– Часа два, – ответил Перец. – Потом… потом мы застрянем здесь надолго.
– Успеем найти?
– Нет. Я не знаю, где она живет, только город знаю.
– Откуда?
– Агентурная сеть. Работаем помаленьку. В каждом нужном городе.
– А как ты определяешь нужные города?
– Просто. Есть у меня один знакомый картограф, он отошел от дел, но иногда оказывает мне услуги. Окидывает внутренним взором ойкумену…
– Настоящий Коровин, что ли?
– Он. И многие-многие другие, преданные идеалам Владиперского Деспотата.
Я расхохотался. И Перец расхохотался. Мы вместе расхохотались. Хотя я прекрасно понимал, что ничего смешного нет. Что Перец ведет себя так, будто знает: сейчас за нами кто-то обязательно наблюдает. Работает на публику, короче. Я подыгрывал.
Перец продолжил дурацким голосом:
– Я знаю, что она здесь, знаю, что горын будет здесь еще два дня – выставка-то разъездная. Совпадение. Нет, не совпадение, конечно, совпадений не бывает…
– Судьба, – хихикнул я. – Ваше любимое слово.
«Ваше» не в смысле «ваше величество», а в смысле обитателей Страны Мечты.
Перец промолчал. Сделал вид, что задумался. А когда он задумывался, всегда производил одно и то же. Перец вытащил из-за спины меч своего кашалота в обнимку с драконом, принялся задумчиво поглаживать лезвие. Хотя полировал совсем недавно, буквально десять минут назад.
– Ты думаешь, все-таки она?
– Конечно, она. – Перец кивнул на веревку. – По-другому просто не может быть. Почувствовала горына – неосознанно, но почувствовала, – заволновалась. Она мимо никогда ведь не пройдет…
Я ждал. Ждал. Что-то должно было случиться. Иначе зачем мы здесь торчим? Вообще, по логике, нам следовало бы уже все вокруг обыскивать, но мы не обыскивали. Ладно, ему виднее.
– Какие-нибудь идеи в голову приходят? – спросил Перец.
– Можно сделать так, – теперь погнал уже я. – Захватываем тутошнее Управление внутренних дел, добываем адрес, едем туда, берем вертолет…
– Не успеем, – покачал головой Перец. – Два часа – максимум.
Это, кажется, правда. Он и раньше говорил, что время ограничено. Потом что-то там смещается, и попасть обратно уже гораздо сложнее.
– Тогда я могу остаться здесь, – предложил я. – Найду ее за день…
– Найдешь, – согласился Перец. – А за сколько тебя найдут твои друзья с базы? За полчаса? За час? Они уже тебя, наверное, засекли…
– Вряд ли так быстро, – усмехнулся я. – Думаю, часов шесть понадобится, так что есть время… А может, бросим, а? Зачем нам этот горын? Успели бы раздобыть обычного оружия. Здесь, кажется, кадетский корпус есть…
Кадетский корпус. Да, Перец говорил. Только зачем нам оружие? У нас обычного оружия хоть трактором закапывай. Вряд ли там что-нибудь интересное есть, наверняка старье разное: карабины да саперные лопатки. Хорошо бы «Громов» добыть, но сомнительно, что в кадетском корпусе они есть…
Я стал представлять: если раздобыть хотя бы пару ящиков «Громов» да навербовать с десяток гномов, можно было бы десант хороший организовать. Ван Холл бы удивился…
Тут все и случилось. Я заметил справа движение, с трудом удержал рефлексы. Перец стоял спокойно. Я рассмеялся. Надо же было что-то сделать. Из-за бочек показалась она.
Лара.
Год прошел. Или больше. Она не очень изменилась. Хотя выглядела, пожалуй, более усталой. Может, даже похудела чуть. На самом деле похожа на Сирень, мне тогда не показалось.
Перец покачал головой.
– Привет, Пашка, – сказала она.
– Ну, привет, – ответил Перец. – Хорошо выглядишь, особенно в лунном свете. Волосы перекрасила? Тебе идет серый. Знаешь, с тех пор, как ты удрала… Зачем ты удрала, кстати?
– Я не удрала. Я вернулась.
Зачем я тут вообще, подумал я? Милые бранятся – только тешатся, а я потом буду враг семьи номер один. Так всегда случается. А я еще тогда заметил, что между ними какие-то струны душевные натянуты, прямо два сапога – жизнь не дорога. Как-то униженно я себя чувствовал, честное слово.
Разборка между тем продолжалась.
– Ты удрала, – сказал Перец с обидой. – Ты удрала, а я хотел с тобой поговорить…
– Откуда ты знаешь, что я здесь?
Это уже Лара спросила.
– Я знаю все. Знаю даже…
– Что ты делаешь здесь? – оборвала Лара.
– Что я делаю здесь. – Перец усмехнулся. – Так, зашел поглядеть на грязные бочки, на прочее дерьмо…
Он лениво взмахнул мечом, разрубил какую-то конструкцию, и дышать стало совсем уж плохо – от пыли. А может, я от здешнего воздуха уже отвык. Вернее, к тамошнему привык.
– Ты его не получишь, – негромко сказала Лара. – Не получишь.
Видимо, про горына сказала. Они делили горына. Какие, однако, политики! Делят последнего на Земле дракона, решают судьбы мира… А я, значит, должен в случае чего по морде. Что ж, по морде так по морде, мне не жалко, я человек широких взглядов. Тогда Сиреньке в бубен дал и сейчас легко повторю. Хотя хорошо бы мне, пока тут голубки будут друг друга страстными когтяшками полосовать, отлучиться. Взглянуть на мир, поглядеть, как там оно на самом деле.
– Мы с тобой уже говорили про это. Мне не очень хочется вспоминать…
– Мне тоже не хочется вспоминать. Но вы не получите его. Вы уйдете. Я не хочу, чтобы ты превратил его…
– Хватит, а? – попросил Перец. – Ты же сама понимаешь, что мне нужно оружие. У нас там противостояние…
– Плевать мне на ваше противостояние. Ты его не получишь, – повторила Лара.
– Лара, может, не надо? Мы все равно ведь возьмем…
– Я хочу поговорить с тобой по-хорошему. Я прошу тебя, Пашка, не надо! Ты же нормальный, ты же все равно не сможешь его воспитать…
Перец расхохотался.
– Не надо, Пашка, а? – повторила Лара. – У тебя не получится правильно его воспитать. Ты не представляешь, как это непросто…
– У меня уже получилось, – резко ответил Перец. – У меня уже все получилось! Три раза!
Я усмехнулся. Зря он расхвастался. Нельзя девкам доверять.
– Что?!
– Да! – выкрикнул Перец. – Три! У меня их уже три! А ты думала, что ты одна у нас такая сверхумная?
– Пашка…
– Три! У меня их три!
Лара спрятала руки в карманы куртки.
– Их у меня три! Щек, Кий, Хорив! Аз, Буки, Веди! Илья, Алеша, Добрыня! Они слушаются меня, как дети! Огонь идет за мной, Лара, их никто не может остановить! Тоже мне, противозенитные комплексы…
Перец снова взмахнул мечом – соседние с ним бочки разошлись по экватору, на пол потекло черное и пахучее.
Лара глядела то на меня, то на Перца.
– Это… это вы сделали?
– Мы, – улыбнулся Перец. – Я. И это только начало. Один маленький военный заводик одной маленькой военной корпорации… Скоро он поймет! Скоро он, скотина, поплатится за то, что сделал с нами!
– Пашка…
– Они умоются кровью!
– Ты… ты… предатель, – сказала Лара.
Перец рассмеялся и спрятал меч в ножны, за спину.
– Мы оба предатели. И ты – гораздо хуже меня, сама знаешь…
Справа послышался звук – вылетела дверь, и показались двое. В черной форме, на эсэсовцев похожи. С пистолетами. Дрянные пистолеты, пээмки. Наверное, местная охрана.
Не зря меня Перец потащил. Они тут беседовать будут, миловаться, а я пока буду охранников валить. Вот чего два дурака приперлись? А не зря у меня Перец патроны нормальные отобрал…
Они пистолетики свои вскинули, дурачье.
– Стоять! – взвизгнул один. – Всем стоять!
Идиоты, неужели не видят? Идиоты, честное слово…
– К стене! – ступорылил второй. – Мордой в стену, ребятишки!
Мы не пошевелились, стояли как стояли.
– Я сказал к стене! – снова завизжал охранник.
– Не надо! – прошептала Лара.
Ну конечно, не надо. Да не прольется кровь дурака… Я хоть и гуманист, но не люблю, когда в меня пистолетиком тычут.
Сработала Берта, сработал Дырокол.
Дураки не успели даже выстрелить, их швырнуло в стену – пули хоть и резиновые, но бьют хорошо. Теперь у них будут роскошные контузии, сны плохие станут сниться. Долго. Может, всю жизнь.
