…Что за колбасой или детской обувью в Москву ни из Тулы, ни еще откуда никто больше не ездит – все везде есть.
Ну, этому и молодые не верили – махали рукой и отворачивались с видом «Чеши-чеши языком, если тебе делать нечего!»
– Ну правду же вам говорю! Везде и все продается – от сникерсов до компьютеров!
– Какие сникерсы? Юнкерсы, что ли? – выкрикнул старик. Немецкие самолеты «Юнкерсы» еще свежи были в его памяти – с военного детства. А про сникерсы он не слыхивал. Как и про компьютеры.
– Есть такие люди, их челноками называют, – повествовал Том, уже войдя во вкус социально-экономической лекции. – Как челнок в ткацком станке или в швейной машине, значит, снуют туда-сюда. Едут за границу с большими легкими складными сумками – сейчас такие делают. Там набивают их купленными дешевыми товарами – ну там майки, трусы, платья, халаты, свитера разные, ветровки, обувь, конечно, тоже, – кроссовки там всякие, и возвращаются домой. Ну, конечно, на таможне отстегивают сколько надо, чтоб весь товар не отобрали. Коррупция у нас есть, конечно, и очень даже большая… Приезжают – и в России всем этим торгуют.
– Где торгуют-то? – выкрикивали ошарашенные женщины, а мужики только сплевывали, нехорошо улыбаясь. Слово «коррупция» явно никто не знал, но и спрашивать не торопились.
– На огромных вещевых рынках. Подороже, конечно, продают, чем купили, но все-таки довольно дешево – моя мама все там покупает, – повествовал Том.
– Так это ж шпекулянты! За это ж сажают! – опять подала голос шепелявая бабка.
– Нет, теперь это слово – спекуляция – даже и не употребляется. У нас считается, что человек имеет право заработать на том, что он купил, перевез к покупателю поближе – и перепродает. Это ведь всем удобно. Мама моя сама в Китай за кроссовками для меня все равно не поедет. Что ж мне – без обуви оставаться? В магазинах дорого все-таки.
Слушатели уже ошалело молчали.
– Вообще кому заработать надо – те тоже едут за границу. Но и к нам в Москву, в Подмосковье на заработки приезжают из других стран – украинцы, белорусы, узбеки…
– Каки-таки другие страны? – выкрикнула неугомонная бабка. – Узбеки-то у нас живут! А белорусы – в Минске, тоже у нас!
– Да нет, не у нас. Украина с Белоруссией тоже отделились давно.
– Куда отделились? Кто им даст-то? Брешешь ты все!
– А со спортом как? – выкрикнул кто-то.
– Хоккеисты все в Канаде теперь играют. – Том хотел добавть «задрафтованные НХЛ», но вовремя сообразил, что этих слов здесь не знают, – И гонорары свои тоже там получают. Некоторые – по 50 миллионов долларов.
Кто-то оглушительно свистнул. И раздалось восклицание:
– Будет тебе не дело-то говорить!
И еще:
– А как он доллары-то на рубли поменяет? За фарцовку-то – вообще вплоть до высшей меры!
– Никаких фарцовщиков у нас больше нет, и «высшей меры» тоже нет, – продолжал осведомленный Том. Про то, как советская власть поступала с людьми, торговавшими долларами, он знал и от мамы, и от отца. – Доллары меняют официально – в сбербанках или в специальных пунктах обмена, в некоторых вообще круглосуточно.
– Быть того не может, – твердо сказал бородатый старик. – У меня младший брат чемпион по боксу был. Так его из-за десяти долларей сажать собирались, тренер спас.
– Боксеры тоже в других странах тренируются, валюту разных стран привозят, здесь у нас любую поменять можно, – невозмутимо продолжал Том. Его дело было – сообщить информацию. А там уж хочешь – верь, хочешь – не верь.
– Где «здесь»-то? – выкрикнул женский голос.
– Как – где? У нас, в России, где мы с вами живем.
– Не знаю, где ты живешь. Мы в Советском Союзе живем. Чего ты сказки-то нам рассказываешь?
А, например, какие книги сейчас выходят – вообще никто Тома не спросил. Похоже было, что здесь ничего не читают.
Глава 20
Немножко про цензуру
Бессонов-старший стоял в коридоре и прислушивался. Сквозь дверь слышался смех его сына. Вот умолк – и снова смеется. И сама собой всплыла вдруг в памяти картинка из того времени, когда Бессонов еще жил с семьей, – пятилетний Ванечка смеется, закинув голову, и видны все его маленькие зубки…
А вот уже громко хохочет! Но с кем – вот что интересно. Бессонов был уверен, что Иван в комнате один. Только сегодня ведь прилетел!
Он не выдержал и вошел.
Ваня сидел на тахте, ноги кренделем, по-турецки. На коленях – раскрытая книга.
– Что читаешь-то?
– «Мертвые души»!
– А смеешься чего?
– Так смешно же до чертиков! Тащусь прямо!
Отец неопределенно пожал плечами и собрался уходить.
– Пап, ну ты послушай!
– Да читал я твоего Гоголя… В школе еще читал.
– Ну и что, что читал! Все читали!
Бессонов-старший промолчал. Насчет «все» можно бы поспорить, по крайней мере, насчет их класса, 9-го «Б». Да, пожалуй, и насчет его нынешнего офиса. Да и сам он, если быть честным, читал когда-то «Мертвые души», так сказать, не подряд. Как раз это он помнил очень хорошо.
Ну, правда, их потом всем классом в театр водили. Так что Ноздрева, например, Бессонов действительно помнил: «А я, брат, с ярмарки. Поздравь – продулся в пух!»
Ваня начал громко, «с выражением». Читал он, надо прямо сказать, прекрасно, не хуже артистов. Отец покорно стоял, слушал.
– «…Стали сильно опасаться, чтобы не произошло даже бунта между таким беспокойным народом, каковы крестьяне Чичикова…»
– Какой «беспокойный»? Ведь Чичиков же мертвые души скупал? – вспомнил Бессонов-старший школьные уроки и мхатовский спектакль.
– Па, так в этом и смех! Другие-то помещики, у которых он не покупал, не знают, что мертвые! Они к нему с почтением – много очень купил крестьян, богатый, мол, основательный… И теперь вывозить их будет куда-то в свои поместья… Ты дальше послушай! «…Многие предложили свои мнения насчет того, как искоренить буйный дух, обуревавший крестьян Чичикова…»
– Коля, ты хоть понимаешь? Они уже как про факт говорят про буйный дух его крестьян!.. Сами уже себе поверили!