Семейный день. Ник пытается кое-что выведать
Все это произошло в субботу, после которой, легко догадаться, наступило воскресенье. И страбыты, и страбынеты с утра впали в уныние. Они даже не отправились на обычный утренний грабеж, слонялись и чего-то ждали.
Вик и Ник не могли понять, что с ними происходит, тогда страбынеты объяснили Вику, а страбыты Нику: сегодня семейный день.
Семейный, или родительский, день был введен БГ вынужденно. Бояне, попавшие сюда в разное время и разными способами, в том числе завербованные обманом, быстро смирились со своей участью, безропотно работали, регулярно получали от Страхова порцию стабилизатора, по расписанию кормились, по вечерам отдыхали – смотрели кино, читали, занимались спортом. Не потому, что им так хотелось, ими двигала боязнь не успеть, не сделать того, что делают все в человеческом обществе. То есть, конечно, не все, а те, кто живет правильно. Правильно посмотреть хотя бы десяток фильмов в год, вот они и смотрели и очень переживали, если получалось меньше. Правильно прочитать хотя бы три книги за тот же период – они читали. Правильно заниматься любительски каким-то спортом – гольфом, баскетболом, бодибилдингом и т. п., вот они и занимались и нервничали, если по каким-то причинам не могли этого сделать.
Но через два-три месяца пребывания здесь бояне начали испытывать какое-то смутное недовольство, им чего-то не хватало. И даже стабилизатор не мог их успокоить. Вскоре они поняли: не хватает семьи, детей.
Вообще-то боянам не нужна ни семья, ни дети, но они знают и помнят, что правильно иметь семью и детей, поэтому они там, за пределами подземелья, в своей прежней жизни, почти все вступали в браки и обзаводились потомством. Не испытывая в этом потребности, они играли с детьми, интересовались их делами – потому, что так принято.
Этого в Стране Страха они были лишены – попав сюда не семьями, а поодиночке.
В рабочие дни потребность в семье уменьшалась, но в воскресенье, которое здесь было единственным выходным, бояне слонялись, чувствуя себя обделенными. Распорядок требовал общения с семьей – семьи не было.
И бояне начали роптать.
Ропот становился все сильнее и грозил вылиться в явный бунт. Ситуация осложнялась тем, что начались перебои со стабилизатором: для его производства не хватало компонентов, а синтезировать их доктор Страхов не научился, приходилось добывать во внешнем мире. (Бояне считали, что это отговорки и выдумки, за которыми скрываются козни БГ.)
Предоставить им свидания с чадами и домочадцами ни БГ, ни тем более доктор Страхов, конечно, не могли.
Тогда Страхов придумал, а БГ поневоле одобрил: устраивать в воскресенье семейные дни. Не для всех, а по очереди. Совсем маленьких детей в Стране Страха нет, профессор с ними не связывался, зато подростков почти два десятка. Значит, двадцать пар могут быть осчастливлены.
Эти пары составлялись только на воскресные дни: боянин соединялся с симпатичной ему боянкой, они устраивались в специально построенном для такой цели доме, где все было налажено по среднему евро-американскому образцу: два этажа с холлом внизу и спальнями наверху, небольшой дворик с газоном и клумбой. Пары разбирали подростков и проводили с ними воскресный день, как с собственными детьми. Подростки были против – у всех есть собственные родители, но БГ пригрозил им, что разрушит их дома, запретит шляться по Стране Страха без присмотра, засадит всех в школу за уроки – по двенадцать уроков в день. Пришлось смириться.
– А если я не захочу? – спросил Ник. – Если мне эти люди не понравятся?
– Тогда БГ посадит тебя в карцер или заставит Страхова вколоть инъекцию наказания, – уныло сказал Женька.
– А это что?
– А то, после чего ты будешь всю неделю спать. Другие живут нормально, что-то интересное делают, а ты спишь. Хочешь?
– Не хочу.
– Ну и все, и нечего спрашивать.
Вику сказали то же самое.
Братья поняли, что придется вытерпеть. Без толку размахивать в чужом монастыре своим уставом, если этого устава в упор не видят.
Новоиспеченные родители приехали за предназначенными для семейного счастья подростками очень рано.
Нику досталась довольно молодая пара – энергичный, веселый, спортивный Антон и его жена на этот день, задумчивая и неспешная Антонина. Они не выбирали друг друга по имени, просто так сошлось.
