Он зашатался, рухнул на лавку и зажмурился.
Сидел так, наверно, с минуту. Беззвучно шевелил губами, пару раз перекрестился. Ондрейка напряженно глядел на своего господина, ждал.
Когда Василий Иванович поднялся, левый глаз был закрыт, а правый налит кровью и страшен.
— Ништо, — сказал князь хрипло и невнятно. — Шуйский на своем веку всякое перевидал. Зубы об его обломаете… Слушай мою волю, Ондрейка.
Шарафудин встрепенулся.
— Этого, — ткнул пальцем боярин, не взглянув на Ластика, — в темницу…
В тот же миг Ондрейка, еще совсем недавно угодливо кланявшийся «ангелу», подскочил к Ластику и заломил ему руки.
— Ой! — вскрикнул от боли без пяти минут царь.
Князь же прямиком направился к печи, открыл заслонку, кряхтя пошарил там и достал унибук.
— Ишь, «назад на небо забрали», — проворчал он, бережно сдувая с книги золу.
Откуда узнал? Кто ему донес?
— Отда…
Ластик подавился криком, потому что Шарафудин проворно зажал ему рот липкой ладонью.
Проклятое средневековье
Челобитное посольство, если по-современному — приветственная делегация, выехала из Москвы на многих повозках, растянувшись по Серпуховскому шляху на версту с гаком. Впереди ехали конные стрельцы, за ними в дорожных возках великие послы, потом на больших телегах везли снятые с колес узорны колымаги (парадные кареты), да царевы дары, да всякие припасы. Потом опять пылили конные, вели на арканах дорогих скакунов.
Путешествовали быстро, не по-московски. Остановки делали, только чтоб дать лошадям отдых и сразу же катили дальше.
Живой подарок Дмитрию — плененного мальчишку-самозванца — Шуйский держал под личным присмотром, велев посадить воренка в короб, приделанный к задку княжьей кареты.
Судя по запаху и клокам шерсти, этот сундук обычно использовался для перевозки собак — наверное, каких-нибудь особо ценных, когда боярин ездил на охоту. Ластик так и прозвал свое временное обиталище — «собачий ящик». Крышка была заперта на замок, но неплотно, в щель виднелось небо и окутанная тучей пыли дорога, по которой двигался караван. Еще можно было через дырку в днище посмотреть на землю. Других развлечений у путешественника поневоле не имелось. Есть-пить ему не давали, то ли из-за того что ангел, то ли не считали нужным зря переводить пищу — всё равно не жилец, медвежья добыча.