– Неважно. Солнце греет, трава как настоящая, какая разница? Нет, само собой, это не солнце, просто тут создали условия, близкие к натуральным. Там какой-то плазменный шар или что-то, я не интересовался. Тут даже дождь идет! Если бы не катаклизмы, – вздохнул Людофоб.
– А они тут бывают?
– Еще какие!
Братьев это не испугало. На всей земле случаются катаклизмы, что ж теперь, не жить? А пока – солнце светит, трава так и манит, чтобы пробежаться по ней. Они хотели спуститься, но шли и шли по галерее, а лестницы вниз не видели.
– Тут спуск есть вообще? – повернулся Вик к Людофобу, который шел с загадочной мечтательной улыбкой.
– Нет, здесь спускаются по-другому.
– А как?
Людофоб промолчал и посмотрел на Вика многозначительно.
– Что, опять подзатыльник?
Людофоб застенчиво кивнул.
– Ну уж нет, хватит! Сами найдем спуск!
Вик бодро пошел впереди. Но спуска нигде не было, галерея тянулась и тянулась, пока не уперлась в боковое ограждение.
– Ладно! – сказал Вик. – Но учтите, если вы больно стукнете, я… Я обижусь.
«А я его сам тогда стукну», – подумал Ник.
Людофоб приблизился к Вику, поднял руку.
– Отвернись, – попросил он Ника. – А то я стесняюсь.
Ник сделал вид, что отвернулся, а сам подсматривал краем глаза.
Людофоб размахнулся и так треснул Вика по затылку, что тот слетел с ног.
Ник тут же бросился к обманщику, чтобы тоже стукнуть его как следует.
Но тот упал, скрючился и по своему обыкновению заныл:
– Бейте меня! Убивайте!
Ник замахнулся ногой.
– Не трогай его, – сказал Вик, поднимаясь и щупая затылок. – Он же больной, что с него взять? Хватит лежать, показывайте, где спуск!
Людофоб медленно встал, опасливо посматривая на братьев и нажал на что-то, что было под перилами. Часть галереи, где они стояли, тут же начала медленно и плавно опускаться.
Вик смотрел вверх. Он увидел, что вся галерея разделена на подобные платформы, а вдоль стены идут полозья, по которым эти платформы опускаются и поднимаются.
«Как же я не догадался, – с досадой подумал он, – я же видел эти полозья!»
Платформа опустилась вниз.
Они сошли на траву – необыкновенно яркую, сочную, густую, похожую на искусственный газон. К тому же не было ни цветов, ни пчел и шмелей, ни бабочек. Вик сорвал травинку, потер ее в пальцах, понюхал. Никакого запаха.
Тут вдали показался грузовой автомобиль с кузовом, закрытым тентом защитного цвета. Людофоб тут же сел на траву и закрыл голову руками.
– Вы чего? – спросил Ник.
– Охрана!
– Ну и что? Это нам надо бояться, мы чужие, а вы тут свой.
– Они солдаты. Они в форме. А человек в форме только наполовину человек, а наполовину он часть целого, так говорит доктор Страхов, – монотонным и безнадежным голосом произнес Людофоб. – Поэтому человек в форме действует не как человек, а как представитель целого, а целое ему разрешает быть не человеком, поэтому он часто не человек.
– Ты чего-нибудь понял? – спросил Ник Вика.
– Не очень, – честно признался Вик.
Машина подъехала на большой скорости, резко затормозила, из кабины выскочил командир с красными восьмерками на черных погонах. А из кузова высыпали солдаты. У них на погонах были четверки, двойки и вовсе единицы.
– Стоять! – крикнул командир.
– Лежать! Лицом к стене! Руки за голову! На колени! Не двигаться! – вразнобой загомонили солдаты.
– Здесь я командую! – зарычал на них командир.
– Есть! – громко ответили солдаты.
– Схватить! Обыскать! Связать! – завопил командир.
Вика и Ника схватили, обыскали и связали.
Набросились и на Людофоба, но тот вдруг взвизгнул и начал убегать от солдат. Убегал он странно: не куда-то в сторону, вдаль, а зигзагами здесь же, словно внутри невидимого круга, не выходя за его пределы. Видимо, совсем убежать он боялся, но и того, что его схватят, тоже боялся. Вот и бегал, увертываясь от солдат, при этом вскрикивал:
– Да поймайте вы меня уже наконец!