А у Вика было наоборот – веселая, бодрая Лена и сухой, молчаливый, склонный к угрюмости Марк.
Первым делом родители уложили новоявленных детей спать – чтобы исполнена была процедура пробуждения.
– Не спишь? – заглядывал в комнату Ника Антон.
– За ночь выспался.
– А ты еще поспи!
Ник спать не собирался. Но когда лежишь и ничего не делаешь, поневоле задремлешь. Однако, едва он задремал, тут же влетел сияющий Антон, сорвал с него одеяло и закричал:
– Подъем! Подъем! Контрастный душ и зарядка!
В двери появилась Антонина.
– Дай ребенку поспать хотя бы в выходной! – сказала она, улыбаясь доброй материнской улыбкой (она знала, что добрые матери по утрам улыбаются детям доброй материнской улыбкой).
– Не расхолаживать мне сына! – с шутливой угрозой погрозил ей пальцем Антон. – Лень не должна быть наградой, мама! Если лень связывается с выходным днем, с праздником, человек начинает думать, что лениться хорошо, а трудиться плохо!
Странный тип, думал Ник. Гонит какую-то чепуху. На самом деле и лениться хорошо, и трудиться хорошо – когда охота. А когда неохота, то сплошная тоска и от лени, и от труда.
– Я просто хочу, чтобы он выспался, – оправдывалась Антонина.
– А я хочу, чтобы он был мужчиной!
И Антон, схватив Ника в охапку, понес его в ванну, чтобы угостить контрастным душем.
Ник начал брыкаться, Антону пришлось опустить его на пол.
– Не надо меня таскать, у меня ноги есть, – сказал Ник.
– Не надо, папа! – поправил его Антон.
– Вот еще!
– Сынок, это немножко игра, – мягко сказала Антонина. – Это только на сегодня.
– Все равно. Можно я по имени вас буду? Или по имени-отчеству?
– А инъекцию наказания хочешь? – спросил Антон очень неприятным голосом, и стало ясно, что не такой уж он веселый и добродушный, каким кажется.
– Ладно, папа, – сказал Ник.
Действительно, это ведь игра. Пусть с ума сходят, если им охота. Но контрастный душ – ни за что. Пусть в следующее воскресенье с кем-нибудь другим экспериментируют.
И Ник сказал, заходя в ванну:
– Извините, я привык один мыться!
И закрыл дверь.
– Наш сын растет! – многозначительно сказала Антонина.
– Да! – с отцовской гордостью подтвердил Антон.
Потом был завтрак, и Ника заставили съесть овсянку с молоком, потому что это полезно. Антон постоянно поглядывал на часы.
– Поторопись, мы с тобой должны сделать и запустить бумажного змея!
– Какого еще змея?
– Бумажного, – с улыбкой повторила Антонина. – Чтобы ты на него смотрел и мечтал о небе.
– С какой это стати я должен мечтать о небе?
– Потому что ты хочешь стать летчиком. Или даже космонавтом! – воскликнул Антон.
– Кто это вам сказал, что я хочу быть летчиком и тем более космонавтом?
– А кем же ты хочешь стать? – удивилась Антонина.
– Финансистом.
Антон и Антонина в один голос переспросили:
– Кем?!
– Финансистом, как мой па… Как один мой знакомый.
– Но это же неинтересно! – сказал Антон. – Дети не должны мечтать о том, чтобы стать финансистами! Они должны мечтать о небе, о море! О путешествиях!
– Ага, – с иронией сказал Ник. – А на какие шиши я буду путешествовать? Заработать сначала надо. Так что – финансистом. Или предпринимателем. В Москве вот, например, я заметил, до сих пор в туалет сходить проблема. Закуплю тысячу биотуалетов, установлю их по всему городу, знаете, какая будет прибыль?
Ник слегка шутил. То есть он действительно не мечтал о небе, а хотел зарабатывать деньги, как отец. Но необязательно биотуалетами. Он просто немного поддразнивал Антона и Антонину, но с серьезным видом, зная при этом, что взрослых довольно легко провести. Взрослые считают, что только они могут подшучивать над детьми и разыгрывать их, и не подозревают, насколько расчудесно дети умеют им морочить головы. Вот и Антон с Антониной всерьез восприняли слова Ника.
