— Ну-ну. Интересно, кто из нас пыльным мешком стукнутый? — съязвил тот.
— Ты, конечно, — отбила Карюха, — коль сидишь в этом болоте! Вон у тебя тоже цепочка. Не понял, что ты здесь обыкновенным животным числишься? Посмотри в зеркало, у тебя уже морда проявляется. Скоро загавкаешь. А я не собираюсь уподобляться тебе и тем чокнутым, которыми наполнен город.
Рыжий ничего не ответил, как-то странно ухмыльнулся и отвел глаза. Его сосед с намечающимися усиками начал интенсивно жевать пищу. Усики смешно шевелились, когда он усиленно двигал челюстями. Карюха усмехнулась, вспомнив шутку, что парень отращивает усы, когда ему больше нечем гордиться. Здесь шутка попадала в десятку. Парень поворачивался боком, прятал лицо и глаза и скукоживался.
— Глупо все. Не дергайся, — проговорила Сашка.
— Ну да, так я тебя и послушала! — вспыхнула Карюха, не доверяя ей.
— Как знаешь, — равнодушно пожала та плечами.
— Значит, не пойдете со мной? Боитесь? А я пойду! — Карюха поставила чашку на стол и уловила, как в левое ухо вошел шепот Аньки.
Та оказалась совсем близко, коснулась грудью Карюхиного плеча:
— Возьми меня с собой, — прошептала и выдала для остальных во весь голос: — Крокодилам нужно болото, а лягушкам — река. Вкусно пахнет жареными семечками. Это к дождю, это к дождю, это к дождю.
Карюха решительно шагнула к двери. Анька проворно попятилась за нею. Больше никто не двинулся с места.
— Да, — бросила Карюха, — с вами каши не сваришь, вы уже отработанный материал, надо искать своих.
В коридоре было по-прежнему, хоть шаром кати. Карюха растерянно кинула взгляд на ближние двери, потом на Аньку, вспомнив, что та уже убегала. Анька, опережая вопрос, спиной приблизилась к одной из дверей и толкнула плечом. Карюха не заставила себя ждать. Они очутились на лестничной площадке, по лестничному маршу, выкрашенному в яркий желтый цвет, спустились на нижний этаж, прошли по цветному коридору, потом по длинной желтой лестнице внутри крыши приблизились к металлической уличной двери с потертой ручкой. На протяжении всего пути — никого. Анька шла задом, вызывая раздражение у Карюхи.
— Кончай придуриваться, иди нормально! — говорила девушка. — Не бойся, пустота вокруг.
Но Анька глупо улыбалась и упрямо делала по-своему. Уличная дверь была раскрыта. По торцу краска несколько обита, металл подернулся легкой чернотой. Карюха выглянула наружу — свободно.
— Странно все, — кинула она Аньке. — На окнах развесили решетки, а двери нараспашку, и охраны никакой, — но раздумывать было некогда и глупо, надо было сматывать удочки, пока не хватились. — Удача, — выдохнула затем. — Может, за остальными сбегать? — минуту прикидывала и отказалась от этой мысли, боясь, что второй раз уже не подфартит.
В последнее мгновение вспомнила, что она голая, на миг замешкалась. Но выбора не было, будь что будет — и сломя голову шмыгнула на улицу. Анька — следом.
— В какую сторону? — спросила у Аньки.
— За мной, — ответила та, повернувшись к ней лицом и быстро убирая с губ улыбку.
Глава четвертая Истина там, где нет мысли
Утром от пещеры собаки провели Малкина с друзьями к машине. Люди раскидали ветки, забрались в салон и стали ждать Буриха. Тот появился в окружении псов, отдавая короткие распоряжения Александру, семенившему рядом. Бурих, к удивлению приятелей, был чисто выбрит и одет как истый горожанин: джинсы, рубаха, барсетка в руках. Катюха отметила довольно приятную внешность Буриха.
Не спрашивая разрешения и не объясняя причин, Бурих пересадил Катюху на заднее сидение, сел за руль и покатил через поляну к асфальту. Уже на въезде в город развернул машину на сто восемьдесят градусов и дальше поехал задним ходом. Раппопет и Лугатик недовольно заворчали, но возражать не стали, Бурих знал, что делал.
