– Уезжаете? – бесцеремонно поинтересовалась Катька.
– Катерина! – безнадежно выдохнули Вадька у нее за спиной и Надежда Петровна наверху лестницы. Истребить Катькину бесцеремонность можно было, наверное, только вместе с самой Катькой.
Сосед только усмехнулся:
– С работой разобрались, а отдыхать тут невозможно. Так что можете забирать холодильник! – И отправился обратно в коридор, где его поджидал второй чемодан.
– Мам, они холодильник отдают! – задирая голову, заорала Катька – будто Надежда Петровна была на другом конце города.
Ее голос отозвался под потолком. По лестнице прокатился глухой, какой-то металлический вздох, будто вздохнул железный динозавр – и выдохнул клуб серой пыли. Лестницу накрыла тень.
Весь опыт схваток на татами, когда реагируешь даже не на приближающийся кулак противника, а на самое начало, первый намек на движение, действовал вместо Кисоньки. Девочка не стала поднимать голову, выясняя, что там вздыхает, пылит и откуда тень. Она прыгнула вниз по лестнице, ухватила Катьку за руку и заорала:
– Бежим!
Время стало тягучим, как жевательная резинка, а пространство размазанным, будто во сне. Отделанная унылым пластиком стена неслась мимо как пейзаж за окном поезда. Стоящий впереди на ступеньках Сева оборачивался к ним ме-е-едленно-ме-е-едленно. Кисонька успела отчетливо разглядеть на его лице сперва раздражение: дескать, ну что ты опять кричишь? А потом запредельный ужас. Выяснять, что за кошмар их настигает, Кисонька не стала. Она врезалась в Севу, они рухнули на ступеньки и кубарем покатились вниз.
Клубок из трех тел рухнул на площадку и врезался в дверь коридора. Створка распахнулась. С хриплым воплем Кисонька метнулась через порог. Под руку ей попались Катькины волосы – рывок! Быстрее! Второй рукой она вцепилась в ворот Севиной футболки – скорей! То ли ползком, то ли прыжком они вкатились в коридор седьмого этажа. Отчаянным скачком вслед за ними влетели Мурка и Вадька.
Грянул гром.
Пол под Кисонькой зашелся мелкой дрожью и пополз в сторону. Металлическая громада холодильника ухнула на первый пролет лестницы – затрещали размолотые в щепки перила. Посыпались отколовшиеся куски бетона. Вращаясь, словно фрисби, над лестницей пронеслась оторванная железная дверца, врезалась в окно площадки и застряла в проеме. Холодильник медленно, как подстреленный слон, завалился набок – и перевалился на нижний пролет лестницы, с грохотом заскользил по ступенькам, стремительно надвигаясь на коридор, где укрылись беглецы.
Кисонька заорала – серая металлическая стена со скоростью курьерского поезда мчалась прямо на нее! Девушка заелозила ногами, пытаясь забиться в глубь коридора. Холодильник врезался в дверной проем. Здание содрогнулось снова. Затрещал, лопаясь, пластик на стенах, осколки штукатурки летели во все стороны. Выбитые двери рухнули на Кисоньку.
Свернувшись в тугой калачик, девочка лежала у стены. Свалившаяся сверху дверь придавила ее к полу, возле самого лица торчала иззубренная щепка. Кисонька пошевелилась – мелкая кирпичная крошка, еще какой-то мусор посыпался с волос. Извиваясь как змея, она выползла из-под двери. Рядом со стонами поднимались остальные: Мурка, Вадька, Севка, Катька… Вжавшийся в угол сосед снизу отнял руки от лица и сдавленно выдохнул:
– Что… это было?
Холодильник лежал поперек изувеченного дверного проема. Деревянные косяки были смяты и топорщились во все стороны острыми щепками, верхнюю притолоку выбило полностью. А дальше открывался вид на лестницу с разбитыми ступеньками и размолоченными перилами.
И вот тогда Катька закричала:
– Мам-а-а! – и рванула к дверному проему, пытаясь перепрыгнуть через перекрывший проход холодильник.
– Нет! Катя, нет! – Кисонька сгребла девчонку в охапку, прижала к себе. Потому что Надежда Петровна осталась там, на лестнице. Потому что… Катька не должна это видеть!
– Пусти меня, там мама! – Катькины кулачки замолотили Кисоньку по плечам. Вадька уже подтянулся, перемахнул холодильник и рванул вверх по лестнице. Скрылся за поворотом… И оттуда снова донесся крик!
Катька ужом вывернулась из Кисонькиного захвата, вскочила на холодильник и кинулась следом за братом. Кисонька помчалась за ней: кирпичная крошка хрустела под ногами, сзади топотали Сева и Мурка. Почти догнав малую, Кисонька свернула следом за поворотом перил… И замерла, тяжело дыша, неспособная оторвать взгляд от открывшегося зрелища.
На стене, распластав крылья, висел Евлампий Харлампиевич – в буквальном смысле слова висел, будто его прилепили скотчем. Из-под широко распахнутых крыльев гуся торчали человеческие ноги. Женские. Во вьетнамках.
Гусь покосился на застывших внизу пролета ребят… и шлепнулся на ступеньки, точно силы враз покинули его. Взглядам ребят открылась Надежда Петровна. Она стояла, прижавшись к стене, и лицо у нее было серым, как пластик.
– Он… Гусь… Меня толкнул… И прижал… А оно… Мимо… – сквозь перехваченное горло выдавила женщина, отлепилась от стены и глянула вниз, на валяющийся поперек площадки холодильник. Содрогнулась. – Евлампий Харлампиевич, ты… мне жизнь спас, – она плюхнулась на ступеньки рядом с гусем и обняла его за тонкую гибкую шею.
– Мама! Мамочка! – Катька и Вадька налетели на нее с двух сторон, вцепились, как клещи, обхватили.
– Вадька, у тебя кровь на руке! – воскликнула Надежда Петровна.
– Ничего, это ничего, мам, ничего… – бормотал Вадька, прижимаясь к маминому плечу лицом.
Из коридора верхнего этажа послышался истошный скрип… дверь открылась… и на площадке невесть откуда, словно и впрямь материализовавшийся призрак пансионата, возник дядька с пронзительно-красным носом. Тот самый, что встречал их утром у ворот. С изумлением уставился на изувеченную лестницу и сидящих на ней людей. И гуся.
– Я в номер стучу-стучу, а вы тут, – распространяя перед собой могучий аромат перегара, выдохнул красноносый. – Я вам того… холодильник привез, – и он вытолкнул перед собой скрипучую тележку, на которой и впрямь стоял маленький, как тумбочка, холодильничек.
– Спасибо, – заторможенно пробормотала Кисонька. – У нас уже есть один. Вроде как сам на голову свалился.
Глава 12
Жертва аквапарка
– Уедете теперь, да? – разглядывая собравшуюся в номере компанию, протянула Анна Степановна. В голосе звучало настолько явное удовлетворение, что Кисоньке захотелось ее стукнуть. Их чуть не убило, а она думает только, как бы от постояльцев избавиться! Да что в здешнем пансионате такого, что ей постоянно хочется кому-нибудь врезать? Подвальная сырость излучает? Или с людьми что-то не так?
– Уедем? – растерянно переспросила Надежда Петровна. Она только закончила бинтовать вспоротую щепкой руку Вадьки. Парень морщился – намазанный йодом порез немилосердно саднил под повязками. Кисонька лелеяла здоровенную шишку – хорошо хоть, под волосами не видно! Сева лежал на кровати, физиономию его покрывала какая-то смесь, призванная «уговорить» разбитую скулу не расползаться безобразным пятном опухоли. Мелкие ссадины у Мурки и Катьки были исправно протерты спиртом, всех напичкали лекарствами, напоили чаем и на всякий случай померили температуру.
Надежда Петровна посмотрела на детей, потом за окно, где уже ощутимо сгущались сумерки.
– На чем мы сейчас поедем? – пробормотала она. – Девочки, вы родителям звонили?
– Как приехали, прямо из автобуса, – вздохнула Кисонька. Мама попросила позвонить сразу, как доберутся, она и позвонила. Лучше бы сначала в номер зашла.
Мурка вытащила мобилу. «Абонент недоступен…». Мурка набрала другой номер.
– Французы… – наконец сказала она. – Приехали, значит. Это очень важные партнеры, вот родители и отключили телефоны. Они же не знали, что на нас тут холодильники сыпаться будут. А как Володе позвонить, я не знаю.
– Нет смысла, он наверняка уже в городе. Мы бы и сами с удовольствием убрались отсюда – после такого! – сказала Надежда Петровна. – Но ехать нам не на чем, и я должна еще посмотреть, не будет ли у ребят воспаления после травм. Вдруг придется в больницу…
– Подумаешь, травмы! Вон лбы какие здоровые, заживет все как на собаках! – перебила директорша, окидывая детей неприязненным взглядом. – У нас тут машину заказать можно – деньги на жилье сэкономили, небось хватит! Или поездом…
– Что значит – как на собаках? Какой еще поезд? – запротестовала Надежда Петровна.
– Ночной! – рявкнула директорша. Выражение лица у нее было решительное. Видно было, что ни с травмами, ни с транспортными проблемами она считаться не собирается.
– Сегодня ночью мы будем очень заняты, – не открывая глаз, сказал Сева. – Милиция, эмчеэсники, свидетельства, протокол…
– Какой протокол? – теперь уже насторожилась Анна Степановна.
– Для суда, – сказал Сева и вдруг резко сел. Мазь на лице засохла разводами, как боевая раскраска, азартный блеск глаз делал его еще больше похожим на индейца, ступившего на тропу войны. – Холодильник стоит в совершенно неположенном месте – преступная халатность называется! Есть пострадавшие… – он дотронулся до распухшей скулы, потом кивнул на Вадьку. – Чудом никто не погиб!
– Ага, чудом в перьях, – пробормотала Катька и погладила Евлампия Харлампиевича по шее. Гусь лишь устало приоткрыл один глаз. Ему уже досталась такая порция объятий, поцелуев, крепких мужских пожатий крыльев и лап и соленых женских слез на перья, что даже его гусиное тщеславие было полностью утолено и сильно утомлено.
Зато для Надежды Петровны потрясения явно не закончились. Судя по устремленному на Севу взгляду, холодильник на голову был не самым сильным.
– Плюс моральный ущерб… – продолжал Сева. – Стресс, то, се… У Катьки вон, и так психика некрепкая, вдруг она с перепугу заикаться начнет?
– М-могу и з-заикнуться… – сводя глаза в кучку, сообщила Катька и скорчила Севе рожу, давая понять, что за слова насчет «некрепкой психики» она с него потом спросит.
– Во-от! – обрадовался Сева. – Мы – дети, когда жертвы – дети, даже взятка судье плохо помогает. Мы с владельцев этого пансионата половину его стоимости стрясем! Правда, они могут перевести стрелки на вас… – и Сева с интересом уставился на директоршу.
– Что за жизнь такая? – прерывая возникшую паузу, задумчиво вздохнула та. – Сперва Соболев, гадюка, мой пансионат погубил, а теперь, выходит, я же и виновата?
– Он что, тут тоже пел? – невольно вырвалось у Кисоньки.
– Этот напоет! – фыркнула Анна Степановна. – Нынешним владельцам в уши! Слыхали, утром-то как приходил, чего орал? Ничего не стоит мой пансионат! – явно копируя кого-то, злобно выпалила она.
Кисонька выдохнула – вот теперь ясно, речь не о Моте, а о его папе!
– Сначала сам пансионат, считай, разорил, а теперь за бесценок купить хочет!
Сыщики снова переглянулись – интересно, как старший Соболев мог погубить пансионат? Двадцать лет запрещал ремонт делать?
– Если б не я, уже б и продали! Я владельцам говорю: не надо продавать! Денег поменьше брать – что, не поедут сюда люди? Еще как поедут! Виллы эти вокруг, как поганые грибы, расплодились, с кондиционерами, бассейнами и прочими вайфаями, а цены там какие – знаете? Вот то-то же! – увидев кивок Надежды Петровны, довольно заключила директорша. – Простому человеку такие цены разве по карману? Ему б отдохнуть попроще, зато подешевле. Зачем простому человеку бассейн, если он на море приехал? Только кто про отдых простого человека думает? Только я и думаю! – Она саданула могучей ручищей в грудь.
Вадькина мама к концу ее речи уже кивала, как китайский болванчик.
– Я ж вижу, вы женщина простая, честная…
Надежда Петровна снова кивнула.
– И дети у вас… умненькие, – Анна Степановна исподлобья зыркнула на Севу. – Ладно уж, оставайтесь, если хотите! Хоть вот в этом самом номере! – объявила она тоном, каким представляют люкс в пятизвездочном отеле в Дубаи. – Тут сам директор нашего завода каждое лето отдыхал, и замы его, и начальница бухгалтерии – все довольны были! Ремонт недавно делали, в 1993 году! И холодильник есть – вы ж хотели, – директриса торжествующим жестом указала на приткнувшийся в уголке маленький холодильник размером с тумбочку. – И этаж шестой, а не восьмой, ниже поселить никак не могу, там и правда закрыто все! Еще две комнаты рядом вам открою – и Машку прибрать пришлю. Вещи принесем, чтоб вам самим по той опасной лестнице не подниматься. Василь Михалыч, тащи вещи постояльцев! – женщина кивнула на маявшегося в дверях красноносого дядьку. – И отдыхайте себе, а уж как с транспортом решите, так и поедете! – И она вымелась за дверь так стремительно, что красноносого впечатало в косяк.
– Сейчас… Чемоданчики… – пробормотал тот и тоже скрылся.
– Сева, ты только что грозил местной директорше судом? – задумчиво переспросила Надежда Петровна, и непонятно, то ли она интересовалась, Сева ли это был, то ли пыталась выяснить, не был ли весь разговор слуховой галлюцинацией.
– Судиться с владельцами, конечно, выгодней, но если у здешней тетки и правда две квартиры в Киеве, тоже смысл есть, – немедленно объявил Сева.
– Дети, а вас случайно не подменили по дороге? – умоляющим голосом спросила она. Кажется, ответь они «да», она бы вздохнула с облегчением.
– Так, а чего – холодильником по башке за бесплатно получать? – наивно удивился Сева.
– Но она же не виновата!
– А кто виноват? – еще сильнее изумился Сева. – Холодильник сам на ту лестничную площадку забрел? Чудо техники – и ходит, и летает…
Вадька бросил ему предостерегающий взгляд – дескать, смени тон. Не в рабочей комнате агентства, где его наезды на клиента звучат в микрофон, а озвучивает их здоровенный, а главное – абсолютно взрослый бородатый дядька!
– Директорша сама орала, что пансионат – дело всей ее жизни! – очень стараясь сдерживаться, пробурчал Сева. – Что ж она его так плохо делает?
– Она старается! – мягко вступилась Надежда Петровна.
– Когда я «пару» из школы приношу, «я старалась!» почему-то не прокатывает, – влезла Катька. – Ты обычно говоришь, что я плохо старалась!
Сева хмыкнул, мама неодобрительно покосилась на предательницу-дочь и снова попыталась воззвать к детской совести.
– Вы же видите, она переживает! Новый номер нам выделила! – видимо, хотела добавить «с холодильником!», но не стала, лишь покосилась на вожделенный агрегат.
– Ну да, стоило только пригрозить судом… и мы наконец получили комнату, такую, как нам обещали! – снова не выдержал Сева.
– Хватит! – Надежда Петровна вскочила. На щеках ее пылал лихорадочный румянец, волосы были всклокочены, а зрачки метались, как во сне или в бреду. – Меня не слишком волнует здешняя директорша, но ваша манера вести себя со взрослыми… Будто вы здесь старше всех и больше всех знаете!
Никто не ответил – вся компания пристально уставилась в стену. Словно там невидимый телевизор возник!
– Вы не будете больше угрожать взрослым побоями… – взгляд на Кисоньку. – Или судом… – Надежда Петровна покосилась на Севу. – И вообще все вопросы, касающиеся нашего отдыха, решаю я! – Она сделала внушительную паузу и снова оглядела ребят, проверяя, все ли услышали. – По крайней мере, пока мы не дозвонимся родителям девочек и не решим, уезжать нам или оставаться! – Она шумно выдохнула и замолчала. Даже глаза прикрыла, давая понять, что сказала все.
Помолчали. Еще помолчали. Ребята продолжали гипнотизировать стенку. Евлампий Харлампиевич делал вид, что дремлет.
– Господи! – с диким криком Надежда Петровна сорвалась с места. – Вы же у меня с утра ничего не ели! Что я себе думаю! Сейчас этот их Василь Михалыч сумку с едой принесет, а я пока холодильник включу! – Она схватила холодильник за шнур, как кота за хвост. Тот, поскрипывая колесиками, покатился следом за Надеждой Петровной к розетке. Вилка шнура хищно нацелилась в дырочки розетки…
– Стой! – оглушительно рявкнул Вадька.
– Ты еще тут орать будешь! – взвилась мама.
Вадька почувствовал, как его просто распирает от злости.
– Могу не кричать, – шипя, как сдувающийся шарик, процедил он. – Откуда я знаю, может, удар током в 220 вольт – это то, о чем ты всю жизнь мечтала!