Сикстен, необычайно рослый и сильный для своего возраста, шёл во главе, Бенка и Йонте ему помогали, когда требовалось, и в итоге отчаянно брыкающегося Андерса потащили вниз по лестнице навстречу неизвестной судьбе.
Калле и Ева-Лотта утешали его из-за запертой двери.
– Мом-ы сос-кок-о-рор-о поп-рор-и-дод-ё-мом и о-сос-вов-о-боб-о-дод-и-мом тот-е-боб-я! – кричали они, что означало на тайном языке Белой розы: «Мы скоро придём и освободим тебя!»
Лучшего способа раздразнить Алых не было. Они уже давно и безуспешно пытались научиться понимать это странное наречие, которым их враги владели в совершенстве. Белые розы трещали на своём тайном языке с такой невероятной скоростью, что для непосвящённого их разговор звучал совершенной тарабарщиной.
Ни Сикстен, ни Бенка, ни Йонте никогда не видели, как пишут на этом языке, иначе бы они без труда разгадали тайну: слова были самые обыкновенные, только каждая согласная удваивалась, а в середину вставлялась буква «о». Например, «Калле» писалось так: «Кок-а-лол-лол-е», а «Андерс» – «А-нон-дод-е-рор-сос».
Ева-Лотта узнала этот разбойничий язык от своего отца. Как-то вечером булочник случайно рассказал дочери, как он объяснялся в детстве со своими друзьями, когда не хотел, чтобы другие их поняли. Бурный энтузиазм Евы-Лотты по поводу «разбойничьего» языка несколько удивил её отца. Он ни разу не замечал в ней такого восторга, когда речь шла о неправильных немецких глаголах… Но булочник послушно просидел целый вечер, обучая её, а на следующий день Ева-Лотта передала свои знания Андерсу и Калле.
Одной из главных целей Алых в войне Роз было выпытать у противника ключ к тайному языку. Но ещё важнее было вернуть себе Великого Мумрика.
Внушительное имя «Великий Мумрик» носил совсем незначительный предмет – небольшой камешек странной формы, который где-то нашёл Бенка. Ничего не стоило вообразить себе, что камешек напоминает маленького задумчивого старичка, сидящего, словно будда, и созерцающего свой пуп.
Алые немедленно объявили камень священным талисманом и приписывали ему множество необычайно ценных свойств. Этого было, разумеется, достаточно, чтобы Белые розы сочли своим святым долгом попытаться им завладеть. Сколько жарких схваток происходило из-за Великого Мумрика! Может показаться странным, что маленькому камешку придавалось такое большое значение. Но почему бы Алым розам не почитать своего Мумрика так же глубоко, как, например, шотландцы почитали свой коронационный камень? Почему бы Алым не волноваться так же сильно, когда Белые розы коварно захватили драгоценный талисман, как волновались шотландцы, когда англичане поместили их коронационный камень в Вестминстерское аббатство?
И Алые страшно переживали потерю Мумрика. А Белые тщательно прятали свой трофей. Вообще говоря, спрятать Мумрика в каком-нибудь таком месте, где обнаружить его было бы практически невозможно, не составляло большого труда. Но война Роз велась по своим, особым правилам. Тот, у кого в данный момент находился Мумрик, обязан был так или иначе намекнуть врагу, где его искать. Тёмной ночью в почтовый ящик противника подбрасывали, скажем, хитроумный ребус или загадочную карту, составленную так, чтобы подольше поводить неприятеля за нос. Призвав на помощь всю свою смекалку, из чертежей можно было уяснить, что Мумрик спрятан в пустом вороньем гнезде на вязе, который растёт в северном углу кладбища, или под одной из черепиц на крыше сарая сапожника Бенгтсона.
Но сейчас Великого Мумрика не было ни в одном из указанных тайников. Он находился совсем в другом месте. И одной из основных причин, почему в этот жаркий июльский день вновь вспыхнула война Роз, было как раз то, что Алым не терпелось точно узнать, где находится тайник. А имея заложником вождя Белых роз, выведать это, пожалуй, не так уж трудно.
«Мы скоро придём и освободим тебя!» – обещали Ева-Лотта и Калле. Что ж, их вождь действительно нуждался в ободряющем слове, потому что сильные руки волокли его на мучительный допрос – о Великом Мумрике и тайном языке.
Видно, Алые повели своего пленника в более надёжное место. Но куда?
За ответом далеко идти не пришлось.
Из травы торчал финский нож. Калле и Ева-Лотта сразу узнали его – это был нож Андерса. А на клочке бумаги на острие ножа они прочли одно-единственное слово: «Йонте».
Предводитель Белой розы сумел улучить момент и оставить это лаконичное сообщение своим товарищам.
Калле глубокомысленно наморщил лоб.
– Йонте… – произнёс он. – Это может означать только одно: Андерс сидит в плену у Йонте, у него в доме.
– Да уж ясно, что не у Бенки, коли написано «Йонте», – сказала Ева-Лотта.
Калле промолчал.
Та часть города, где жил Йонте, называлась Плутовская горка. Нельзя сказать, чтобы в маленьких домишках Плутовской горки обитала городская знать. Но Йонте вовсе и не стремился принадлежать к сливкам общества. Его вполне устраивал ветхий домик его отца: одна комната и кухня, да ещё маленькая каморка на чердаке. Правда, наверху можно было жить только летом, зимой становилось слишком холодно. Но сейчас, в июле, на чердаке царила жара, как в камере для пыток, что и делало его самым подходящим местом для допросов.
Йонте был безраздельным хозяином на чердаке. Здесь он спал на раскладушке, здесь стояла его самодельная полка, сколоченная из ящиков из-под сахара, – на ней Йонте хранил приключенческие книжки, коллекцию марок и другие сокровища. Ни один король не радовался так своему дворцу, как Йонте своей маленькой каморке, где в застывшем горячем воздухе жужжали под потолком мухи.
Сюда-то и привели Андерса Алые розы. Так удачно сложилось, что папа и мама Йонте как раз сегодня отправились за город, где у них был маленький участок земли. Они взяли с собой еду и собирались пробыть там довольно долго. Йонте остался за хозяина и должен был поджарить себе колбасу с картошкой, если проголодается.
А так как мама Сикстена развешивала бельё прямо перед штабом Алых в гараже, то Сикстен решил, что каморка Йонте на Плутовской горке была просто находкой для учинения допроса с пыткой.
Калле и Ева-Лотта держали совет. Конечно, можно отправиться в спасательную экспедицию немедленно, но, хорошенько поразмыслив, они решили, что разумнее будет немного подождать. Показываться на глаза Алым сейчас просто глупо. Ведь скоро ужин, а значит, Сикстен пошлёт Бенку или Йонте в Усадьбу. Скоро Бенка или Йонте будут стоять там, разинув рты, поражённые бегством Калле и Евы-Лотты. Эта мысль доставляла им несказанное наслаждение. Жаль испортить такое дело!
Калле и Ева-Лотта решили отложить спасательную экспедицию на после ужина. Кроме того, они отлично знали, что Андерс получит краткосрочный отпуск под честное слово, чтобы пойти домой поесть. А что может быть унизительнее для спасательной экспедиции, чем прибыть к месту назначения как раз в тот момент, когда тот, кого ты должен спасти, беспрепятственно отправился ужинать!
– И вот ещё что, – заметил Калле. – Если собираешься выследить кого-нибудь, кто находится в доме, то лучше всего это делать, когда стемнеет и в комнатах зажгут свет, а шторы ещё не опустят. Это знает любой, кто хоть капельку разбирается в криминалистике.
– У Йонте нет штор, – возразила Ева-Лотта.
– Тем лучше, – сказал Калле.
– А как же мы заглянем в чердачное окно? – спросила Ева-Лотта. – Ноги у меня, конечно, длинные, но…
– Сразу видно, что по криминалистике ты ничего не читала, – наставительно произнёс Калле. – Что, например, делают сыщики в Стокгольме? Если им нужно наблюдать за квартирой на третьем этаже, где находятся преступники, они обеспечивают себе доступ в квартиру на противоположной стороне улицы, лучше всего на четвёртом этаже, чтобы быть чуть выше, чем преступники. А потом стоят с биноклями и наблюдают за ними, пока те не опустят шторы.
– Будь я жуликом, я бы сначала опустила шторы, а потом зажигала свет, – быстро смекнула Ева-Лотта. – Кстати, в какую, по-твоему, квартиру нам нужно обеспечить себе доступ, чтобы следить за Йонте?
Об этом Калле как-то не подумал. Что и говорить, сыщикам в Стокгольме легче проникать в квартиры: им достаточно показать полицейский жетон. Едва ли это окажется столь же просто для Калле и Евы-Лотты. Да к тому же прямо напротив Йонте нет никакого дома, потому что там протекает речка. Вот рядом с Йонте дом действительно есть – старая двухэтажная развалина чудака Грена. Внизу у него столярная мастерская, а сам он живёт на втором этаже.
«Но как обеспечить себе доступ в квартиру Грена? – подумал Калле. – Войти к нему и вежливо спросить, не разрешит ли он воспользоваться одним из его окон, чтобы немножечко понаблюдать?» Калле и сам понимал, что эта мысль нелепая. Кроме того, было ещё одно обстоятельство: хотя дома Йонте и старика Грена стоят бок о бок друг к другу, но, к сожалению, в верхнем этаже у Грена нет окна, обращённого к дому Йонте.
– Я знаю, – сказала Ева-Лотта. – Мы влезем к старику Грену на крышу – это единственный способ.
Калле посмотрел на неё с восхищением.
– Если учесть, что ты совсем ничего не читала по криминалистике, ты не так уж глупа.
Да, крыша Грена – вот правильное решение! Она как раз чуть выше чердака Йонте, и с неё будет удобно наблюдать. И у Йонте нет штор.
Великолепный наблюдательный пункт!
Калле и Ева-Лотта с лёгким сердцем пошли домой ужинать.
5
Было совсем темно и тихо, когда они спустя часа два, крадучись, шли по Плутовской горке. Маленькие деревянные домишки, тесно прижавшись друг к другу, спорили из-за пространства. Между домами ещё сохранилось тепло, оставленное жарким июльским солнцем. Всю Плутовскую горку окутал тёплый мохнатый мрак. Временами тьму прорезал луч света из маленького окошечка или двери, отворенной в летний вечер.
Темнота была пропитана запахами. Запах кошек, жареной салаки и кофе смешивался с дурманящим ароматом цветущего жасмина и столь же одуряющим благовонием какой-нибудь кучи мусора, которую давным-давно пора было вывезти.