ты так! Ну, погодите, агрессор, я вам покажу…
— Я тебе не агрессор… — ответила девочка и вызывающе бросила в него ещё одну косточку.
— Вот именно, что агрессор, потому что на чужую вишню залезла.
Если Петрикэ пустил в ход слово «агрессор», это уже значило, что он взбешён. Проворно взобравшись на дерево, Петрикэ грозно взглянул на девочку, остриженную по-мальчишески, с «серёжками» из вишен, и сурово приказал:
— Слезай!
— Не слезу! Вишня наша.
— Корни и ствол наши.
— Я не заяц, корни и ствол не глодаю. Я вишни ем. Вот, смотри. — Девочка сорвала вишню и положила в рот. Потом, не переставая жевать, добавила: — Они, правда, не поспели, но мне и такие нравятся. Смотри, ещё одну, сорву…
— Не сорвёшь!
— Нет, сорву!
— Нет, не сорвёшь!
Нина протянула руку за вишней, Петрикэ привстал, пытаясь удержать её.
— Ага! Не достанешь!
— Увидишь! — И Петрикэ потянулся, но тут же почувствовал, что ветка уходит из-под ног.
Раздался хруст. Нина испуганно вскрикнула, хотела было схватить его за руку, но было поздно. «Меньшой» кубарем покатился по траве. Он не очень ушибся. Чувствовал только, как жжёт лицо и шею. Петрикэ хотел пощупать ссадины и тотчас же судорожно отдёрнул руку.
— Галстук… Где мой галстук?
В серебристом свете луны высоко на ветке виднелся клочок. А на траве мальчик ощупью нашёл другой.
— Галстук… разорвался!.. Всё из-за тебя!
Краска сбежала с его лица. Позабыв о ссадинах, он поднял обрывок галстука. Нина слезла с дерева и протянула другой клочок:
— Петрикэ, прости меня… Я же не думала, что так получится!.. Я не хотела… Петрикэ! Почему ты не смотришь на меня?
— Уходи отсюда! Уходи! — крикнул Петрикэ, и на глазах у него показались слёзы.
— Почему ты гонишь меня? Если бы я знала, я бы не лазила на вишню! Больно?
— Нет!
— Ничуть?
— Нет же! Оставь меня в покое… Поняла наконец?
— Нечего кричать, всё равно не уйду! — И Нина села на траву возле Петрикэ. Помолчав, она шёпотом спросила: — Ты простишь меня?
— Нет!
— Почему ты такой злой? Я же не хотела… — Глядя, как Петрикэ дрожащими руками прилаживает обрывки галстука, она добавила: — Дай я сошью.
— Не нуждаюсь в твоих услугах!.. Оставь меня и уходи! Что ты ко мне пристала? Что тебе нужно? Хочешь съесть все вишни? Ешь, пожалуйста, мне всё равно… Но что я буду делать без галстука? Твоё счастье, что ты девочка, а то бы отколотил тебя!
— Бей! Я даже сдачи тебе не дам… И плакать не стану… как ты!
— Вовсе я не плачу. Мне что-то в глаз попало… Я пионер, не девчонка!
— Я тоже пионерка! А ты злюка! Сколько раз зову тебя играть вместе, всё не хочешь. Думаешь, зачем я полезла на дерево? Я и не люблю вишен. Просто хотела, чтобы ты меня увидел и заговорил со мной… Ну, злюка, дай я зашью галстук… Так постараюсь, что никто и не заметит…
— Всё равно будет заметно, знаю я! — Раздосадованный Петрикэ вырвал пучок травы и швырнул его. — Уйди, оставь меня!
— Ладно, уйду… Я хотела загладить свою вину… Хотела, чтобы мы дружили. Давно хотела… Даже в своём дневнике написала про тебя… А теперь всё зачеркну… всё!
Нина встала и пошла. Дойдя до забора, она оглянулась на Петрикэ и грустно спросила:
— Даже не позовёшь меня?
Не глядя на неё, Петрикэ немного погодя крикнул:
— Ну, иди уж!
— Теперь вот и не пойду! — И Инна ловко перемахнула через забор…
[1]. О таком утре многие, возможно, сказали бы: «Ничего особенного. Просто будет жаркий день, и всё!» Но если ты перешёл в седьмой класс, если тебя зовут Дину Попеску и если ты помощник адмирала, а к тому же ещё и поэт, тогда ты хорошенько подточишь карандаш, откроешь вахтенный журнал и на первой странице, под заголовком «Атмосферные условия», напишешь:
Утро. Зноем дышит
Тихий ранний час…
На диктанте тише
Не сидят у нас!
Ветра нет в помине —
Всё мертво кругом…
Флюгер в небе синем
Спит глубоким сном.
Сорок два на солнце!
Тридцать семь в тени!
Нет дождя… (и нету
Больше рифм ни-ни!)