– Это твое воспитание! – упрекнула Антона Антонина.
– Не при ребенке! – веско сказал он.
И они ушли во двор, чтобы там поспорить. Спорить им не очень хотелось, но они знали, что все порядочные родители бурно обсуждают проблемы воспитания собственных детей.
Наскоро поспорив, они вернулись, и Антон сказал:
– Хорошо, будешь финансистом или купишь тысячу биотуалетов. А пока – делаем змея!
– Да не люблю я этих змеев! – воспротивился Ник. – Запускал я их – правда, покупные, но это без разницы. Ты его держишь, он там кувыркается, ну и что? Сам-то ты ничего не делаешь!
Ник действительно предпочитал более активные развлечения.
– Вот мы и будем делать! Змея! Своими руками!
Своими руками Ник не то чтобы не любил работать – мог, если понадобится, он просто не видел в этом смысла: все или почти все можно купить. Каждый должен заниматься своим делом. Кто-то выпускает велосипеды и получает за это деньги. А Ник на велосипеде катается и получает от этого удовольствие.
– А можно обойтись? – спросил он.
– Нельзя! – резко сказал Антон. И тут же исправился: – Мальчик мой, – он протянул руку к голове Ника, чтобы погладить. – Я обещаю, тебе это будет приятно.
– К тому же общение родителей и детей при выполнении совместного дела объединяет их и помогает найти общий язык, – добавила Антонина.
Ник прекрасно знал, насколько нудным и долгим бывает пустословие взрослых, поэтому решил согласиться.
– Ладно, только я не умею, – сказал он.
– Я научу! – обрадовался Антон.
И повел Ника в гараж, где была устроена мастерская.
Антонина осталась дома. Улыбка тут же сошла с ее уставшего лица. Больше всего она хотела бы прилечь перед телевизором и посмотреть какую-нибудь веселую чепуху. Но по обязанности жены и матери она должна была приготовить воскресный обед. То есть могла бы и не готовить, но каждая боянка, как и каждый боянин, больше всего боится не сделать того, что положено сделать. Поэтому Антонина с отвращением на лице достала из холодильника пакет с курицей и двумя пальцами понесла его к кухонному столу. Вообще-то она собиралась приготовить утку с яблоками, но утку в холодильник не положили. Зато яблоки есть. Ничего, курица с яблоками тоже хорошо.
Ник напрасно волновался – создание воздушного змея оказалось не очень трудоемким. После того как он сломал одну планку и испачкал руки и верстак клеем, Антон отобрал у него все и начал мастерить сам, приговаривая:
– Видишь, как я это делаю? Учись! Видишь как интересно?
Ему самому было не очень интересно, он торопился, тоже ломал планки и пачкал руки клеем, поминутно заглядывая в инструкцию. Он не любил и не умел делать змеев, но отцы должны это уметь и любить, вот он и старался.
А Ник, наблюдая, думал, что взрослые зачем-то добровольно себя мучают. Вбив себе в голову, что детям должно что-то нравиться, они сами стараются этим заняться, а потом изо всех сил вовлекают детей, да еще обижаются, когда те не вовлекаются.
Антон посматривал на часы: надо было успеть сделать и запустить змея до обеда.
А еще Антон помнил, что отцы должны вести с детьми познавательные и воспитательные беседы.
– Ты исправил отметки по математике? – спросил он.
– А у меня пятерки, – ответил Ник.
– Тебе трудно ответить: постараюсь? – помрачнел Антон.
– Хорошо, постараюсь.
Антон тут же воодушевился:
– Обязательно постарайся! Математика – это поэзия цифр! В сущности, наш мир построен по математическим законам, и когда понимаешь это, то понимаешь и законы жизни!
– А кто против? Само собой, без математики никуда. Те же деньги считать, – согласился Ник.
Антон перешел к воспитательной части.
– Ты наладил отношения с учительницей литературы?
– А у нас нет никаких отношений.
– Этого не может быть!
– Нет, а какие отношения? Она спрашивает или объясняет, я отвечаю или слушаю, какие отношения?
– Она жаловалась, что ты дерзишь ей! Говоришь грубости.
– А, – догадался Ник, понявший правила игры. – Ну да, сказал ей пару ласковых.
