— Нужно будет забрать и «Челленджер», — добавил как всегда практичный Джефф. — Мы не можем оставлять его команду на чужой планете.
— Разумеется, и «Челленджер» тоже.
— Воздух был пригоден для дыхания команды «Челленджера», — задумчиво произнес Фарго. — Но давайте на всякий случай проверим еще раз. Норби, спроси у компьютера...
— Звезды и кометы! — воскликнул Норби. — Как ты можешь так относиться к компьютерам? Ты знаешь, что даже самый тупой бортовой компьютер никогда не позволит членам команды выйти в непригодную для дыхания атмосферу без надлежащего предупреждения? Если бы у компьютера «Многообещающего» были эмоциональные контуры, то он бы обиделся.
— Посмотрите! — крикнул Джефф.
Маленький корабль, более новый и блестящий, чем иззианские крейсера, которые они видели до сих пор, стоял недалеко от побережья острова. Рядом с ним виднелась густая рощица с открытым пространством, в центре которого возвышалась большая хижина.
Песня подошла к концу. Йоно, а затем и остальные низко поклонились. В ответ скользуны повторили «Дубинушку» более мягко и незатейливо. Потом они еще раз повторили ее, добавив трели и выводя причудливые модуляции. Йоно продолжал кланяться, широко улыбаясь.
Фарго подтолкнул Джеффа.
— После этого адмирал станет просто невыносим. Он будет настаивать на том, чтобы мы включили «Дубинушку» в нашу конкурсную программу.
— Это нечестно! — выкрикнул Норби — Все поют, кроме меня.
Он запел вариацию на тему марша космических кадетов в своей обработке. Скользуны издали странный шипящий звук, приобрели бордовый оттенок и принялись бешено размахивать щупальцами.
— Ты, как всегда, фальшивишь, Норби, — сказал Фарго. — И им это не нравится. Если мы хотим быть дипломатичными, то нам нельзя оскорблять туземцев, поэтому заткнись.
Затем Фарго исполнил несколько куплетов из нежной любовной песни, надеясь восстановить расположение скользунов. Поскольку они снова стали оранжевыми, он решил, что это ему удалось.
Один из маленьких скользунов протянул Фарго нечто напоминавшее голубой фрукт. Потыкав мякоть своим сенсорным проводом, Норби произнес обиженным тоном:
— Будь моя воля, я бы позволил им отравить вас за такое отношение ко мне, но, к сожалению, в меня заложена необходимость защищать вас. Поэтому можете мне верить, когда я говорю, что этот предмет съедобен.
— Вполне съедобен, — согласился Фарго, попробовав фрукт. — Перекусим — и к принцессе!
Каждому из землян вручили по одному фрукту, даже Норби, но он выбросил свой подальше. Остальные различными восклицаниями выразили свое удовольствие и как-то незаметно для самих себя прошли за дверь внутренней ограды. Норби мрачно плелся следом.
Дверь захлопнулась. Джефф снова услышал сопрано, сердито выводившее на самых высоких тонах:
— И-ди-о-ты!
Джефф первым понял, что они попали в клетку. Их окружала решетчатая ограда, а крыша над головой была покрыта толстыми прутьями. Щели в ограде и потолке не оставляли надежд выбраться наружу: даже Норби был слишком велик для этого.
Слева виднелась дверь, ведущая в клетку меньшего размера, со сплошными стенами и крышей. Часть крыши у дальней стены большой клетки выпячивалась вверх, освобождая место для маленького, но необыкновенно красивого дерева с коротким мощным стволом и длинными листьями, отливавшими с одной стороны серебром, а с другой — золотом.
Из клетки меньших размеров вышел Эйнкан в сопровождении четырех иззианцев в оборванных мундирах. Лицо ученого хранило скорбное выражение.
— Принцесса старалась предупредить вас, но вы не послушали ее, — угрюмо сказал он.
— Тише! — громким шепотом произнесла высокая иззианка. В шнуре-аксельбанте, прикрепленном к плечу ее мерцающей униформы, похожей на ночную рубашку, поблескивали медные нити. Ее длинные черные волосы были заплетены в две тугие косы. Она явно была рассержена.
— Я — капитан Эрика, — представилась она. — Вы должны либо петь, либо говорить шепотом. Эти маленькие существа не слышат шепота. Если вы будете говорить во весь голос — говорить, а не петь, — то они будут жалить вас до тех пор, пока вы не замолчите.
— Скользуны ужалят нас? — изумленно спросил Джефф.
— Ш-шш! Не так громко. Их щупальца пребольно жалят.
— Я же вам говорил! — выкрикнул Норби. — Я говорил! Ладно, пусть жалят меня, я все равно ничего не почувствую.