Чарли подобрал курицу, отряхнул ее, положил на табурет и принялся расспрашивать девочку. Поначалу она держалась настороженно, но юный агент был настолько обаятелен и убедителен, что считанные мгновения спустя она уже выливала на него целый поток информации, игриво хихикая в ответ на его шутки. Когда она принялась накручивать прядку волос на палец, Джейк и Топаз переглянулись.
— Сегодня он определенно в форме, — заметила Топаз. — Никто не заставит вас поделиться сокровенными тайнами быстрее, чем Чарли Чиверли.
Когда расспросы завершились, мальчик бегом вернулся к товарищам.
— Что же, есть и хорошие новости, и плохие, — возбужденно выдохнул он. — Эта юная барышня — ее зовут Хайди — оказалась крайне любезна.
— Мы заметили, — подняв брови, сообщил Джейк.
— Судя по прическам, вам с Хайди сам бог велел поладить, — шутливо добавила Топаз.
— Ну, да… — пробормотал Чарли, залившись ярким румянцем, — как бы там ни было — плохая новость состоит в том, что увиденная нами подвода была последней, доставляющей в замок провиант. По всей видимости, заказ был просто огромным: сто пар фазанов, тридцать ящиков трюфелей, пятьдесят бочек меда — и так далее, и тому подобное.
— Ничего себе летний пикничок, — задумчиво протянула Топаз. — А хорошие новости?
— Начиная с завтрашнего утра, — продолжил Чарли, — им было велено ожидать до тридцати групп иностранных сановников из Португалии, Франции, Фландрии, Греции, аж из самой Малой Азии…
— Наши приглашенные на конференцию Суперии, — заметила Топаз.
— И всем им понадобится отдохнуть перед дорогой в горы, которая, очевидно, довольно-таки тяжела.
— Значит, вот как мы попадем внутрь, — уверенно заключила девочка. — Кто-нибудь из них нас подвезет, и есть время до зари, чтобы придумать, как это устроить.
— До зари? — изумился Джейк. — До нее же еще двенадцать часов!
— Восемь, если быть точным, — поправил его Чарли.
— Но разве тогда не останется меньше полутора суток до апокалипсиса? — упрямо настаивал Джейк. — Разве нам не следует искать способ попасть туда сейчас?
— Мы все нервничаем, — спокойно, но твердо заметила Топаз, — но у нас будет только один шанс справиться с задачей, а это — лучшая возможность из всех, что у нас есть. Мы не можем позволить себе неудачу.
Джейк придержал язык и кивнул.
— К слову о более радостных материях, — объявил Чарли, — в поселок прибыли бродячие актеры. Вечером, при свечах, состоится представление постановки «Эдип» на деревенском лугу.
— Греческая трагедия. Это должно нас воодушевить… — с улыбкой заметила Топаз.
Они сняли жилье на постоялом дворе. Розовощекий трактирщик проводил их вверх по винтовой лестнице в комнаты со стенами из дубовых брусьев. Внутри теснилась покосившаяся мебель, а на окне в гостиной стояла вазочка с полевыми цветами.
Все трое умылись и перекусили. После заката толпа местных жителей высыпала из домов со свечами в руках и направилась к лугу на берегу Рейна, где собирались выступать бродячие актеры. Трое юных агентов не собирались пропускать скромное развлечение и, держась в тени, проследовали за деревенскими жителями к реке. Здесь уже стояли грубые подмостки, с двух сторон озаренные мерцающими факелами. За полотняным задником актеры переодевались в костюмы. Справа на скамье сидели три музыканта, держа наготове скрипки и барабаны.
Чарли заворожила романтичность обстановки.
— Именно с этого все и начиналось, весь шоу-бизнес! — воскликнул он, порывистым жестом воздев руку к небесам. — Только пустая сцена, слова и небо.
Топаз заметила, что к ним пробираются сквозь толпу два человека и машут руками. Это оказались Хайди, помогшая им рыжая девчушка, и ее подружка, непрерывно улыбающаяся барышня с неправильным прикусом. Хайди одарила Чарли фамильярным знаком внимания — пощекотала его под подбородком, а затем снова скрылась за спинами собравшихся.
— Чарли Чиверли, je suis impressionnee[46] — юные дамы так и валятся к твоим ногам, — заметила Топаз.
— Они расспрашивали меня о мистере Дрейке, вот и все, — промямлил Чарли, густо покраснев. — Я сказал им, что он спит.
Раздалась барабанная дробь, и актеры, одетые в древнегреческие костюмы, вышли из-за задника и заняли места на сцене. Зрители притихли, и представление началось.
Джейк был заворожен. Разумеется, пьеса шла на немецком, и он не очень-то понимал нюансы истории (суть Чарли вкратце пересказал: человек по ошибке женился на собственной матери и убил отца). Однако актеры говорили с такой торжественностью, их движения были так изящны и выразительны, на озаренных факелами лицах отражалась такая страстность, что мальчик не мог противиться очарованию.
Казалось, час прошел как миг. Слушатели ловили каждое слово, иногда в тишине, иногда громко реагируя на происходящее. Музыканты тем временем аккомпанировали разворачивающейся драме. Джейк покосился на Топаз — ее глаза были широко распахнуты и искрились восторгом. Не отрывая взгляда от сцены, она поймала его ладонь и крепко ее сжала. Сердце мальчика воспарило. Этот теплый летний вечер был полон волшебства: актеры в греческих костюмах, луна над Рейном, стоящая перед ними задача.
Когда пьеса подошла к концу и актеры откланялись, на подмостки вскочили музыканты. Скрипач трижды топнул ногой, и они начали играть. Толпа разразилась одобрительными возгласами. Некоторые люди вскочили и принялись плясать, прихлопывая в ладоши.
Вновь объявились две поклонницы Чарли, подняли его на ноги и утащили в круг танцующих.
— Нет, об этом не может быть и речи… я никудышный танцор… как корова на льду, — отговаривался он, когда девочки закружили его в пляске.
Но тем не менее увильнуть даже не попытался.
Джейк с Топаз, широко улыбаясь, любовались весельем. Уже почти все местные жители оказались на ногах. Молодежь и старики плясали вместе. Воздух звенел от восторженных возгласов. Одна пара особенно привлекла внимание Джейка: юноша танцевал с пожилой женщиной. Он был босиком и выглядел так, будто весь день трудился в поле, а его партнерша оделась с изяществом. Но они с удовольствием плясали вместе, смеясь и по очереди хвалясь потрясающим хореографическим мастерством.
Джейк повернулся к Топаз, вскинул брови и открыл рот, собираясь заговорить. Он хотел пригласить ее на танец, но вместо этого произнес нечто совершенно иное.
— Удивительно привязчивый мотив, правда? — выдавил он.
Топаз лишь кивнула. Джейк смущенно поежился, недоумевая, как ему пришло в голову ляпнуть такую банальность.
— Я не думаю, что тебе хотелось бы… — предпринял он вторую попытку.
Слишком поздно: высокий симпатичный юноша уже подошел к Топаз и подал ей руку, приглашая на танец. Это был длинноволосый блондин с лихо перекинутым через плечо плащом. В ухе у него поблескивала бриллиантовая сережка-гвоздик. Двое его приятелей (тоже в плащах, хотя и не столь затейливо задрапированных) с заметным интересом следили, добьется ли он своего.
Девочка подняла взгляд на щеголя и улыбнулась.
— Ты же не против, Джейк?
— Ничуть, — солгал он, с чрезмерным пылом помотав головой.
И Топаз увели от него прочь. Кавалер увлек ее за собой в гущу толпы, и они пустились в пляс. Девочка не знала фигур танца, но быстро переняла их от окружающих и разнообразила собственными дополнениями, отчего сердце Джейка снова учащенно забилось. Они с партнером, с их безупречной красотой и длинными светлыми волосами, выглядели отличной парой. Двое приятелей юноши следили за ними с завистью и восхищением.
— «Удивительно привязчивый мотив?» — бормотал себе под нос Джейк. — Как же я так сглупил?
Он встал и побрел к реке. Его глазам открылась необъятная водная гладь, тихо плывущая мимо. Это напомнило Джейку Дордонь во Франции, куда они с семьей ездили отдыхать четыре года назад. Ему тогда было одиннадцать, а Филиппу — четырнадцать. У старших братьев зачастую нет времени на младших, но Филипп был не из таких: он всегда обращался с Джейком, как с равным.
Однажды он собрался поплавать на каноэ, и Джейк упросил взять его с собой. Филипп сомневался в умении братишки, но согласился. Стояло тихое, жаркое утро, и река поначалу была спокойной. Но через час после отплытия из-за гор выползла черная туча. Глухо зарокотал гром, хлынул проливной дождь, и течение пугающе ускорилось.
— Я гребу к берегу, — прокричал Джейк.
— Нет! — заорал Филипп. — Оставайся на середине реки, это опасно!
Джейк не прислушался к совету брата. Он развернул каноэ поперек течения, и поток пенящейся воды тут же опрокинул его, так что мальчик оказался в реке. Течение потащило его вглубь.
Филипп мешкать не стал. Он нырнул, борясь с водоворотами, доплыл до брата и вытащил его на безопасный берег. Они уселись рядышком, переводя дух. Джейку было очень стыдно за то, что он так подвел брата.
— Прости, — тихонько выговорил он.
Филипп улыбнулся и обнял его за плечи.
— Если река вот так вот сходит с ума, всегда двигайся по течению. А если на тебя идет волна, ныряй прямо в нее, даже если это кажется самым безумным поступком на свете. Понял?
Джейк кивнул. Он выводил пальцем невидимый узор на своей промокшей насквозь штанине.
— Это, видимо, был последний раз, когда ты брал меня с собой…
— Шутишь? — отозвался Филипп. — В следующий раз ты пойдешь первым. Не забывай: ты мой протеже.
И он ласково взъерошил братишке волосы.
Каникулы в Дордони были последним общим путешествием их семьи: следующей зимой Филипп пропал.
Внезапно Джейк услышал доносящиеся с реки приветственные крики.
— Посмотри-ка на это, — предложила появившаяся рядом Топаз.
Она указала на корабль, скользящий вниз по течению. На палубах помаргивали фонари, а матросы махали столпившимся на берегу деревенским жителям.
— Судя по виду, это грузовое судно, — пояснила девочка. — Должно быть, идет в Кельн или Дюссельдорф, а может, и в Голландию. Рейн — крупная река…
Джейк кивнул, бросил взгляд на Топаз и снова отвернулся к воде.
— А куда делся красавчик? — спросил он с напускной небрежностью.
— Пойми меня правильно, — отозвалась Топаз. — Парни, которых встречаешь на летних танцах в Германии, с веками не слишком-то меняются.
— Проклятье курортных романов, — согласился Джейк. — На самом деле у меня никогда не было ничего подобного, но я решил, что эти слова создадут впечатление мудрости и опыта.
Топаз повернулась и широко улыбнулась ему.
— Хотя я слегка соврал, — внезапно припомнил Джейк. — Я забыл про Мирабель Делафонте. Она сделала мне предложение на аттракционе в парке развлечений Элтон.
— Мирабель Делафонте? De vrai?[47] Это ее настоящее имя?
— Боюсь, все обстоит еще хуже. Мирабель Порция Светлана Ида Делафонте. Ее родители увлекались любительским театром, мягко говоря.
Девочка прыснула.
— И ты сказал ей «да»?
— Пока я «обдумывал» ее предложение, она успела прижаться губами к моему лицу, и скобка на ее зубах зацепилась за мою щеку. Ее едва не пришлось удалять хирургически.
Топаз расхохоталась. Еще минут пять в ее воображении стоял образ огромных скобок Мирабель Делафонте, и ей никак не удавалось успокоиться. Стоило лишь немного совладать с собой, как начинался новый приступ смеха. В конце концов она все же сумела отдышаться.
— Стоит мне только начать, как уже не остановиться, — призналась она.
Джейк решил, что уже набрался храбрости задать ей кое-какие вопросы.
— Итак, возвращаясь к реалиям жизни, как давно ты… этим занимаешься? В смысле, работаешь в Секретной службе хранителей истории?
Топаз уставилась куда-то за реку.
— Ну, я родилась во время битвы при Пуатье, во время Столетней войны. И когда я говорю «во время», то имею в виду, что произошло это в оружейном шатре, посреди поля боя. К счастью, я этого не помню. Зато помню свой первый крестовый поход, в четыре года. Мать взяла меня с собой в Иерусалим одиннадцатого века, чтобы «дать мне освоиться», и с тех пор ничего толком не изменилось.
Джейк уловил некоторую дрожь в голосе девочки. Он засомневался, стоит ли продолжать расспросы, но все же не удержался.
— А не будет ли грубостью с моей стороны спросить, — осторожно начал он, — что случилось с твоими родителями?
Малейшие следы улыбки полностью исчезли с лица Топаз. Ее место заняла мрачная тень скорби.
Джейк почувствовал себя очень неуютно.
— Прости, мне не следовало спрашивать.
— Все в порядке, я понимаю. Ты беспокоишься о собственных родителях, — мужественно ответила девочка. — Алан и Мириам — чудесные люди, Джейк. Уверена, они целы и невредимы. Я это чувствую, — заверила она мальчика, приложив ладонь к сердцу, и заглянула ему в глаза. — С моими родителями все было совершенно иначе.
Больше ничего по этому поводу она не сказала. Только еще немного посмотрела вдаль, а затем повернулась и взяла Джейка за руку.
— Пойдем, поищем Чарли, пока его курортный роман не вышел из-под контроля.
Мальчик рассмеялся и двинулся следом за ней в толпу.
Звуки скрипок плыли по долине и разносились над Рейном. Они становились все слабее, пока теплый ветер нес их сквозь вечернюю дымку в сторону замка, возносившегося высоко на ближайшей скале. Здесь, за гранитными стенами в пятнадцать футов толщиной, двое несчастных ютились в подземной темнице…
— Интересно, что он ел последним, — задумчиво протянул один.
Натан Уайлдер и Паоло Коццо сидели, прислонясь к сырой каменной кладке, в тюремной камере, освещенной единственным лучом лунного света, который пробивался сквозь зарешеченное окошко-бойницу. Одна стена темницы представляла собой решетку из толстых железных прутьев, сквозь которую можно было разглядеть часть черного подземелья. Глаза Натана по-прежнему поблескивали сталью, а Паоло представлял собой воплощенное отчаяние.
— Чем бы она ни была, эта его последняя пища, я категорически не собираюсь ее заказывать, — объявил Натан.
Предметом его рассуждений был скелет, прислоненный к противоположной стене камеры.
Паоло закатил глаза. Его живот издал необычный рокочущий звук.
— Откуда ты знаешь, что это был мужчина? — угрюмо пробормотал итальянец минуту спустя.
— Это был вопрос? — ахнул Натан. — Восхитительно! Мы разговариваем! А ты утверждал, что мы никогда больше не будем заниматься ничем подобным. Хм-м-м… Ты прав, возможно, это останки юной дамы. Это многое меняет.
Он поправил спутанные волосы, одернул рваный дублет и обольстительно подмигнул скелету.
— Какие у вас планы на сегодняшний вечер?
Паоло вздохнул. Слабые отзвуки музыки доносились из деревни внизу. Натан, мурлыкая себе под нос, подхватил мотив, и тут его осенила идея. Он поднялся на ноги.
— Знаю…
— Что? — возбужденно спросил итальянец.
— Почему бы нам не станцевать?
Паоло скрипнул зубами.
— Смешно — просто обхохочешься, — буркнул он и плюхнулся обратно на пол.
— По правде сказать, я обращался не к тебе. Я говорил с моей новой подружкой, Эсмеральдой, — пояснил он и подал скелету руку. — Эсмеральда, не позволите ли пригласить вас на вальс? Или польку, или я могу придумать что-нибудь более барочное, если вам угодно? Обещаю не наступать вам на кости.
— Заткнись, Натан! — в конце концов взорвался Паоло. — Мне плохо, я устал, я не ел уже три дня! Нас уморят голодом, или запытают до смерти, или разрежут на кусочки, а ты только и можешь, что глупо зубоскалить!
— Не ел? Тебя подводит память: а как же те изумительные тараканы, которых мы отведали утром? Их своеобразный вкус стал для меня настоящим откровением. Что до зубоскальства — а что нам еще остается? Именно наличие чувства юмора и отличает нас от животных.
— Заткнись! — завопил Паоло. — Или я за себя не отвечаю!
В расстройстве он подхватил с пола пучок сена и швырнул им в Натана.
Шутник наклонился к скелету и виновато ему улыбнулся.
— Простите моего друга, — доверительно шепнул он. — Итальянцы так драматичны.