– Что ж вовремя не вызвала?
– Я думала, что полежу и смогу. А потом вдруг стало так больно… – Кристина замолчала, голова ее бессильно склонилась набок.
– Чего ж она лежит на полу? – возмутилась лечуха.
– Я не смогла ее поднять.
– И что, в доме нет ничего? Ракушки, сиделки, портативной лежанки? Где пульт?
– Я не знаю…
– Да ты тут не живешь, что ли? Ты кто вообще?
– Я… – Маша запнулась. – Я издалека. Меня хотели усыновить, но… В общем, я будущая дочка. Да, я тут живу, но не знаю ничего.
– Ясненько. – Лечуха смерила ее взглядом и поставила рядом на ступеньки свою сумку, начала в ней копаться… – Сейчас я разберусь с больной, а с тобой она пусть потом сама разбирается. Хорошо, что у меня-то и лежанка, и ракушка с собой. А может, еще и сама встанет.
Лечуха деловито достала простую черную ракушку и, положив ее в руку Кристины, крепко пристегнула ее ремешком, потом сняла со спины ранец, который оказался сложенной вчетверо лежанкой. Маша только диву давалась, наблюдая, как женщина отгибает от лежанки металлические трубки и лепестки из ткани, лежанка быстро обрастала какими-то мешками, поручнями, непонятными предметами.
Ракушка зажужжала, и тело Кристины поднялось над полом, затем плавно опустилось в лежанку. Лежанка тоже поднялась, спустила вниз тонкие металлические ножки с колесиками. Лечуха, не дожидаясь готовности лежанки, торопливо обследовала Кристину – измеряла пульс, температуру, смотрела в глаза. Потом обернулась, увидела Машу и спросила:
– Твоя будущая мама на что-то жаловалась?
– Кристина? – Девочка нервно шмыгнула носом. – У нее с утра были какие-то боли, время от времени. И еще ногу она приволакивала со вчерашнего дня.
– Какие боли? Как часто? Через какое время?
– Не знаю, – призналась Маша. – Но через определенное время они повторялись. Я полдня спала, потом гуляла. Кристина собиралась в больницу лечь, я думала, ее уже нет дома.
– Воды когда отошли?
– Какие… воды… – испугалась девочка.
– У нее платье мокрое. Воды отошли, надо знать точно когда.
– Я не знаю…
– Так… – Лечуха вытащила из своей сумки перчатки. – Ты, девочка, выйди. Я тебя позову. Ну, иди давай!
Маша метнулась вверх по лестнице, на кухню. Прижалась лбом к оконному стеклу, бездумно уставилась на улицу, где уже горели фонари на фоне ярко-синего вечернего неба. Времени прошло, как ей показалось, довольно много.
– Девочка, ты там?
Маша на одеревеневших ногах начала спускаться.
– Будущий братик у тебя сегодня появится, радуйся, – объяснила лечуха. – Но беременную надо срочно доставить в больницу. Роды рановато начались, но, в общем, она готова, и у нее, похоже, все в порядке. Сейчас устроим ее поудобнее и проверим, готов ли ребенок, или мне неоясли распаковывать.
– Но ей же больно!
– Испугалась? Это просто схватки. Если бы твоя будущая мама почаще бывала в больнице, она бы знала, как с ними справляться. Видимо, в последнее время женщина просто перенервничала, отсюда и схватки, и преждевременные роды. Было ей из-за чего нервничать, а? – Лечуха так пристально посмотрела на Машу, словно считала ее виноватой во всем.
– А что теперь будет?
– Сейчас быстренько в больницу полетим… Постой, это что, уже колокол?
По земле загудело, задрожали стекла, зазвенела посуда в буфете.
– Что-то рановато сегодня, – удивилась лечуха. – Мне казалось, у нас есть еще час, как раз бы аккуратненько спустились в пещеры… Ну что поделаешь, будем ждать конца Черного Часа.
– Ой, а если она прямо сейчас родит?
– Прямо сейчас не родит, но нынче ночью или утром – как пить дать, – пообещала лечуха. – Ничего, продержимся, чтобы не рисковать и не растрясти ее на наших рогондовских улицах-лестницах. А если что, придется ей рожать на дому. Ничего страшного, бывало и такое. А уж утречком – в больничку, под наблюдение. Не пугайся, будущая дочка, с твоей мамой все будет в порядке в любом случае, я тридцать лет роды принимаю и точно могу сказать, когда все будет хорошо. Готовься к Черному Часу, а я пока приготовлю нашу мамочку.
Маша побежала на кухню, попросила дверь закрыться и никому не открывать. Потом взяла электрический чайник и три кружки, на всякий случай, чтобы, если кому-то захочется пить, не пришлось идти на кухню в Черный Час. Затем погасила свет и крепко-накрепко заперла люк на засов.
В гостиной горела только одна лампа, на журнальном столике. Кристина лежала с открытыми глазами, глядя на экран, висящий над ее животом. Вид у нее был изможденный и даже безучастный. Лечуха разговаривала по ракушке.
– Экран передает данные о ребенке прямо в больницу, – сообщила дама будущей матери. – Вам уже готовят палату. Ребенок вполне доношенный, крупненький. Может быть, вы ошиблись в сроке? Судя по вашей карте, вы почти не посещали вашу лечуху. Я думаю, мы на всякий случай поместим его в неоясли для транспортировки, а в больнице, скорее всего, вас после осмотра положат вместе. Пока не вижу никаких причин для беспокойства.
– А что такое неоясли? – спросила робко Маша.
– Капсула, где для ребенка есть все необходимое. Она кормит его, убирает за ним отходы, следит за его состоянием, измеряет температуру, давление, убаюкивает. Если бы человеку не нужно было развиваться, учиться есть, общаться с мамочкой, всех бы детей до двух лет следовало бы держать в неояслях. Никаких хлопот, знай только меняй патроны да отслеживай данные, – веселилась лечуха. – Шучу, конечно. Лучше мамы нет ничего, даже неоясли при всех своих удобствах маму не заменят. Но штука действительно хорошая.
– А она дорогая? – отважилась спросить Маша.
– Машенька, – слабо сказала Кристина, – не беспокойся, я уже внесла деньги за роды, еще до отъезда Игореши. У них все должно быть записано. Ты бы лучше поискала мою ракушку по дому.
– Нам сейчас всем можно просто отдыхать, – заявила лечуха. – Девочка пусть идет спать, а мы будем ждать, не повторятся ли…
Кристина вдруг стиснула зубы и замычала, прерывая слова женщины.
– Схватки, – удовлетворенно кивнула лечуха. – Слушай меня, милая. Считай, вместе со мной, вдыхай медленно на счет раз, два, три, четыре, пять, шесть. Теперь держи воздух – раз, два, три, а сейчас медленно выдыхай – раз, два, три, четыре, пять, шесть. Повторим…
Маша поставила чайник и чашки и отправилась на поиски ракушки. Пока бродила по комнатам и коридорам, слышала, как лечуха считает вслух и разговаривает с Кристиной.
– Ну как, легче стало? Совсем не такая ужасная боль. У тебя все в порядке, ты совершенно здоровая, только не в меру нервная мамочка. А станет невтерпеж, дам лекарство. Но не станет, пока ты меня слушаешься. Сейчас полежи, отдохни, а я пока засеку время и найду, во что тебя переодеть. Где у тебя ночнушки?
Маша нашла ракушку в маленькой комнате-кабинете, где Кристина обычно «разговаривала» с мужем. Бодрый голос лечухи вселял в нее уверенность. Когда Маша принесла ракушку, Кристина уже лежала в чистой ночной рубашке в горошек, укрытая простыней. Лицо у нее порозовело, взгляд был сосредоточенным. Лечуха снова болтала по своей ракушке, хихикала. Колокол ударил в третий раз, Черный Час начался.
– Все в порядке, иди спи, – отправила лечуха Машу в спальню.
Измученная событиями дня, девочка моментально уснула, несмотря на то что руки еще немного ныли. Но проспала недолго. Ей снились кошмары – падающий в Великую Сердцевидку Виталис, бьющая в барабан старуха… Андрей накрывает ее руки своими, Аня ехидно усмехается, повторяя на все лады слово «чумная»… и Птицы, много-много Ночных Птиц, которые летали вокруг нее, задевая лицо и волосы широкими крыльями… А под конец голос Смотрителя вдруг отчетливо произнес:
– Девочка, вставай!
Маша заморгала, глядя на лицо из сна, пока не поняла, что перед ней наяву стоит лечуха.
– Девочка, Черный Час затянулся, уже четыре с половиной часа продолжается. Ждать больше нельзя, будем рожать. Надо найти комнату, где было бы как можно тише.
– Может, здесь?
– Она звуконепроницаемая?