И его наконец поймали.
Людофоб расплакался, задергался в руках солдат, но, когда его связали, тут же успокоился и сказал:
– Давно бы так.
Пленников погрузили в машину и повезли.
Они сидели на полу, а солдаты расположились на скамейках.
Один из них, совсем молоденький, со светлой челкой, выбивающейся из-под шлема с поднятым пластиковым забралом, посмотрел на ребят с любопытством и приветливо – так показалось Нику.
И Ник на всякий случай ему улыбнулся.
Тут же челюсти солдата твердо сомкнулись, глаза стали колючими и жесткими, он сказал угрожающе и презрительно:
– Ну, ты! – И замахнулся дубинкой.
Тут же все остальные нахмурились, взмахнули дубинками и хором сказали:
– Ну, ты!
– Как роботы, – шепнул Ник Людофобу. – А может, они и вправду роботы?
– Нет, они живые, – прошептал Людофоб. – Но больные. Они – страхолюбы.
– Это еще что? – спросил Вик.
Вместо ответа Людофоб вдруг тоненько пропел:
– Наша сила велика…
И тут же солдаты грянули:
Наша сила велика, ка-ка, ка-ка!
Одолеем мы врага, га-га, га-га!
Сделай из живого трупа, упа-упа, упа-упа!
И получишь миску супа, упа-упа, упа-упа!
Они пели все дружнее и громче, а слова песни становились все глупее и задорнее.
– Это их марш, строевая песня, – шепотом пояснил Людофоб. И, пользуясь тем, что солдаты самозабвенно пели, вкратце рассказал братьям о страхолюбах: это те, кому доставляет наслаждение видеть страх другого человека. Таким образом они преодолевают свой собственный страх, а заодно у них растет уважение к себе. Очень часто страхолюбы становятся начальниками и наводят ужас на подчиненных. Собственно, в этом и заключается их главная цель: не возглавлять коллектив, не руководить работой, а именно наводить на подчиненных ужас и любоваться результатом. Чаще же всего страхолюбы поступают на военную службу или в милицию: там неограниченные возможности для возбуждения страха в других людях.
– И ваш доктор их лечит? – спросил Вик.
– Он всех лечит. Хотя БГ считает, что эти люди – самые здоровые. И всех надо такими делать.
– Ага, и в форму всех одеть! – хмыкнул Вик.
– Именно! – подтвердил Людофоб. – БГ считает, что форма делает сильнее. И Страхов с ним согласен, но только отчасти. Конечно, человек в форме смелее, но зато он намного трусливее, когда остается без формы. А ведь ее надо когда-нибудь снимать. Поэтому БГ заставляет солдат даже спать в форме.
Пока они так беседовали, у солдат возник конфликт. Один из поющих, надрываясь изо всех сил, косился на своего соседа, того самого солдата со светлой челкой, и вдруг, оборвав песню, заявил:
– Он не поет!
– Пою! – возразил солдат с челкой.
– Не поешь! Ты только рот разеваешь!
– Ну, разеваю, – не стал дальше спорить солдат. – А зачем, если у меня ни слуха, ни голоса? Только вам песню портить!
– Все поют – и ты должен петь! А не хочешь – получай!
И любитель хорового пения стукнул парня с челкой дубинкой по каске. То же сделали и остальные – на бедную голову безголосого солдата посыпался град ударов. И тот принял это как должное.
И солдаты вновь заорали свою песню. На этот раз парень с челкой старательно пел, как и все, страшно при этом фальшивя, хор стал ужасающе разнобойным, но звучал даже более грозно, чего и хотелось солдатам.
Бешеный Генерал
Пленников выгрузили посреди широкого заасфальтированного двора, окруженного по периметру длинными зданиями-казармами.
И тут же к ним подъехал армейский зеленый джип, а из него выскочил человек в генеральской форме, в зловещих черных очках.
– БГ, – обреченно прошептал Людофоб.
Солдаты, окружавшие троих задержанных, вытянулись и замерли.
А генерал, снимая фуражку и вытирая потный лоб, немедленно начал кричать:
– Кто допустил? Это у вас защита называется? Двое пацанов сумели пробраться! Идиоты! Разжалую всех к чертовой матери! Всем по трое суток ареста, к чертовой матери! Кормить кашей и водой, к чертовой матери! Так вас, и растак, и разэтак, и туда, и сюда! – Тут Бешеный Генерал стал просто-напросто неприлично ругаться. Как ругаются пьяные грузчики. Впрочем, трезвые интеллигенты нынче ругаются точно так же. И школьники тоже. Короче, руганью, которую называют нецензурной, у нас никого не удивишь. Но одно дело, когда на тебя ругаются, а ты можешь ответить, а другое – когда на тебя ругаются, а ты ответить не можешь. Это уже не ругань, а просто хамство. Хамства же Вик не любил, потому что мама Настя и папа Олег учили его никогда никому не позволять не только унижать твое достоинство, но и достоинство других в твоем присутствии. Впрочем, Вик давно это понимал и без их науки. Ему было жалко смотреть на солдат, которые скукожились – лицами, потому что телами они скукожиться при всем желании не могли, стояли навытяжку и терпели.
А Вик не в армии, он не подчиненный генерала, поэтому терпеть не собирался:
– Извините, господин Бешеный Генерал…
– Что?! – взревел БГ. – Как ты меня назвал?!
– Извините… Я просто слышал, что вас так называют… Борис… Григорьевич?
– Гаврилович, только тебя это не касается, ты должен обращаться «товарищ генерал», понял?
– Нет, – спокойно ответил Вик. – Я лицо гражданское, а не солдат, я не имею права называть вас товарищем генералом. Я что хочу сказать, Борис Гаврилович, нехорошо, во-первых, ругаться при детях, хотя мы и не такие уж дети, а во-вторых, нехорошо обзывать тех, кто вам не может ответить тем же.
БГ выпучил глаза, приоткрыл рот. Казалось, что у него в организме что-то застопорилось, он потерял дар речи и способность к движениям. Но вот его отпустило, и он оглушительно заорал:
– Ты! Да я сгною тебя, так, растак и растак! Смелый, да? Видал я таких смелых! Сопли зеленые тут меня учить будут!
Поскольку слово «сопли» было употреблено во множественном лице и генерал при этом метнул взгляд и на Ника, подразумевая, что тот, хоть и молчит, такой же наглец, как и Вик, младший брат обиделся и свою обиду не скрыл. Он сплюнул в сторону, как это принято у них в классе при выражении чувства презрения, и сказал:
– Идиот.
– Не выражайся! – тут же одернул его Вик.
– А сам?
– Я все культурно говорю!
Братья имели возможность обменяться этими фразами, потому что БГ опять переклинило. Целую минуту он пялился на братьев и беззвучно разевал рот: видимо, давненько не говорили ему правду в глаза.
А Людофоб, ставший даже не бледным, а каким-то синим от страха, повалился на колени и тихо скулил, ожидая скорой и жуткой смерти – он не сомневался, что БГ в приступе ярости прикончит его заодно с наглыми мальчишками.
– Да вы… Да я… – Наконец из БГ начали вырываться членораздельные звуки. – Да я душу из тебя выну, паршивец! – заорал он, схватил Ника за шиворот одной рукой и поднял его в воздух. Ник болтал ногами и руками, пытаясь вырваться – тщетно.
– Вы что, совсем с ума сошли? – возмутился Вик. – Сейчас же оставьте ребенка в покое!
– Сам ты ребенок! – даже в бедственном положении не согласился Ник с таким обидным определением. – Я вот его… – И он пытался дотянуться рукой до БГ.
– Сейчас сойдет у меня с ума кто-то! – продолжал орать БГ и второй рукой ухватил за шиворот теперь уже Вика. Пришел черед старшего брата болтать ногами и руками. Но он не очень-то болтал, напротив, старался сохранить достоинство, висел спокойно (ну, или почти спокойно) и продолжал выговаривать БГ:
– Даже удивительно, вы взрослый человек, на такой высокой должности, а так себя ведете! Вы что, совсем себя не контролируете?
И тут БГ захохотал.
– Ну и шутник! Ну и умник! – гоготал он.
Солдаты, естественно, тоже хихикали, преданно глядя на генерала, потому что не смеяться в присутствии начальника, когда тот смеется, считается неприличным, а в армии это еще и нарушение дисциплины, которое при желании можно выдать за измену родине.
БГ поднес к себе Вика и зловеще процедил:
– Ты хоть понимаешь, недоносок, что я могу тебя просто уничтожить? И тебя тоже! – рявкнул он в сторону Ника.
– Вас будут судить! – тут же пискнул Ник, который, если честно сказать, в этот момент слегка сдрейфил. Да и как не сдрейфить? Генерал какой? Бешеный. А бешеный что значит? Псих. А психи за свои поступки не отвечают!
Вик поддержал брата:
– Вот именно! – сказал он. – Судить будут и посадят в тюрьму! А наш отец… Я даже не знаю, что он с вами сделает!
– Что? – спросил БГ с искренним любопытством.
– Да уничтожит вас тоже, и всё! – выкрикнул Ник.
– Да? А как он меня найдет? Как он вообще узнает, что вы здесь? А? Кстати, как вы сюда попали? Отвечать! – встряхнул он братьев.
– Как попали, так и попали, – огрызнулся Вик. Он решил не церемониться с этим грубияном.
Но тут вступил Людофоб. Надеясь заслужить милость БГ, он торопливо сказал:
– Я встретил их в дальних лабиринтах. В самых дальних.
– А как они там оказались?
– Не знаю…
– Тоже мне секрет! – сказал Ник. – У вас там вход у Ракетной горы.
– А откуда вы узнали про вход?
– Очень просто, туда машина вашего этого доктора въехала. Доктора Страхова.
Вик делал Нику знаки, усиленно моргал, Ник только пожал плечами, насколько это ему удалось в его положении: он не видел причины скрывать информацию, считая, что этот самый Страхов такой же, наверно, псих, как и БГ – с какой стати его выгораживать?
– То есть вы проследили за ним? – спросил БГ.
И, не дожидаясь ответа, бросил братьев на землю.
Они шмякнулись, но тут же вскочили, отряхиваясь. Возможно, по отдельности они испугались бы этого, хоть и нехорошо так говорить о взрослых, придурка, но друг перед другом не хотели показать себя трусами.
А БГ выхватил из кармана телефон.
– ПрофЭссор? – спросил он ехидно, именно через Э, будто это ученое звание казалось ему очень смешным. Оно почему-то и в самом деле некоторым кажется смешным – как правило, людям малограмотным и туповатым. И это странно, раз БГ стал генералом, учился же он где-нибудь?
Невидимый Страхов ответил БГ.
– Как же это вышло, профЭссор, что два шпаненка вас выследили, а? Да, представьте себе, проникли!.. Не знаю, еще не решил. Отпускать, сами понимаете, не собираюсь. Прибить их, как мух, и дело с концом. При чем тут – дети?
Братья слушали очень внимательно, пытаясь по репликам БГ понять, к чему идет дело. И дело, кажется, шло к чему-то очень плохому.
Но тут БГ умолк. Слушал Страхова.
– Ну-ну, – наконец сказал он. – Но мы же больных собирали, а эти вроде здоровые. Даже не испугались. Ладно. Договорились. Но учтите: ваша ошибка, вы ее и будете исправлять. Я вам доверяю. Хоть и зря, ох зря!
Посетовав таким образом на свою доверчивость, БГ закончил разговор, сунул телефон в карман, оглядел взъерошенных братьев и неожиданно усмехнулся:
– А вы и в самом деле не пугливые пацаны. Как вас зовут?
Братья представились:
– Николай. Ник.
– Виктор. Вик.
– Ну то-то же, Ник и Вик. Бояться надо тоже с умом. Других – не надо. Меня – надо. Я в детстве вот никого не боялся. Кто посмотрит не так – сразу в рыло! Сейчас вас к доктору отправят, он вами займется.
– Нам лечиться не от чего! – сказал Вик.
– Страхов лучше знает, не от чего или есть от чего!