Ничего особенно таинственного в вожделенном погребе Ластик не обнаружил. Вдоль стен валялись лопнувшие покрышки и проржавевшие обода колес, уже знакомый кузов грузовика, кучи щебня, ржавый ковш растворомешалки.
— Поразительно, как этой недвижимости до сих пор не нашли полезного применения, — заметил мистер Ван Дорн.
— Папа говорит, что пробовали, но никак не разберутся, какая организация владеет подвалом. И потом, очень много денег нужно. Знаете, какая тут площадь? Чуть ли не…
— Я знаю, какая тут площадь, — сухо перебил профессор. — Я про эти подвалы знаю всё. Вы бы, Фандорин, лучше под ноги смотрели. Нам прямо и направо, в бывший склад мануфактурных товаров.
Шаги гулко отдавались под высокими сводами. Где-то размеренно капала вода. В темноте прошуршал кто-то юркий, проворный.
Но с мистером Ван Дорном шестикласснику было совсем не страшно. Один раз показалось, что сзади донесся шорох. Ластик обернулся, прислушался — нет, вроде бы тихо.
Они прошли галереей, повернули направо и вскоре оказались в большом зале — свет фонаря не доставал до противоположной стены.
Первое, что заметил Ластик, — яркий и тонкий луч, вертикально пронзающий тьму и заканчивающийся на полу золотым кружком.
Профессор объявил:
— Смотрите! Это и есть лаз в 8 часов 35 минут утра 5 июня 1914 года!
Ластик кинулся вперед, поближе к лучу. Поднял голову. Рассмотрел на потолке освещенный квадратик стекла и чуть не взвыл от разочарования:
— Да нет же, нет! Профессор, вы ошибаетесь! Я знаю, что это такое, папа рассказывал! В центральном дворе доходного дома раньше был прозрачный пол, весь из плиток толстого стекла. Специально — чтобы внизу, на складе, было светло! Электричество сто лет назад стоило слишком дорого. Потом двор покрыли асфальтом, но в одном месте покрытие прохудилось, и видно стекло. Мы с ребятами в него сколько раз сверху заглядывали, фонариком светили. Темно, и ничего не видно. Неужто ваш хроноскоп ошибся?
Ван Дорн сосредоточенно рылся в саквояже.
— Мои приборы никогда не ошибаются. Скажите-ка мне, юный фон Дорн, какая сегодня погода? Пасмурная. Почему же тогда через стекло просачивается солнце? Я вам объясню. Согласно газетам, 5 июня 1914 года утро было жаркое и ясное. Это светит солнце 1914 года. И, пожалуйста, не отвлекайте меня. Я что-то не могу обнаружить лестницу. Ага, вот она!
Он достал плоский ящик, совершенно не похожий на лестницу. Щелкнул чем-то, и ящик сделался вчетверо длинней и вдвое шире.
— Вставайте сверху, — велел профессор, держа саквояж под мышкой. — Это одно из моих давних изобретений. Компактная самораздвигающаяся лестница. Обхватите меня за пояс, а то можете упасть.
У Ван Дорна в руке пискнул маленький пульт, и пол вдруг пополз вниз — Ластик от неожиданности ойкнул.
Нет, это не пол пополз — это стала подниматься крышка ящика.
— Ух ты, здорово!
— Там телескопический штатив из сверхпрочного и сверхлегкого полимерного материала, — рассеянно пояснил профессор, глядя вверх, на медленно приближающийся свод с ослепительно ярким квадратом. — Не вертитесь. Тут высота пять метров, а платформа не рассчитана на двоих. Знаете что? Давайте-ка лучше сядем. Сначала я.
Он осторожно сел, свесил ноги. Помог Ластику сделать то же самое.
Внизу была кромешная тьма, и казалось, будто чудо-лестница двигается из ниоткуда в никуда. В луче поблескивали пылинки.
— Приехали, — просипел профессор севшим от волнения голосом.
Снова пискнул пульт. Лестница остановилась. До стеклянного квадрата можно было достать рукой.
Ластик так и сделал — провел пальцем по толстому слою пыли. Свет стал еще ярче, но разглядеть что-либо все равно было невозможно.
— Сейчас, сейчас…
Мистер Ван Дорн протер стекло носовым платком, и стало видно синее, безоблачное небо. Неужели это и вправду небо 1914 года?