Улицы города за стеклами авто быстро мелькали. Машина свернула в проезд между перевернутыми домами и остановилась перед сумасшедшим домом. Предупредив приятелей не высовываться из салона, Бурих выбрался наружу и ловко попятился к входным металлическим дверям. Передвигался легко, привычно, голова крутилась, как у стопроцентного местного жителя. Из дверей появился какой-то горожанин, Петька попятился на него:
— День и ночь Философу! — хлопнул в ладони, обращая на себя внимание. — Знать бы, кто захлебнулся в воде. Не дремлет ветеринарная служба.
У горожанина была сильно сутулая спина, покатые плечи, обтянутые тонкой тканью малиновой рубахи, намокшей от пота подмышками. Петька чутко издалека поймал терпкий запах пота, который бил в нос звериным духом. Широкая талия крепко стянута черным поношенным ремнем, удерживающим на крутых мощных бедрах синие сморщенные брюки. Каблуки и подошвы растоптанной обуви на круто выгнутых ногах изрядно истерты с внешней стороны. Бурих и горожанин поравнялись, повернулись лицами друг к другу.
— Вороны никогда не переведутся, — грубовато разнеслось в ответ Буриху. — Жиреют на такой жвачке. Шкуры ветеринаров не высохли.
— Красавец дракон не дружит с воронами, — Петька развел руки в стороны.
— Ты прав, но Ворон дождался, — собеседник часто закивал головой, на которой петушком торчал жесткий чубчик.
— У крови сильный запах, — ноздри Буриха расширились, будто вылавливали в воздухе этот дух.
— Вода существует для того, чтобы топить собак, — проворчал собеседник и брезгливо повел носом, как бы ощущая собачий запах, впрочем, возможно, на самом деле улавливал этот дух от Буриха и находился оттого в замешательстве. — Вот-вот дорога скроется, — он резко сорвался с места и задом потопал на кривых ногах от Петьки.
В машине были приспущены стекла, приятели слышали разговор, но не понимали смысла. Проводив горожанина взглядом, Бурих вернулся в «жигули».
— Ты о чем там кукарекал? — накинулся на Петьку Андрюха. Завозился. Сидение под ним металлически застонало. — Переведи на человеческий язык всю эту тарабарщину.
— Добывал информацию, — пояснил Бурих, усаживаясь удобнее. — Ночью в городе побывал дракон. Жертв и крови много. В городе траур. Скоро все выйдут к дороге. Такой ритуал скорби. Полчаса будут стоять на обочине и глядеть на дорогу. Подождем, когда начнется. В сумасшедшем доме останутся только те, кого лечат. Мы сможем свободно войти. Подруги вашей там уже точно нет, постараемся узнать, с кем она ушла? По крайней мере, так определим направление поиска, — и, видя, что его внимательно слушают, пустился в подробности. — В сумасшедшем доме все организовано по высшему разряду. Вновь поступившему сразу дают возможность для побега, но не одному, к нему прикрепляют агента. Бегут вместе. Клиент даже не подозревает, что находится под неусыпным контролем. О нем известно все. Ночью, очутившись среди волков, клиент испытывает ужас, мечется. Потому боится ночи, а днем без агента ни шагу. И начинает приспосабливаться. Затем проходит еще пару этапов вживания, и постепенно впитывает городскую жизнь. Принимает внешнее поведение горожан и повторяет его. А потом и сам становится перевертышем. Редко попадаются такие клиенты, как я, но если попадаются, с ними ведется более изощренная игра. Выиграть в этом противостоянии одному против системы практически невозможно. Ведь, по большому счету, я еще ничего не выиграл. Я не смог вернуться домой, я вынужден жить здесь по правилам Философа. И хотя я применяю эти правила для собственного выживания, но я участвую во всем, что тут происходит. — Он на короткое время умолк, открыл барсетку, достал белые медицинские шапочки и вручил каждому. — Наденете шапочки, прежде чем войти в сумасшедший дом, это чтобы не сработала система тревожной сигнализации. В каждой шапочке датчик, блокирующий сигнал системы.
Приятели покрутили в руках шапочки, ища датчики, но ничего не обнаружили. Прошло еще полчаса, и из сумасшедшего дома, а также из всех щелей близлежащих домов, как тараканы, высыпали на улицу горожане. Попятились к дороге. На обочине поворачивались лицами к дорожному полотну и затихали, глядя в асфальт.
После того, как поток схлынул, Петька открыл дверцу машины:
— Пора, — выставил ноги из салона и оторвал зад от сидения. — У нас ровно полчаса, — хлопнул дверцей. — Это не так много, как может показаться. Вперед, — добавил он на ходу. — Забыл предупредить, в сумасшедшем доме клиентов содержат голыми, потому не удивляйтесь.
Но люди уже больше ничему не удивлялись.
Не мешкая, друзья за Бурихом беспрепятственно проникли внутрь здания, не встретив на пути никого. Миновали лестничные марши. Бурих уверенно и стремительно двигался по пустым коридорам, хорошо зная их. Сразу повел на второй этаж в девичью половину. Распахнул первую из черных дверей. Глазам открылось помещение с несколькими кроватями вдоль многоцветных стен.
Прямо перед открытой дверью стояла высокая голая девушка с небольшой торчащей грудью и втянутым животом. Вперед сильно выпирали тазовые кости, ноги были тонкими, словно без мышц. Худые плечи вздернуты, четко вырисовывались ключицы. Руки опущены вдоль тела, острые пальцы слегка собраны в кулаки. Вытянутое лицо с впалыми щеками. Ее взгляд рассеянно остановился на вдруг возникших в дверном проеме лицах незнакомых людей. В глазах не появилось ни любопытства, ни вопроса. Она не отвернулась и не отступила от двери, смотрела — и все.
За ее спиной маячили такие же голые девушки, некоторые сидели на кроватях, кто затылком к дверям, кто лицом, другие стояли у двух окон и смотрели сквозь них на улицу. Никто даже не пошевелился.
Друзья лишь успели охватить взглядами помещение, как громкий голос Буриха расколол тишину:
— Свободные кровати есть? — спросил, пробегая глазами по женщинам.
— Туалет в другом конце коридора, — помедлив, отозвались в ответ.
— Не мутите воду! — недовольно парировал Бурих, останавливая взгляд.
В ответ — молчание и неменяющиеся выражения лиц. Но от окна раздался новый глуховатый голос:
— Посчитай. — На Буриха смотрела девушка с небольшой, но обвислой грудью, выпячивающимся задом, выпирающим пупком и не очень ровными ногами.
Бурих кивнул, мгновенно пересчитал девчат и кровати и попятился, закрывая двери. Количество кроватей совпадало с количеством девушек.
— Погоди, — придержала дверь Катюха, — ты не спросил про Карюху.
— Спросил, — сказал Бурих, отодвинул Катюху и плотно захлопнул дверь.
— Какого черта! — возмутился Раппопет, описывая возле Буриха полукруг по черной плитке. — Я что-то не врубаюсь, зачем тебе свободные кровати? Ты чего темнишь, гусь лапчатый? Мне твои замороки вот как надоели, — рубанул себя по шее, да так сильно, что даже зубы клацнули и отдало в висках.
Бурих спокойно пояснил:
— После Карюхи должна освободиться кровать. В этой палате свободных кроватей нет, стало быть, Карюхи тут не было.
Но Андрюху подобное объяснение не удовлетворило. Он недовольно замотал головой, мячиком прокатился от стены к стене, надул щеки. Но выпалить в лицо Петьке больше ничего не успел, ибо тот уже был у второй двери, распахнул ее, пропустив вперед себя дышавшую в затылок Катюху. Следом Лугатик скользил подошвами ног по черному глянцу.
В палате три кровати и три голых девушки. Одна лежала на ближней койке, широко раскинув полные, но красивые ноги, подложив кисть правой руки под голову. Левая рука свисала с постели, касаясь пухлыми пальцами пола. Глаза прикрыты. Лицо безмятежно-красивое, тело, облитое ярким светом от окна, излишне полное, почти без талии. Скрип отрывшейся двери не вызвал у нее желания посмотреть, кто появился в проеме. Веки даже не дрогнули, и дыхание оставалось ровным. Между тем девушка не спала, это было заметно по слабому движению губ.
Вторая сидела лицом к двери на соседней кровати, опустив низко голову с пышными волосами, нервно перебирая короткими пальцами цепочку, прикрепленную к запястью. Подняла лицо и замерла в недоумении, пытаясь разгадать, кого увидела в дверях. Пальцы сжали цепочку сильнее, побелели, обескровили, и тело напряглось. Пышные волосы скрывали половину лба и щеки, из-за чего нельзя было рассмотреть лицо и заглянуть в большие глаза. Глубокий вздох высоко поднял без того высокую грудь, и все застыло в таком положении.