Прежде чем этот момент, знаменующий начало деятельности порта, был увековечен в вахтенном журнале, у гавани, перед сторожевым постом номер один, собрались ребятишки, которые, судя по одежде и особенно по росту, не принадлежали к экипажу Малого пруда. Тут были две девочки, очень похожие друг на друга: обе чёрненькие, с короткими косичками, в одинаковых красных платьях с цветочками. Они держались за руки и выжидающе смотрели на мальчика ростом повыше остальных, в широких штанах с большими заплатами. Прислонившись к будке, он — уже неоднократно — заверял их, что пока дальше этой будки ходить нельзя.
— Раз я вам говорю, значит спорить нечего! Вот придут моряки, тогда и пойдём.
— Бабушка сказала, чтобы мы кричали и бежали домой, если они станут толкать нас в воду, — сказала одна из девочек.
— И ещё бабушка сказала, что один раз мальчишки утопили в пруду кошку. Она помяукала, помяукала и утонула. У нас дома тоже есть кошка, но мы её бережём, — вставила вторая.
— И у меня есть кошка! — сказал мальчик с блестящими, как у белки, глазами. — И рыбка.
— Где ты её держишь? — заинтересовался старший мальчик и даже вытянул шею.
— В коробочке.
— И она не подохла?
— Как она подохнет?.. Она ведь жестяная! Это ножичек. Папа обещал мне отдать его, когда я вырасту большой и буду солдатом.
— Э-э! Значит, рыбка не твоя!
— Нет, моя! Только пока мне не дают её… И цепочка есть.
— Подумаешь, цепочка! Ты бы посмотрел, что тут у моряков есть! Всякая всячина: и проволока, и колёсики, и колокольчики…
— Откуда ты знаешь?
— Как, разве я не говорил? Вчера видел, когда вы убежали. — И важно добавил: — У них нельзя драться и плакать!
— Я никогда не плачу! — похвастался мальчик, сгребавший в холмики тёплый, рыхлый песок. — Старшая сестрёнка плачет, а я нет. Попробуй ущипни меня за руку, я и не пикну. У нас дома я самый сильный…
Санду пришёл на пруд в белом берете с синими лентами и вышитым синим якорем. Он ещё издали увидел собравшихся у сторожевого поста и обрадовался. «Значит, не сони!» — подумал он и заторопился.
— Доброе утро, друзья! А где Раду?
— Я здесь! — бойко отозвался Раду и запрыгал на одной ножке.
— Мы с тобой познакомились, — сказал Санду, протягивая ему руку. — А вот товарищей твоих я ещё не знаю…
Тут же Санду узнал, что чёрненькие девочки — сёстры Джета и Дина. Мальчика с блестящими, как у белки, глазками звали Маринел. Отец его был другом отца Санду. Того, кто заверял, что он никогда не плачет, звали Тику. Он пояснил: «Меня зовут Константин, но Тику — короче, так меня все и прозвали». Потом Санду познакомился ещё с Сорином, Мэриукой, которой не было и пяти лет, с Виктором и Александру. Последнему Санду сказал: «Значит, теперь у нас два Александру — старший и младший».
Санду со стайкой детишек дошёл до адмиралтейства. Построив их по росту, он запросто сказал им:
— Теперь вы будете вместе с нами, пионерами. Будете помощниками матросов. Станете играть тут, загорать на пляже, многому научитесь и делом займётесь.
— Дома мы пол подметаем, — привстав на цыпочки, сказала одна из сестёр.
— И пыль вытираем, — добавила вторая.
— Я каждый день ношу воду! — крикнул Сорин.
Каждый старался показать, что он не хуже других. Все кричали наперебой, доказывая, как много они умеют делать. Санду еле унял их.
— Хорошо, хорошо! Только уж больно вы шумите. А ну, посмотрим, кто дольше всех промолчит? — И проговорил нараспев слова шуточной песенки:
Раз, два, три, четыре, пять!
Ну-ка, детки, помолчать!
Кто трещит да суетится,
Тот в сороку превратится.
Восемь часов. Перед адмиралтейством в строгом равнении выстроился экипаж Малого пруда. Собственно, строгое равнение было только в первом ряду. Второй ряд в этом смысле оставлял желать лучшего, несмотря на то что Санду обучил новичков-малышей строиться.
Когда Санду Дану направился к строю и остановился в нескольких шагах от ребят. Костя Стэнчук, по прозвищу «Бачок-толстячок», вышел вперёд и отрапортовал:
— Пионеры порта Малый пруд готовы к битве за сбор гербария!
Санду отсалютовал и сказал:
— Пионеры порта Малый пруд! Адмирал готов возглавить битву!
Нику Негулеску, стоявший в самом конце шеренги, оглянулся на новичков и пробурчал:
— Вернее было бы сказать, пионеры готовы к получению аттестата няньки.
— Молчи! — толкнул его локтем Петрикэ Бунеску. — Дисциплины не знаешь?
Он хотел добавить: «Пионер ты или нет?», но тут же опустил голову и увидел на рубашке, на том самом месте, которое обычно было закрыто галстуком, голубое пятно, выделявшееся на выгоревшем фоне. Петрикэ промолчал…
Начался «смотр». Дойдя до Алеку, Санду остановился:
— Почему ты не причесался, Алеку? Завтра не приходи в таком виде!
— Не придирайся к людям, — отозвался за Алеку воинственно настроенный Нику. И, проведя рукой по щетинистым волосам, добавил: — Вечно с пустяками пристаёшь!
Санду строго посмотрел на него.
— Во-первых, я говорил не с тобой, а во-вторых, это не пустяки. — Он обратился к Косте: — Запиши один наряд Нику: два часа чистить левый берег от тины.
Костя записал в блокнот: «Дисциплинарн. взыск. Нику наряд два часа» и подчеркнул два раза.
Санду пошёл дальше. Чувствуя, что кто-то дёргает его за пояс, Алеку обернулся. Джета, стоявшая позади, приложила палец к губам и шепнула:
— Я знаю, что сейчас нельзя разговаривать, но, если хочешь, я научу тебя причёсываться. Когда я была маленькой, мне мама показала, теперь я и сама умею… Хочешь, научу?
Алеку закусил губу и покраснел.
«Смотр» подходил к концу. Санду уже было подумал, что на первый раз с дисциплиной обстоит неплохо, как вдруг увидел Петрикэ. Санду постоял против него, поглядел с укоризной. Потупленный взгляд Петрикэ был красноречивее всяких слов. Всё же Санду счёл своим долгом сказать:
— Как ты мог забыть его дома?.. Именно ты?..
После «смотра» Мирча, Илиуцэ, Нику и Петрикэ следом за Санду пошли в адмиралтейство на «летучку» совета командиров, составлять план действий.
Остальные с нетерпением ждали. Время от времени Дину выглядывал в приоткрытую дверь и информировал их:
— Подождите немного, сейчас… Разгорелся спор… Скоро подведём итоги… Потерпите!
В адмиралтействе за столом обсуждался план действий. Дину записывал всё в вахтенный журнал: «Заседание совета начинается. Все командиры налицо. Первым берёт слово адмирал. Говорит, что самое важное — это две вещи, и их надо включить в план действий. Первое — распределение заданий по сбору гербариев. Второе — занятия с помощниками матросов. Бурные споры. Нику, командир эсминца «Отважный», вообще возражает против принятия помощников и обзывает их сопляками. Петрикэ, командир корабля «Победители морей», говорит, что это слово обидное.
Адмирал Санду объясняет, почему оно обидное. Командир «Отважного» затыкает уши и говорит, что ему не до басен. Предложение адмирала ставится на голосование. Четыре — за, один — против. Решение принято.
Мирча, капитан подводной лодки «Пионер», указывает, что адмирал не сможет сам управиться с помощниками матросов. Предлагает прикрепить их к лучшим командирам, по одному. Бурные споры. Пику, командир «Отважного», и Илиуцэ, капитан крейсера «Малый пруд первый» возражают. Поставлено на голосование: три — за, два — против. Предложение принято.
Переходим к составлению плана действий. Береговые суда под водительством капитана первого ранга Петрикэ отправляются в плавание. Экипажу судов — собрать побольше экземпляров водокраса и телореза. Боевые корабли под командованием адмирала действуют на левом берегу. Их задача — собирать водяные лилии, сальвинии. Помощнику адмирала (то есть мне) — заняться сегодня утром с помощниками матросов. Ему же, поскольку он силён в сочинениях, — написать письмо с предложением об обмене гербариями. Насчёт школ, куда посылать письма, посоветоваться с Владом. Под конец адмирал спросил помощника (то есть меня), где находится прошлогодний вахтенный журнал. Помощник ответил, что, должно быть, дома. Вчера обшарил весь дом и не нашёл! Отыскать журнал и принести его…»
Наконец дверь адмиралтейства открылась. На этот раз вышли командиры, все опять построились.
— Товарищи, — сказал Санду, — на сегодня план действий таков…
* * *
Слегка покачиваясь на волнах, всплеснутых прыжками лягушек, на рейде в ожидании отплытия стояли корабли с шёлковыми вымпелами.
Вдали виднелись береговые суда: барки, шхуны, теплоходы. Рядом с ними выстроились боевые корабли: быстроходные катера, крейсеры, эсминцы, подводные лодки.
Барки и шхуны были совсем маленькие. На них не смог бы прокатиться даже мышонок. Разумеется, если он не был расположен купаться… Единственный, кто странствовал на таком паруснике и потому вошёл в историю Малого пруда, — это паук. С потолка адмиралтейства он упал на шею Дину.
— Ага, ты так? — рассердился Дину. — Ну, я тебе покажу! Сошлю на необитаемый остров!
Взяв паука за ножку, он вышел с ним на рейд и посадил его на палубу шхуны. Затем отвязал шхуну от причала и, дёргая за верёвочку, сам пустился по берегу, а шхуна заскользила по воде. Вскоре Дину достиг того места, где неподалёку от берега был островок величиной с днище бочонка. Управляя шхуной. Дину подвёл её к островку, и «изгнанник», не привыкший к водным странствиям, как только увидел землю, сразу перебрался на остров. «Здесь ты проведёшь последние мгновения твоей грешной жизни», — сказал ему Дину, подражая некоему аббату из романа Дюма-отца.