— Господи, как же я волнуюсь. Мне надо принять таблетку, — прошептал профессор. — Слушайте внимательно. Сначала вы совершите пробную вылазку. Ровно одна минута. Шестьдесят секунд. Ясно? У вас часы есть?
— Еще какие, — показал Ластик. — Мама на день рождения подарила. Можно на пятьдесят метров под воду нырять, и компас, и секундомер.
— Секундомер — это замечательно. Следите по нему: ровно одна минута, не больше и не меньше. Приготовьтесь! Сейчас я выну стекло.
Ван Дорн достал из саквояжа самую обыкновенную стамеску. Провел ею по краям стеклянного квадрата. Постучал в одном углу, в другом. Надавил, приподнял. Сверху дохнуло теплым летним воздухом.
— Кажется, никого. Как бы я хотел заглянуть туда! Но у меня слишком большая голова, не пролезет. — Профессор подождал еще с полминуты, прислушиваясь. — Да, похоже, что пусто.
Он просунул руку в отверстие, осторожно вынув и отложив стеклянную плитку в сторону. Уставился на собственную ладонь.
— Моя рука побывала в прошлом, — растерянно пробормотал профессор. — Какое неповторимое ощущение.
Встряхнулся, приходя в себя. Шепнул Ластику на ухо:
— С Богом! Включите секундомер. Помните: ровно одна минута!
Инструктаж и экипировка
Лестница поползла вниз, и минуту спустя они уже стояли на полу. Мистер Ван Дорн поставил фонарь, поколдовал над ним, и луч стал менее ярким, но более рассеянным, так что всё пространство вокруг осветилось.
Ученый окинул своего ассистента придирчивым взглядом.
— С брэкетами не очень удачно — сто лет назад таких, с замочками, еще не делали. Поменьше разевайте рот и не скальтесь. Брюки, пожалуй, сойдут. Ботинки тоже. Особенно приглядываться к вам никто не станет. А вот эту ужасную красную куртку придется снять.
Он достал из саквояжа аккуратно сложенную гимнастерку, фуражку с гербом, ремень.
— Надевайте.
Ластик застегнул металлические пуговицы и принялся разглядывать пряжку на ремне.
— Это я кто? Гимназист?
— Реалист. То есть ученик реального училища. В гимназии делался упор на изучение древних языков и гуманитарных дисциплин. А реалистам в основном преподавали естественные науки.
— Так это как мой лицей! — обрадовался Ластик. — У нас тоже естественные науки.
Ван Дорн, поморщившись, потрогал вьющися волосы новоиспеченного реалиста.
— Прическа нехороша. Приличные мальчики начала двадцатого века с таким вороньим гнездом на голове не разгуливали. Неудивительно, что вас приняли за цыганенка. Ничего, я это предусмотрел.
Из бездонного саквояжа была извлечена какая-то баночка. Профессор смазал Ластику волосы чем-то жидким, и те моментально утратили всю непокорность, стали гладкими, прилизанными. Расческой Ван Дорн сделал реалисту пробор ровно посередине макушки. Посмотрел и так и этак, остался доволен.
— С внешним видом всё. Теперь позвольте представить вашего главного помощника. Он выручит вас почти в любой ситуации.
В руках у профессора появилась старинная книжка в коричневом переплете. На обложке золотыми буквами было написано: «ЭЛЕМЕНТАРНАЯ ГЕОМЕТРIЯ».
— Это унибук, то есть универсальный компьютер-ноутбук, замаскированный под гимназический учебник геометрии Киселева. Изготовлен моей лабораторией в единственном экземпляре, так что смотрите не потеряйте. Ронять можете сколько угодно — хоть в воду. Не разобьется и не отсыреет.
Ластик с любопытством открыл якобы книжку. Внутри она выглядела, как самый обыкновенный учебник: задачки, чертежи, теоремы. Потрогал страницу — бумага как бумага.
— А вы попробуйте, разорвите, — улыбнулся ученый.
Сколько Ластик ни дергал, страница не рвалась и даже не мялась.
— Это особый материал. Огнеупорный, водонепроницаемый, прочный. Запомните: вам нужна семьдесят восьмая страница, для удобства там закладка.
Профессор перелистнул унибук, сказал:
— Старт.
Напечатанный текст исчез, лист сделался совершенно белым.
— Это дисплей. Теперь вы можете дать унибуку задание и немедленно получите справку или ответ.
— Здорово! А где клавиатура?
— У этого устройства голосовое управление.
— И о чем же его можно спросить?