Приятно. Давно такого чувства не испытывал. Охранники больше не встали. И, что характерно, никто ничему не удивился. Ни Лара, ни Перец. Они вообще не заметили, что тут кто-то стрелял. Ну да, влюбленные часов не наблюдают. Влюбленные вообще ничего не наблюдают. Тоже мне, Ромео и Джульетта…
Надоели! Почему я должен все время кого-то слушаться?
– Отдай, прошу тебя, – терпеливо попросил Перец. – Отдай его.
– А то что? – зло вскинулась Лара.
Я снова выстрелил. Не знаю, как это получилось. Да, не знаю. Просто я давно не стрелял. Или, может, оттого, что патроны все-таки не настоящие. Травматическое оружие, что тут скажешь…
Она упала лицом вниз.
– Зачем? – спросил Перец.
Вот придурок! А что он хотел? Чтобы я ей затрещин надавал обычных? Я вообще-то не навязывался сюда, пусть теперь не возникает…
Он на меня так пронзительно посмотрел, будто я в него стрельнул. Или в его матушку.
– Можно было и не стрелять… – сказал Перец.
– Ничего страшного. – Я спрятал револьверы и направился к Ларе. – Немного боли даже полезно…
На самом деле полезно. Кровь разгоняет, настроение повышает. И вообще, зачем меня сюда притащили? Я подошел к этой принцессе и рывком перевернул ее на спину.
– Убери руки! – злобно сказал Перец.
Да, дело запущено, оказывается. Светлые чувства, оказывается. Руками не трогать.
– Чего? – сделал я вид, что не расслышал.
– Убери руки! – крикнул Перец.
Он подскочил и оттолкнул меня в сторону. Ах, какая трепетность! Впору приют для ежей-калек открывать. Мне бы домой… Домой. Я уже давно не мечтал ни о чем по-нормальному. Гады, все из-за них…
Почему меня никто не жалеет?
Вот подумал я так, и тот, которого я чувствовал, но не видел, выскочил из-за бочек. Тайный поклонник. Лара просто плодит вокруг себя поклонников. Видимо, энергетика у нее мощная. Привлекает поклонников, гномов и прочую скотину.
Тот тип из-за ящиков вылетел со зверским лицом и кинулся на меня с кулаками, явно собираясь причинить мне разные повреждения. Отомстить за все. Что за люди?
Не хотел я его трогать. Сам напросился.
Берта…
Герой взмахнул руками, балет какой-то продемонстрировал. И на пол.
– Больше никого? – недовольно спросил Перец.
– Нет. Надо полагать, твой конкурент… – Я кивнул на тушку героя.
– Помолчи, – огрызнулся Перец.
Хотелось мне сказать ему что-нибудь гадючное, но не стал. Если бы к моей метелке цеплялось столько красавцев, я бы тоже разнервничался.
Перец склонился над Ларой и стал ее обыскивать. Быстро, но бережно. С любовью. Ага, трудно представить, что человека можно обыскивать с любовью, но, оказывается, можно. Обязательно расскажу эту историю Тытырину, пусть изложит ее в стихах или в прозе. Мне даже захотелось сфотографировать сцену, но это было бы слишком жестоко.
Лара, кстати, сопротивлялась. Но вяло, лениво. После резиновой пули так всегда: кажется, что все отваливается, а в башке все в разные стороны колышется. Ничего, быстро проходит.
– Лар, отдай… – снова попросил Перец. Видимо, не нашел ничего.
– Нет!!! – закричала Лара.
Я и не сомневался, что она ничего не выдаст добровольно. Поэтому взвел курки. Вряд ли, впрочем, ее можно было запугать, но надо же было что-то делать?
– Стой! – Перец махнул на меня рукой. – Хватит… Отдай!
– Нет!
– Нет! Нет! Нет!
И тогда Перец ударил.
Ну вот, подумал я, зачем меня было тащить, если сам справляется? Только зря меня беспокоил.
Оплеуха получилась знатной. Звонкой. От души. Это особое умение влупить оплеуху, чтобы синяков не осталось, а впечатляло. Браво, Перец, возьму у тебя пару уроков!
И тут герой, который кинулся на меня с кулачками, попытался вскочить. Перец кивнул ушами, я шагнул к врагу и приложил его рукояткой револьвера за ухо. Тот свалился обратно на пол.
Лара, кажется, укусила Перца за ногу. Часто его в последнее время кусают. Он тряхнул ее хорошенько, по полу что-то покатилось с каменным звуком.
– Уходим! – сказал Перец. – Я начинаю!