Третья, подбоченившись, стояла посреди разноцветной комнаты боком к окну, слегка раскачивалась и прищуривала выпуклые глаза с длинными ресницами, как обычно делают подслеповатые люди. Острый нос, пухлые губы и широкие брови, давно забывшие о салоне красоты, а может быть, никогда не знавшие его. Нежная молодая кожа и округлые формы тела. Повернула голову к двери и затем равнодушно отвернулась, уставившись в одну точку на стене.
— Мы ищем девушку, которую привезли позавчера, — громко сказала Катюха, смотря на всех сразу. — Может, вы знаете, в какой она комнате? — Не дождавшись ответа, растерянно оглянулась на Петьку. Рядом топтался Лугатик, хмурился Раппопет, а сзади маячила голова молчаливого Малкина. Катюха набрала в легкие воздух, чтобы задать новый вопрос.
Но девушка, лежавшая на кровати, приоткрыла веки:
— Летучие мыши летают по ночам, когда мы спим, — последовал ее ответ. — Ночью надо спать, чтобы не видеть летучих мышей.
Катюха переступила порог, пригладила небольшой ладонью волосы на голове, добавила:
— Красивая, зовут Карюха.
Испуганный голос второй девушки надрывно прервал:
— Не забывайте мыть ноги, — натянула тонкую цепочку, казалось, еще миг — и цепь отскочит от стены или разорвется, — а воду надо выливать в реку, чтобы топить собак, пускай они захлебнутся.
— Где Карюха? — выкрикнул из-за спины Буриха Лугатик, боком, мимо Петьки и Катюхи, втираясь в дверной проем. Природное донжуанство заиграло, восторженно хмыкнул, глядя на красивые тела, но получил от Катюхи локтем по ребрам, крякнул, сжал губы и убрался.
Вразнобой посыпались звонкие голоса девушек:
— Собак надо отлавливать, чтобы они не лаяли. Лай собак вреден, он заглушает крик петуха. Убивайте собак всегда. Давите их. Не давайте им плодиться. Собаки опаснее летучих мышей. Сообщайте о собаках в ветеринарную службу. Сообщайте о собаках. Сообщайте всегда, когда увидите их.
Катюха резко отступила назад, затворила дверь. Раппопет сплюнул, повел плечами, сунул руки в карманы штанов. Не вмешивался, в подобной ситуации бывать не доводилось. Черный гладкий пол раздражал, черный потолок давил на рассудок, как стопудовая гиря. Появлялось ощущение мелкости, никчемности и фатальности бытия. Сознание путалось. На душе противно скребли кошки. Малкин был спокоен, не выпячивался, не мозолил глаза, нескладная фигура сзади тихо возвышалась над всеми.
Катюха приблизилась к следующей двери и здесь последовала примеру Буриха: открыла, пересчитала кровати и пациенток в палате и направилась дальше. Так пробежались по остальным палатам до последней двери в конце коридора. За этой дверью обнаружили, что две кровати пустовали.
У окна спиной к двери нагишом стояла русоволосая худая высокая девушка. На ногах шлепки. Длинные волосы ниспадали на плечи и на спину до выступающих лопаток. На громкий голос Катюхи не обернулась.
Тогда Бурих оттер Катюху сильным мускулистым плечом, решительно выдвинулся вперед, отчеканил вопрос:
— С кем ушла Карюха?
Сашка, это была она, вздрогнула, по пружинистому молодому телу пробежал судорожный трепет. Вызывающая стойка сломалась. Стремительно оглянулась, резким вздохом вскидывая маленькую грудь. И замерла. А Петьку вдруг насквозь пробил мороз, рябью взбугрил кожу:
— Сашка, ты? Неужто ты? Как это? Не может быть! — изумление, как молния, расчертило его лицо. Он не верил своим глазам. Вытянулся на носках, шагнул вперед и раскинул руки.
— Ты нашелся, — прошептала Сашка. — Я уже не надеялась, я думала, тебя уже нет, никогда не будет.
Петька крепко обхватил ее:
— Но как? Почему ты тут? Откуда ты здесь?
Она лихорадочно вцепилась побелевшими пальцами в Петькины плечи, засмеялась истерично и продолжительно. Смех был дикий, дергающий все тело, натягивающий мышцы, как пружины. Затихал медленно, ослабляя напряжение. Наступила пауза, дыхание выровнялось, пальцы ослабли, Сашка отстранилась, глухо торопко заговорила: