Призрак злобно посмотрел на Перси, обошел вокруг него, разглядывая как подержанную машину.
– Не знаю, – проворчал он. – Нам в когорту нужны только лучшие. У него все зубы целы? Он сражаться может? Конюшни умеет чистить?
– Да, да и нет, – сказал Перси. – Кто вы?
– Перси, это Вителлий. – Выражение лица Хейзел говорило: «Не принимай его всерьез!» – Он один из ларов. Интересуется новобранцами.
На ближайшем крыльце захихикали другие призраки, глядя на Вителлия, который принялся вышагивать туда-сюда. При этом он все время наступал на свою тогу и подтягивал пояс с висевшим на нем мечом.
– Да, – сказал Вителлий, – во времена Цезаря – я говорю про Юлия Цезаря, не про кого-нибудь – пятая когорта была не пустым звуком! Двенадцатый легион Фульмината, гордость Рима! А теперь? Позорище! Вот до чего мы докатились. Ты посмотри на Хейзел с ее спатой. Смешное оружие для римского легионера – этим мечом пользовались кавалеристы! А ты, парень… от тебя несет, как от греческой помойки. Ты что – в бане не бывал?
– Занят был – сражался с горгонами, – сказал Перси.
– Вителлий, – вмешалась Хейзел, – прежде чем Перси сможет поступить в когорту, он должен побывать у авгура. Ты бы лучше нашел Фрэнка. Он в арсенале проводит учет оружия. Ты же знаешь, как он ценит твою помощь.
Пышные алые брови призрака взлетели вверх.
– О, Марс всемогущий! Они позволяют новичку на испытательном сроке производить учет оружия! Нас всех ждет гибель!
Вителлий заковылял по улице, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы подтянуть меч и подобрать тогу.
– Прррекрасно, – проговорил Перси.
– Извини, – сказала Хейзел. – Он такой необычный, но это один из самых старых ларов. Он известен со времени основания легиона.
– Как он назвал легион – Фульмината?
– Вооруженный молниями, – перевела Хейзел. – Это наш девиз. Двенадцатый легион существовал все время, пока существовала и империя. Когда империя пала, многие легионы исчезли. Мы ушли в подполье, действовали по тайным приказам самого Юпитера: оставаться живыми, набирать полубогов и их детей, не дать умереть Риму. С тех пор мы и заняты этим. Перемещаемся туда, где влияние Рима сильнее всего. Последние несколько веков мы обитаем в Америке.
Звучало странно, но Перси вполне мог поверить в эти слова. Напротив, они даже показались ему знакомыми, словно он всегда это знал.
– А ты из пятой когорты, – высказал он предположение. – И эта когорта, кажется, не самая популярная?
Хейзел нахмурилась.
– Да, я поступила в нее в прошлом сентябре.
– Значит… за несколько недель до того, как исчез этот парень – Джейсон.
Перси понял, что наступил на больную мозоль. Хейзел опустила взгляд. Она замолчала надолго – за это время все плитки на мостовой можно было сосчитать.
– Идем, – сказала она наконец. – Я тебе покажу мой любимый вид.
Они остановились за главными воротами. Лагерь располагался на самой высокой точке долины, так что им было видно почти все.
Дорога шла к реке, где разделялась. Одна развилка вела на юг, через мост на холм со всеми стоящими на нем храмами. Другая дорога – на север в город, представлявший собой миниатюрную копию Древнего Рима. В отличие от военного лагеря город имел вид довольно беспорядочный, но красочный, здания вкривь и вкось лепились друг к другу. Даже с такого расстояния Перси видел, что на площади собрались люди, на открытом рынке толклись торговцы, в парках играли малыши.
– Так тут у вас и семьи есть? – спросил он.
– В городе – конечно. Когда тебя принимают в легион, ты должен прослужить десять лет. А уволившись, можешь идти куда угодно. Большинство полубогов уходят в мир смертных. Но для некоторых находиться там довольно опасно. Эта долина – святилище. В городе можно поступить в колледж, жениться или выйти замуж, обзавестись детьми, а состарившись, уйти на пенсию. Для людей вроде нас это единственное безопасное место. Так что многие ветераны действительно поселяются там под защитой легиона.
Взрослые полубоги. Полубоги, которые живут, не зная страха, обзаводятся семьями, детьми… У Перси эта мысль в голове не укладывалась. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Но если долина подвергнется нападению?
Хейзел нахмурилась.
– У нас есть оборонительные укрепления. Магические границы. Но теперь наши силы не те, что прежде. В последнее время нападения монстров становятся все более частыми. То, что ты говорил о неумирающих горгонах… мы теперь сталкиваемся с этим, когда имеем дело с другими монстрами.
– И ты знаешь, в чем причина?
Хейзел отвернулась. Перси чувствовал: она что-то скрывает, что-то такое, о чем ей запрещено говорить.
– Это… это все сложно, – сказала она. – Мой брат говорит, что Смерть не…
Ее прервал рев слона.
Кто-то позади них крикнул:
– Дорогу!
Хейзел оттащила Перси в сторону, и мимо них проехал полубог на взрослом звере с хоботом в доспехах из черного кевлара. Понизу доспехов было написано «СЛОН», что показалось Перси некоторым излишеством.
Слон протопал по дороге, потом повернул на север, направляясь к большому открытому полю, где возводились какие-то фортификационные сооружения.
– Что это?.. – Перси закашлялся и сплюнул пыль изо рта.
– Слон.
– Я умею читать. Зачем на слоне пуленепробиваемые доспехи?
– Сегодня вечером военные игры, – сказала Хейзел. – Это Ганнибал. Если бы его не взяли, он бы обиделся.
– Ну, этого мы себе не можем позволить.
Хейзел рассмеялась. Трудно было поверить, что всего минуту назад она выглядела такой мрачной. Интересно, что она собиралась сказать, подумал Перси. У нее есть брат. Но в то же время она заявила, что осталась бы одна, если бы их разделяли по богам-родителям.
Одно с другим не вязалось. Хейзел казалась милой, легкой в общении и выглядела довольно взрослой для тринадцатилетней девчонки. Но еще создавалось впечатление, что она скрывала какую-то печальную тайну, словно была в чем-то виновата.
Хейзел показала на юг через реку. Над Храмовой горой собирались тучи. Пурпурные отблески молний высвечивали статуи.
– Октавиан занят, – сказала Хейзел. – Нам лучше пойти туда.
По пути они встретили козлоногих ребят, которые брели вдоль дороги.
– Хейзел! – крикнул один из них.
«Козленок» засеменил к ним, ухмыляясь во весь рот.
На нем была выцветшая гавайская рубашка, а вместо брюк – один густой козий мех. Кучерявая копна волос подпрыгивала в такт его шагам. Глаза были спрятаны за небольшими круглыми радужными очками. Он держал в руках картонку с надписью: «ПОРАБОТАЮ СПОЮ РАССКАЖУ СТИХ ПОЙДУ ВОН ЗА ДЕНАРИИ».
– Привет, Дон, – сказала Хейзел. – Извини, но у нас нет времени…
– Это круто! Круто! – Дон засеменил рядом с ними. – Это новенький? – Он улыбнулся Перси. – У тебя есть три денария на автобус? Потому что я забыл кошелек дома, а мне нужно добраться на работу и…
– Дон, – укоризненно покачала головой Хейзел, – у фавнов не бывает кошельков. И работы. И домов. И автобусов у нас нет.
– Верно, – весело согласился он. – А денарии у тебя есть?
– Тебя зовут Дон, фавн? – спросил Перси.
– Да. А что?
– Ничего. – Перси старался сохранить серьезное выражение. – Почему у фавнов не бывает работы? Разве они не работают в лагере?
– Фавны! Работают в лагере! Умора! – проблеял Дон.
– Фавны – это свободные духи, – объяснила Хейзел. – Они тут гуляют, потому что здесь безопасно гулять и попрошайничать. Мы их терпим, но…
– Ах, Хейзел просто великолепна! – перебил Дон. – Она такая милая! Все другие обитатели лагеря говорят: «Пошел вон, Дон». А она другая. Она говорит: «Дон, пожалуйста, пошел вон». Я ее обожаю!
Фавн казался безобидным, но все же его присутствие вызывало у Перси беспокойство. Он не мог избавиться от ощущения, что фавны – это нечто большее, чем бездельники, клянчащие денарии.
Дон посмотрел на землю перед ними и воскликнул:
– Вот это повезло!
Он потянулся к чему-то, но Хейзел крикнула:
– Дон, нет!