– Нет. То есть я не знаю.
– Здесь слишком много ткани. – Лечуха с презрением дернула кружевной балдахин. – Антисанитария. И кровать чересчур мягкая. Места нет вообще – мне не подойти, если роженицу положить на кровать. Ты можешь убрать спинку у кровати?
– Нет… Постойте! Детская звуконепроницаемая, да и места там побольше. Разве Кристина не сказала?
– Я дала ей успокоительное, она дремлет. Пошли посмотрим.
Через минуту лечуха перевезла Кристину в детскую. Маша шагала следом за портативной лежанкой, везя капельницу на ножке.
– Здесь очень душно, – вспомнила девочка.
– Плевать, лишь бы тихо. Мамочка у нас терпеливая, не орет благим матом, а вот ребенку рот не заткнешь. Пока я его не помещу в неоясли, будет надрываться. Все Птицы Рогонды услышат. – Лечуха больше не улыбалась, выглядела немного усталой и очень озабоченной, копалась в своей сумке, раскладывала вокруг себя неизвестные Маше пузырьки.
– Но люк закрыт…
В этот момент сверху на люк упало что-то стеклянное и разбилось.
– Слышала? – прошептала лечуха. – Так продолжается больше часа. Каким-то образом они проникли в кухню и слышат нас. Я давно погасила свет, даже капельницу ставила с помощью фонарика. Нам следует быть очень осторожными.
– Птицы, – прошептала Кристина. – Птицы повсюду…
– Тише, дочка, сейчас закроем дверь накрепко и будем шуметь, сколько влезет. Только слушайся меня, пожалуйста. – Лечуха снова обратилась к Маше: – Тебе бы не следовало здесь быть. Испугаешься. Маленькая еще.
– Я могу закрыться в ванной, – прошептала девочка и вздрогнула, так как на кухне снова что-то упало.
– Ладно, сиди здесь. Только я ширму поставлю. Лучше роды, чем ночные твари. А ты, главное, не бойся, все в порядке, всех людей рожали, и тебя тоже, и жили потом долго и счастливо. Мамочка у нас просто молодая очень, сама боится.
– Я не боюсь, – раздался тихий голос Кристины. – Я готова.
Маша крепко закрыла дверь на замок и села на пол за ширму. Лечуха включила яркий свет. Подбадривая и уговаривая Кристину, женщина двигалась по комнате, а Маша видела только ее тень. Девочка знала, как люди появляются на свет, видела роды в фильмах, но сама никогда не присутствовала при них, поэтому очень волновалась. Как оказалось, переживала она не напрасно. Роды затянулись, а воздуха в комнате с каждой минутой становилось все меньше.
– Тужься еще, – уговаривала Кристину сиделка. – Делов-то! Идет уже малыш, чувствую.
– Не могу дышать, – пыхтя, отозвалась роженица. – Откройте дверь.
– Ну, давай… чуть-чуть, еще, еще… отдыхать потом будем… Не расслабляйся! – Лечуха начала сердиться. – Девочка, эй, как тебя там! Приоткрой дверь немного, не то сомлеет сейчас мамочка наша.
Маша подскочила к двери, и поток воздуха, как ей показалось, просто хлынул в комнату.
– Стой там, захлопнешь, если что, – рявкнула лечуха. – Давай, мамаша, тужься, держу уже ребенка, тужься, не останавливайся…
Через несколько томительных мгновений раздался детский крик.
– Наконец-то, – счастливо пробормотала лечуха. – Мальчик у тебя, мамочка. Красавчик-то какой, смотри! Налюбовалась? Теперь быстренько крикуна в неоясли, пока весь город не перебудил. Доктор осмотрит, скажет подробнее, а пока в неояслях ему будет так же хорошо, как внутри мамочки…
Крик ребенка стал приглушенным, и Маша, которой очень хотелось посмотреть, решилась обернуться. Она увидела усталую, но улыбающуюся Кристину, накрытую простыней, и хлопочущую лечуху. Щелкнули замки, неоясли оказались похожи на футляр для скрипки, только с окошечком, в котором виднелась мордочка младенца, в рот которому автомат уже сунул соску со смесью. Под экранчиком бежали зеленые цифры и буквы, рост пятьдесят сантиметров, вес три килограмма сто шестьдесят граммов, температура, пульс, давление…
– Все, малыш готов к путешествию, скоро нас осмотрит доктор, – сияла лечуха. – А мы сейчас соберем мамочку, и когда Черный Час кончится…
Вдруг дверь резко распахнулась, ударив Машу по спине, сшибла с ног. Дико заорала лечуха и бросилась в сторону, уронив на себя ширму. Сорванным голосом заголосила Кристина.
Огромная Ночная Птица, с гривой развевающихся черных волос, подхватила неоясли своими изогнутыми когтями. Свалила одним взмахом крыла капельницу, другим сшибла со стены ночник и метнулась из комнаты.
– Отдай! – Кристина пыталась перекричать вопли испуганной лечухи. Рванулась было за Птицей, и портативная лежанка скользнула под ней, ударилась о стену, перевернулась.
Маша, не помня себя, бросилась за Птицей. Ночных Птиц она не боялась. Птица ничего ей не сделает. Но она забрала малыша!
В гостиной Птица опрокинула этажерку со статуэтками, ударилась спиной о люк, но не смогла его открыть. Маша замерла на секунду, соображая, что Птица в ловушке и никуда не денется. И в этот момент вихрь из перьев и косматых волос метнулся через девочку к камину. Маша поняла, что Птица просто упала в камин снаружи, а выбраться через него обратно ей не давали крылья, негде было размахнуться. Сидя на остатках розового желе в камине, Птица обернулась на Машу, прижимая лапой неоясли.
– Пожалуйста, отдай, – попросила девочка. – Сделка. Любая сделка. Что хочешь. Отдай ребенка!
Птица пристально взглянула Маше в глаза, и девочка заметила знакомый стразик, приклеенный к уголку левого глаза.
– У меня есть такие камушки! – торопливо сообщила девочка. – У меня есть фрукты и рыба. Я заплачу, чем захочешь, только верни малыша.
– Мне уже заплатили, прости, птенчик, – резко ответила Птица, дернув уголком рта. Затем нагнулась, взяла ручку от неояслей в зубы и, подпрыгнув, уперлась когтистыми лапами в тесные стенки трубы.
– Ты не выберешься так! – закричала Маша. – Отдай младенца, и я тебя выпущу через люк!
Но Птица молча карабкалась по трубе вверх, только летели крошки кирпича.
Маша заметила на кресле одно из кухонных полотенец, схватила его, подбежала к трубе и хотела поймать Птицу за лапу. Но получила такой удар по руке когтями, что от боли на несколько секунд перестала соображать. Тельняшка на предплечье была разорвана, потекла кровь. Девочка, плача, обернула руку полотенцем, и в этот момент пробил колокол, возвещавший о конце Черного Часа. Не медля, Маша побежала к люку, распахнула его и поднялась.
Чудо-дверь была снесена с петель, из нее торчала электронная начинка, окна зияли выбитыми стеклами, все кругом было разбито, холодильник лежал на боку. У порога валялись Машины шлепанцы и ботинки. Чтобы не наступать на стекла, девочка сунула ноги в шлепанцы – так быстрее – и поспешила на улицу. В розовое рассветное небо улетали три огромные Ночные Птицы.
Глава 20
Возвращение домой
Маша стояла, онемев, глядя туда, куда улетали Ночные Птицы Рогонды, унося ребенка Кристины – на вершины дальних гор. Она не чувствовала, что полотенце пропиталось кровью, но внезапно у нее закружилась голова. Девочка зажмурилась и села прямо на траву. И вдруг ее приподнял какой-то мужчина.
– Пух и перья, ты же ранена!
– Да, наверное.
– Тебя надо к лечухам!
– У нас в доме есть одна. – Маша отвечала бездумно, не открывая глаз. Ее подташнивало.
– В доме? Лечуха? Что тут произошло?!
Мужчина поднял ее на руки, как малышку, переступил через битые стекла, побежал вниз по лестнице.
– Кристина! Любимая! – позвал он, вбегая в гостиную.
Тут Маша открыла глаза и посмотрела на того, кто ее нес. У молодого мужчины была красная вязаная шапка на голове.
– Она в детской, – сообщила девочка.
– Кристина! – не своим голосом заорал мужчина, вбегая с Машей на руках в разгромленную детскую.
Он спустил с рук Машу, и та поспешила к трепыхающейся ширме, под которой пряталась очумевшая от страха лечуха. Но не смогла ее поднять, потому что женщина крепко держалась за ширму снизу. Мужчина тем временем поднял портативную лежанку вместе с Кристиной. Он был очень высоким и сильным и в точности таким, как на фотографии.