Обратный путь мало отличался. То же жидкое стекло, те же тошнотворные ощущения. К тому же на сей раз Перец промазал, и вернулись мы не на мост, а в снег. В глубокий и холодный снег.
Глава 9
Холмистый Край
Главным ощущением от Страны Мечты был голод. Гобзиков вообще-то к голоду был привычен, однако не в таких масштабах. За последнюю неделю Гобзиков изрядно похудел, так что даже спать стало неприятно – то коленки непривычно стукались, то спина от худости болела. А на животе спать было неудобно, даже если солому под спальник подкладывать.
Он вспомнил Лицей, вспомнил мягкие диванчики в коридорах, вспомнил буфет и пирожки с капустой, и живот, конечно, заныл. Тогда Гобзиков в очередной раз себя обругал. Сколько раз уже за последние дни зарекался не вспоминать о еде – не получалось. Как не вспоминать, когда есть хочется все время? А вообще Гобзиков дал себе клятву по двум пунктам: во-первых, не вспоминать, во-вторых, не жалеть. Он хотел сюда, и он попал сюда. Все.
Прежде чем уснуть, Гобзиков ворочался, наверное, час.
А Лара спала спокойно. И вообще была спокойна.
На следующий день они шагали куда-то, Гобзиков не мог понять куда, потому что все время тянулось поле, и кроме этого поля ничего не было. Гобзикову было немного не по себе. Но не от бескрайнего простора, а от другого. Страшно жить в мире, в котором твоя судьба зависит только от тебя самого. Вот Гобзиков и напрягался.
А Лара, напротив, была в себе очень уверена. Гобзикову она сразу сказала, что тот может быть свободен, то есть идти куда хочет и реализовываться как хочет, а у нее есть одно дело. Причем неотложное. Гобзиков сказал, что он пока еще не придумал, куда ему идти, поэтому пока пойдет с Ларой. И Лара ответила, что помощник ей пригодится, поскольку дело предстоит трудное.
– Чрезвычайно трудное, – повторила она.
– Угу, – промычал Гобзиков.
– Опасное. Не исключено, что очень.
Гобзиков кивнул.
– Потом не говори, что я тебя не предупреждала.
– Я хочу помочь…
– Помочь? Пожалуй, ты можешь мне помочь… Да, ты даже очень сможешь мне помочь!
Гобзиков кивнул еще несколько раз.
– А брат? – улыбнулась Лара.
Гобзикову стало стыдно.
– Брат подождет, – ответил он.
Тогда Лара промолчала, но в тот же вечер спросила:
– Скажи, Егор, а зачем ты все-таки захотел сюда попасть?
Теперь не ответил Гобзиков. Не хотелось ныть перед девчонкой, вдаваться в подробности.
– А все-таки? – не отставала Лара. – Зачем?
Тогда Гобзиков ответил:
– Я не туда, я оттуда.
Это было правдой.
Ему не очень хотелось вспоминать про то, как в восемь лет он выучился пришивать пуговицы, штопать носки и варить картошку. Про то, как мать ни разу не спросила его, нравится ли ему учиться в Лицее. (Потому что она сделала слишком много для того, чтобы сын учился в Лицее, и он должен это ценить.) Про то, как все свои редкие выходные мать сидела на табуретке и смотрела в окно. Будто кого-то ждала.
Гобзикова всегда интересовало, кого она все-таки ждала. Ему казалось, что отца. Об отце в их семье не говорилось, и так было всегда. Считалось, что его нет. А однажды он услышал, как мать разговаривала на кухне со своей приятельницей, и узнал, что отец его был сумасшедшим и всюду вбивал гвозди.
История с гвоздями его весьма удручила. И даже испугала – в последнее время Гобзиков замечал ту же привычку и за матерью, она тоже бессмысленно вбивала гвозди. Это было страшно.
Вообще страшного вокруг хватало. Дом с косыми деревянными полами. Улица Красных Партизан – слепые от грязи двухэтажные дома, дохлятина в канавах. Дорога до остановки – между грязными некрашеными гаражами. Школа. И цвет, хуже всего был цвет – цемент или жидкая грязь.
Будущее тоже представлялось страшным. Расписанным черно-белым, не допускающим вариантов. Гобзиков боялся его и не хотел, чтобы оно наступало. Но до будущего надо было дожить. Надо было учиться, хорошо учиться, быть первым в учебе. Потому что только первый получит губернаторскую стипендию, только первого возьмут в Лицей им. Салтыкова-Щедрина. Потому что только первый сможет выбраться с улицы Красных Партизан.