Она оттолкнула его и подобрала что-то маленькое, сверкающее. Перси мельком увидел этот предмет прежде, чем Хейзел сунула его себе в карман. Он мог бы поклясться, что это алмаз.
– Слушай, Хейзел, – жалобным голосом сказал Дон, – на это я мог бы накупить себе пончиков на год!
– Дон, пожалуйста, пошел вон.
Голос Хейзел звучал взволнованно, словно она только что спасла Дона от злобного пуленепробиваемого слона.
Фавн вздохнул.
– Ну что поделаешь – не могу на тебя долго злиться. Но клянусь, похоже, тебе здорово везет. Каждый раз, когда ты гуляешь…
– Пока, Дон, – быстро проговорила Хейзел. – Пошли, Перси.
Она прибавила шагу, Перси пришлось припустить бегом, чтобы угнаться за ней.
– Что все это значит? – спросил Перси. – Этот алмаз на дороге…
– Пожалуйста… не спрашивай.
Оставшуюся часть пути до Храмовой горы они проделали молча.
Извилистая каменистая тропинка вела мимо безумного нагромождения крохотных алтарей, массивных, увенчанных куполами арок. Статуи богов, казалось, провожали Перси глазами.
Хейзел указала на храм Беллоны.
– Богиня войны, – сказала она. – Это мать Рейны.
Потом они прошли мимо здоровенного склепа, украшенного человеческими черепами и металлическими пиками.
– Пожалуйста, не надо меня туда вести, – попросил Перси.
– Это храм Марса Ультора.
– Марса… Ареса – бога войны?
– Это греческое имя, – сказала Хейзел. – Но это в принципе одно и то же лицо. Ультор означает «мститель». Он второй по важности римский бог.
Перси без особого энтузиазма выслушал это. По какой-то причине один только вид этого уродливого красного сооружения вызывал у него ожесточение.
Он показал на вершину. Над самым большим храмом клубились тучи, куполообразная крыша покоилась на белых колоннах, окольцевавших круглый павильон.
– А это, вероятно, храм Зевса… то есть Юпитера? Мы туда направляемся?
– Да, – нетерпеливо сказала Хейзел. – Там занимается пророчествами Октавиан. Храм Юпитера Оптима Максима.
Перси задумался, но латинские слова перевелись сами:
– Юпитера… лучшего и величайшего?
– Именно.
– А какой титул у Нептуна? – поинтересовался Перси. – Прохладнейший и ужаснейший?
– Ммм… не совсем. – Хейзел показала на небольшое синее здание размером с садовый сарай. Над дверью был приколочен затянутый паутиной трезубец.
Перси заглянул внутрь. На маленьком алтаре стояла чаша с тремя засохшими, заплесневелыми яблоками.
Сердце у него упало.
– Да, часто посещаемое местечко.
– Мне жаль, Перси. Дело в том… римляне всегда с опаской относились к морю. Они садились на корабли, только если другого выхода не было. Даже в наше время считается, что сын Нептуна в лагере – дурное предзнаменование. В последний раз сын Нептуна поступал в легион в… тысяча девятьсот шестом году, когда лагерь Юпитера располагался за заливом Сан-Франциско. Тогда случилось это катастрофическое землетрясение…
– И ты хочешь сказать, что его причиной был сын Нептуна?
– Так говорят. – Хейзел посмотрела на него с извиняющимся видом. – Но в любом случае римляне боятся Нептуна и не очень любят.
Отлично, подумал Перси. Даже если его впустят в лагерь, любви ему ждать не приходится. В лучшем случае его будут побаиваться. Может быть, если он добьется каких-то успехов, то и ему дадут несколько заплесневелых яблок.
И все же… стоя перед алтарем Нептуна, он испытал какой-то трепет, словно волны пробежали по его жилам.
Перси вытащил из рюкзака последнюю еду, остававшуюся у него от путешествия, – черствую баранку. Немного, но он все же положил баранку на алтарь.
– Привет… па. – Он чувствовал себя идиотом, разговаривающим с чашей заплесневелых фруктов. – Если ты слышишь, помоги мне, ладно? Верни мне мою память. Скажи мне… скажи, что мне делать.
Голос у него задрожал. Перси не любил просить и тем более жаловаться, но он так устал и был испуган, а еще так давно потерялся, что многое бы отдал за то, чтобы у него появился хоть какой-то наставник. Он хотел узнать что-нибудь о своей жизни – узнать наверняка, а не отыскивать пропавшие воспоминания.
Хейзел положила руку ему на плечо.
– Все будет в порядке. Теперь ты здесь. Ты – один из нас.
Перси чувствовал себя неловко, принимая сочувствие от девчонки-восьмиклашки, которую едва знал. Но Перси был рад, что она рядом.
– Октавиан почти закончил, – сказала Хейзел. – Идем.
В сравнении с сараем Нептуна храм Юпитера явно был «Оптим и Максим».
Мраморный пол покрывали мозаика и латинские надписи. Сводчатый потолок в шестидесяти футах над головой отливал золотом. Весь храм был открыт ветру.
В центре располагался мраморный алтарь, на котором парнишка в тоге исполнял какой-то ритуал перед громадной золотой статуей самой «большой шишки» этих мест: Юпитера, бога небес, одетого в шелковую пурпурную тогу размером не меньше, чем XXXL. В руке бог держал молнию.
– Что-то тут не так, – пробормотал Перси.
– Что? – переспросила Хейзел.
– Да вот эта молния, – ответил Перси.
– Ты это о чем?
– Я… – Перси нахмурился. На мгновение ему показалось, что он что-то вспомнил, но это ощущение сразу исчезло. – Да нет, пожалуй, ничего.
Парнишка у алтаря поднял руки. И опять алые молнии сорвались с неба, сотрясая храм. Он опустил руки, и грохот прекратился. Цвет туч сменился с серого на белый, они стали расходиться.
Да, впечатляющий трюк, если учесть, что паренек внешне ничего особенного собой не представлял: высокий, худой, с соломенными волосами, в мешковато сидящих джинсах, большой не по размеру футболке и ниспадающей тоге. Он был похож на пугало в простыне.
– Что это он делает? – прошептал Перси.
Парнишка в тоге повернулся. У него была кривоватая улыбка и отстраненный, затуманенный взгляд, словно он слишком долго просидел за компьютерной игрой. В одной руке он держал нож, в другой – что-то вроде мертвого животного, отчего паренек казался еще более сумасшедшим.
– Перси, – сказала Хейзел. – Это Октавиан.
– Грекус! – провозгласил Октавиан. – Очень интересно.
– Привет, – отозвался Перси. – Ты что – убиваешь зверушек?
Октавиан посмотрел на пушистую штуковину в руке и рассмеялся.
– Нет-нет. Когда-то так оно и было. Мы читали волю богов по внутренностям животных – кур, козлов и всяких других. А теперь мы пользуемся вот этим.
Он швырнул пушистую штуку Перси. Это был плюшевый медвежонок без опилок внутри. И тут Перси увидел, что у ног статуи Юпитера лежит целая куча выпотрошенных плюшевых зверушек.
– Ты это серьезно? – спросил Перси.
Октавиан спустился с возвышения. Ему было лет восемнадцать, но при его худобе и бледности он вполне мог сойти за подростка. На первый взгляд он казался безобидным, но Перси, приглядевшись к нему повнимательнее, подумал, что, возможно, это ошибочное впечатление. Глаза Октавиана горели таким ненасытным любопытством, словно он был готов выпотрошить Перси с такой же легкостью, с какой потрошил плюшевых медвежат, – если бы мог таким образом узнать что-нибудь новенькое.
Октавиан прищурился.
– Ты, кажется, нервничаешь.
– Кого-то ты мне напоминаешь, – сказал Перси. – Не могу вспомнить – кого.
– Возможно, моего тезку Октавиана – Августа Цезаря. Все говорят, что я здорово на него похож.
Перси думал, что дело не в этом, но воспоминания ускользали от него.
– Почему ты назвал меня греком?
– Я видел это по внутренностям. – Октавиан ткнул ножом в сторону алтаря. – По ним я прочел: «Грек прибыл». Или, может быть, «Гусь прокричал». Думаю, что верна первая интерпретация. Ты хочешь поступить в легион?
Ответила Октавиану Хейзел. Она рассказала ему все, что случилось с момента их встречи в туннеле, – о горгонах, схватке на реке, появлении Юноны, разговоре с Рейной.
Стоило ей упомянуть Юнону, как на лице Октавиана появилось удивленное выражение.