– Это каких? – с неожиданным интересом спросил Антон – не как отец, а просто, как человек.
– Ну… Ну так, по мелочи, – уклонился Ник.
Антона огорчила его неразговорчивость на эту тему, но тут он вспомнил о воспитательном моменте и торжественно произнес:
– Пойми, сын! Принципиальные вещи, свое несогласие с кем-то, в том числе со старшими, можно высказать в твердой, но вежливой форме. А унижая достоинство другого человека, ты унижаешь себя.
– Кого это я унизил?
Антон, глянув на часы, торопливо сказал:
– Это я вообще. Пора выпускать нашего красавца.
Красавец вышел кривобоким, но Антон надеялся на успех, тем более что с утра в подземелье дул приятный, теплый ветер – наверное, устроенный специально для запускания змеев, их уже около десятка вилось в небе над окрестными домами.
– Мама! Мама, посмотри, какое чудо сотворил наш сын при моей помощи! – закричал Антон.
Антонина вышла, вытирая руки о передник и стараясь улыбаться, хотя только что злилась, потому что курица, оказавшаяся страшно тощей, пригорела, яблоки тоже, Антонине пришлось срезать обуглившиеся места, в результате от курицы остался лишь остов, а от яблок – кучка чего-то буро-зеленого.
Антон торжественно взмахнул руками и выпустил змея. Тот рывком поднялся на высоту примерно пяти метров, там повихлялся, покрутился и упал на землю.
– Ничего, – утешил Ника Антон (хотя Ник и не переживал), поднял змея и еще раз швырнул его в небо. На этот раз змей даже не предпринял попытки взлететь, упал сразу же.
И тут Антон не выдержал. Он бросился к змею и стал топтать его ногами, крича:
– Ненавижу змеев! Ненавижу детей! Ненавижу семейную жизнь! Скройся! – заорал он на Антонину.
– Псих! – Она пожала плечами и пошла в дом. На пороге обернулась: – Через полчаса приходите обедать.
– Ты успокойся, – сказал Ник. – Не надо змеев, не надо вообще ничего. Делай что хочется, я никому не скажу.
– При чем тут – скажу, не скажу! – раздраженно ответил Антон. – Мне это самому надо. Чтобы чувствовать, что все в порядке, все идет, как надо!
– Странный порядок, – удивился Ник. – А что ты хочешь на самом деле делать?
– Я-то? Вообще-то выпил бы пива, полежал бы в гамаке. И помолчал бы! – мечтательно вздохнул Антон. – И чтобы ни одна душа меня не беспокоила!
– Ну и займись, – посоветовал Ник.
– А кто будет тебя воспитывать?
– Дети лучше всего воспитываются, когда их не воспитывают. В смысле – не воспитывают нарочно. Надо просто с ними жить и… И все.
Антон уставился на него, обдумывая услышанное, и оценил:
– Ты даже не представляешь, насколько умную вещь ты сказал!
– Вполне представляю! – возразил Ник, который начал уже привыкать к тому, что он не только смелый, благодаря снадобью профессора, но и умный человек.
Антон сходил в дом, вернулся с бутылкой пива, завалился в гамак, растянутый между двумя деревьями, и стал созерцать искусственное подземное небо, отпивая из бутылки. Ему было так хорошо, что минут через десять он размягчился и сказал Нику, который лениво валялся на траве и тоже смотрел вверх:
– Можешь поболтать со мной, если хочешь.
А у Ника, между прочим, как раз созрела тема. Но он знал, что взрослых пугают серьезные разговоры, с которыми к ним лезут дети. Поэтому он спросил нарочито легко, будто между прочим, будто его это не очень интересует:
– А вы ничего не слышали про дочку доктора Страхова?
Антон вскочил как ужаленный, пролив на себя пиво.
Отряхивая брюки, он прошептал:
– Откуда ты про нее знаешь?
– А вы откуда?
– Я? Я не знаю. Я вообще первый раз слышу! И молчи! Ни слова больше! Мама, скоро там обед?
Обед был ужасным: куриные кости, облепленные кусочками мяса, и по ложечке яблочного пюре. Но на столе был хлеб, было масло и варенье, поэтому Ник нашел выход из положения, бодро делая бутерброды.
А Антон мужественно глодал куриные кости, морщился и выдавливал из себя: