— Мама, ты, кажется, меня с детства убеждала, что к людям следует относиться терпимее!
— Слушай, мой милый, позволь, я как-нибудь сама решу, к кому и как мне относиться, — резко ответила мать и, хлопнув дверью, удалилась.
Какая муха укусила? Раньше она ко всем моим друзьям относилась вполне нормально и ровно.
И уж тем более никого из них при мне не ругала. Мало того, даже когда я с кем-то ссорился, советовала: не руби сплеча. Лучше постарайся понять, отчего у вас вышел конфликт. Люди иногда ссорятся только потому, что не хотят выслушать друг друга.
Словом, она скорей выступала в роли миротворца. Что же теперь изменилось? В мои невольные размышления ворвались громкие звуки телевизора. Я прислушался. Кажется, мать снова смотрела какой-то сериал. Я потянулся к книге. Однако от чтения голова начала болеть еще сильней. Таблетки почему-то совершенно не действовали. Мысленно проклиная зловредного невропатолога, я отложил книгу в сторону и закрыл глаза.
Кажется, мне стало немного легче. Правда, изрядно мешал звук телевизора, доносившийся из большой комнаты. Восклицания, охи и музыка молотом били меня по мозгам. Я сунул голову под подушку и, наверное, в результате задремал. Потому что звонок телефона сперва представился мне будильником. Думая, будто опаздываю в школу, я резко вскочил на ноги и только после этого врубился в окружающую действительность.
Телефонная трубка лежала на письменном столе. Я схватил ее.
— Федя, это я, — послышался в ответ голос Жанны.
Я посмотрел на часы. Шесть вечера. Сколько же они с Макси-Котом проболтались на кладбище?
— Ты чего так долго? — произнес я вслух.
— Лучше не перебивай, — сказала Жанна. — Сейчас я тебе все быстренько изложу, а потом мы с Пирсиком пойдем отлавливать фотографа. Он как раз в это время гуляет.
— Валяй, — уже сгорал от нетерпения я.
— Ты сидишь или стоишь? — спросила она.
— Стою.
— Тогда быстро сядь, — потребовала она.
— А что случилось? — меня охватило беспокойство. — Где Макси-Кот?
— Домой твой Кот едет. Тебя же просили не
перебивать.
— Молчу, молчу, — скороговоркою выдохнул я.
— Вот и молчи. Понимаешь, пока мы вышли из дома, пока обогнули его. В общем, старухи уже нигде не было видно.
— Знаю, — внес ясность я.
— Откуда? — поинтересовалась Жанна.
— От верблюда. В бинокль за вами следил.
— Федор-недремлющее-око, — фыркнула Жанна и недовольным голосом продолжала: — Опять ты меня со своей ерундой перебил.
— Ничего себе, я перебил! — охватило праведное негодование меня. — Сама спросила, откуда я
знаю про старуху…
— Плевать. Не отвлекайся, — проявила типично женскую логику Жанна. — В общем, старухи уже не было. Поэтому мы перво-наперво отправились к склепу Князя Серебряного. И ты представляешь: там никакого упавшего дерева нету. А крест на куполе цел и невредим.
Глава VI
МЕРЦАЮЩИЙ ГЛАЗОК
Жанны поверг меня в состояние, близкое к шоку.
— Выходит, мы сё тобой видели то, чего на самом деле не было? — пролепетал я.
— Не знаю, — по голосу Жанны чувствовалось: она растеряна не меньше меня.
Вдруг я нашел самое простое объяснение. Ну конечно же. Как мы раньше не догадались.
— Слушай, — произнес я в трубку. — Наверное, за вчерашний день дерево убрали, а склеп отремонтировали.
— Разбежался, — отвергла мою версию Жанна. — Мы с Максом все там тщательно обследовали. Верхушка дерева совершенно цела. Пойми: она не отламывалась и не падала.
— Че-го? — только и смог выговорить я.
— Что слышал, — с волнением продолжала моя собеседница. — Мы все вокруг склепа обшарили. Потому что Макс сначала решил, что сломанное дерево могли спилить. Но ни единого пня там тоже нет.
— Может, выкорчевали? — еще оставалась надежда у меня.
— Нет, — откликнулась Жанна. — Там везде старые листья и всякий мусор. А если бы пень выкорчевали, было бы видно.
Меня вдруг начал бить озноб. Прямо как при высокой температуре. Схватив с дивана плед, я накинул его на себя и плотно завернулся, но теплей мне не сделалось.
— Макс говорит, — продолжала тем временем Жанна, — что и крест на склепе явно никто не чинил. Там все такое старинное, потемневшее.
— То есть мы с тобой действительно видели то, чего не было на самом деле? — Я почувствовал, как волосы на моей голове не спеша встают дыбом.
— Федор, — растерянно произнесла моя собеседница. — Пойми, я сама не знаю, что думать. Совершенно не знаю.
— А Макси-Кот чего по этому поводу говорит? — на всякий случай поинтересовался я.
— Он полностью обалдел, — объяснила Жанна. — Говорит, если бы вы с ним столько лет не дружили, он наверняка бы решил, что мы врем. Ладно, Федор. Время гулять с Пирсом. Иначе фотографа упущу.
— Нет уж, пожалуйста, не упускай, — взмолился я.
— Тогда жди дальнейших сигналов, — и в трубке послышались частые гудки.
Я едва добрел от стола до дивана. Ноги у меня подкашивались. Может, я и впрямь серьезно болен? Голова продолжала болеть. Перед глазами плыли черные круги. Кажется, без новой порции таблеток не обойтись. Однако, если я попрошу лекарство у матери, она поднимет панику. И тогда они вместе с невропатологом упекут меня на целый месяц в постель. Нет уж, не выйдет! А таблетки от головной боли можно и самому принять. Кажется, мама держит их на кухне.
Тихонько отворив дверь, я выбрался в коридор. Уже смеркалось, но свет почему-то нигде не горел. Лишь сквозь открытую дверь большой комнаты в коридор проникали пульсирующие отблески телевизора.
Я в который раз за сегодняшний день удивился. Моя мать просто ненавидит темные комнаты. Даже на старой квартире у нас почти в каждом углу висело или стояло какое-нибудь осветительное приспособление. Едва только смеркалось, мать зажигала их все.
Я заглянул в большую комнату. Мать развалилась в кресле перед телевизором и даже не двигалась. Опять, что ли, заснула? Впрочем, теперь мне это было даже на руку. Проследовав на кухню, я зажег свет и принялся искать таблетки, но не нашел. Зато обнаружил на столике газету «Серебряные пруды». Жанна, что ли, забыла? Но она даже не приближалась к кухне.
Значит, это наш экземпляр. «Ну, да, естественно, наш, — продолжал размышлять я. — Газета ведь местная, бесплатная. И ее наверняка доставляют всем жителям этого района».
Номер был тот же самый. Посвященный Князю Серебряному. Еще не отдавая себе отчета, зачем развернул газету, я принялся разглядывать уже знакомые фотографии. Вот и снимок, к которому подмонтирована старуха в черном. Присмотревшись внимательней, я остолбенел. Никакой старухи не было. А на том месте, где мы ее видели в экземпляре Жанны, самым естественным образом стояли два бритых мужика.
Мой разум отказывался что-либо воспринимать. Слух нестерпимо резали пронзительные звуки. Опять этот телевизор! Будто рядом со мной скребли ножом по стеклу.
Сунув газету за пазуху, я зажал ладонями уши, опрометью бросился к себе в комнату и затворил за собою дверь. Но и здесь звуки из большой комнаты по-прежнему действовали мне на нервы. Я схватил со стола плейер, нацепил на голову наушники и врубил музыку. Мне стало чуть легче. Даже вроде бы голова немного начала отходить.
Кое-как восстановив способность мыслить, я снова уставился на фотографии в газете. Ни намека на старуху в черном. Два бритых типа, и точка. Я снова почувствовал себя очень плохо. «Неужели схожу с ума? — возникли у меня самые худшие подозрения. — А если не схожу, то как такое могло случиться? Выходит, старуху подмонтировали к снимку только в одном экземпляре газеты? То есть этот экземпляр издали отдельно. Зачем, спрашивается? И почему чести получить газету с эксклюзивным снимком удостоились Жанна и Юлия Павловна?
«Стоп! — начал я размышлять в ином направлении. — А если просто половина тиража вышла со снимком, как у меня, а другая половина — с подмонтированной старухой? Значит, кто-то из влиятельных в районе людей вмешался, когда газету уже печатали».
Тут я порядком забеспокоился о Жанне. Какие же мы с Котом идиоты! Не сообразили отговорить ее от встречи с фотографом. Он, конечно, наверняка в курсе дела. Без него история с монтажом скорее всего не обошлась. Но Жанне может грозить опасность. Ведь неизвестно, во имя чего все это затеяно. И кто знает, какие меры примут организаторы, когда фотограф доложит им, что одна девчонка суется не в свое дело.
Я посмотрел на часы. Макси-Кот явно еще не успел добраться до дома. Жалко. Мне так сейчас нужен его совет! Он умеет что-то придумать в критических ситуациях. Господи, хоть бы Жанна скорей позвонила.
Но сколько я ни гипнотизировал взглядом телефон, он упорно хранил молчание. Наконец, не выдержав, я кинулся на кухню и выбежал на балкон. Со двора слышался собачий лай. Там выгуливали своих питомцев несколько хозяев. Свесившись с перил, я попытался отыскать Жанну или хотя бы Пирса. Но уже сильно стемнело, и задача была не из легких.
— Кто тебе разрешил вылезать на балкон раздетым? — раздалось за моей спиной.
Посреди кухни стояла рассерженная мать.
— Быстро внутрь. Мало тебе глаза, так еще решил простудиться?
— Совсем нет.
И, чтобы не выслушивать нравоучений, я скрылся в своей комнате.
Долгожданный звонок раздался только минут через десять.
Я схватил трубку и, даже не спрашивая, кто это, выдохнул:
— Ну?
— Он ничего не понимает, — услыхал я в ответ голос Жанны. — И даже не думал старуху монтировать. Говорит, видимо, мне достался бракованный экземпляр газеты.
— Может, врет? — предположил я.
— Зачем ему врать? — не поняла Жанна.
— Мало ли, — продолжал я. — Может, ему приказали молчать.
— Нет, он не врет, — заверила Жанна. — Давно не видела, чтобы кто-нибудь так удивился. Никита Павлович посмотрел на снимок и первое время вообще ничего не мог сказать. Только с очками своими возился. То надевал, то в карман прятал. Раз десять туда-сюда их гонял. А потом, наконец, говорит: «Понятия не имею, как такое могло выйти».
— Между прочим, я нашел на кухне наш экземпляр газеты. Так вот, никакой старухи там нет.
— А снимок тот же? — поинтересовалась Жанна.
— Абсолютно. Только вместо старухи — два каких-то бритых мужика.
— С ума сойти, — выдохнула в трубку Жанна.
— На сей счет можешь не беспокоиться. Я уже почти сошел.
— А я скоро последую за тобой, — невесело усмехнулась Жанна. — У тебя хоть, Федор, есть уважительная причина. Ты в глаз получил. А я просто так.
— Слушай! — возникла у меня одна идея. — Заскочи сейчас ко мне хоть на минутку. Надо все-таки наши газеты сравнить.
— Увы, — виновато откликнулась Жанна. — Я свой экземпляр отдала фотокорреспонденту. Он сказал, что обязательно должен показать снимок в редакции.
— Молодец, — был крайне разочарован я.
— А что было делать, — оправдывалась Жанна. — Не вырывать же у него газету из рук. Тем более я сама к нему подошла.
— Ты хоть попросила потом вернуть?
— Успокойся. Не дура, — отозвалась Жанна. — Мы с ним договорились, что встретимся завтра вечером на собачьей площадке. Он возвратит газету, а заодно и расскажет, в чем дело.
— Или наврет с три короба, — вновь охватили меня подозрения.
— Даже если наврет, это тоже в какой-то степени интересно, — отвечала моя собеседница. — Но я все-таки уверена, что он не замешан. Он так искренне удивился…
— Будем надеяться, — сказал я. — Только от его искренности нам ничего яснее не стало.
— Это уж точно, — согласилась Жанна. — С ясностью у нас, что ни день, то хуже. Максик вон вообще обалдел. И домой отправился совсем пришибленный. А он ведь еще не знает про разговор с фотографом и про твой экземпляр газеты.
— Кстати, почему вы так долго пробыли на кладбище? — Я вспомнил, что так ничего еще и не выяснил по этому поводу.
— Знаешь, сама удивляюсь. Мне казалось, мы с Максом провели там от силы полчаса. Сам посуди: подошли к склепу, осмотрели там все, потом чуть-чуть поискали старуху, и назад. Кладбище-то совсем маленькое. А когда вернулась домой, сообразила, что нас не было больше двух часов.
— Я тоже это заметил. И, между прочим, волновался.
— Ну, извини, Федя, так вышло.
— Небось заболтались с Макси-Котом, — не удержался от нового упрека я.
— Даже и не думали забалтываться, — сердито оборвала меня Жанна. — У нас, понимаешь ли, Федор, было не то настроение.
— Ладно. Проехали, — замял тему я. — Но одно мне точно не нравится: второй раз получился провал во времени.
— То есть? — не поняла Жанна.
— Ну, когда мы с тобой первый раз ходили на кладбище, вышло почти то же самое.
— Что то же самое? — опять не дошло до Жанны.
— Да со временем, — принялся растолковывать я. — Вроде и гуляли-то мы совсем чуть-чуть, а на деле вышло довольно долго. Я даже тогда к обеду опоздал.
— Ой! — воскликнула Жанна. — Меня тоже тогда мать спросила, куда мы запропастились. А я еще начала ей доказывать, что мы гуляли совсем не долго.
Я молча переваривал информацию. Получалось, что мне ничего не кажется. Но если так, что же с нами, в конце концов, происходит? Неужели на этом кладбище мы проваливаемся в другое измерение? Или нам все-таки кажется? Надо проверить.
— Чего умолк? — оторвала меня от размышлений Жанна.
— Думаю.
— Полезное дело. А о чем именно?
— О кладбище, — пояснил я. — По-моему, там творится какая-то чушь со временем. Надо поставить эксперимент. И чем скорее, тем лучше.
— Тебя же из дома не выпускают, — вернула меня к суровой действительности Жанна.
— Надеюсь, послезавтра выпустят.
— Хорошо бы, — сказала Жанна. Пока мы разговаривали, предок успел вернуться с работы.
— Федор, ужинать, — раздался громкий голос матери.
— Ладно, Жанна, — быстро проговорил я. — Сейчас прощаемся. А завтра сразу после уроков зайди. Попробую провести оздоровительную работу над матерью. Вдруг она завтра выпустит меня во второй половине дня погулять. Тогда сразу на кладбище и отправимся.
— Обязательно зайду, — пообещала Жанна.
Едва мы с предками успели поужинать, позвонил Макси-Кот. Он почти слово в слово повторил то, что мне уже рассказала Жанна. Затем добавил, что если бы мы с ним столько лет не дружили, то он бы решил, что мы с Жанной попросту разыграли его.
Я на это ответил, что, кажется, нас всех кто-то разыгрывает, и притом весьма круто. Затем поделился своими соображениями по поводу времени. Макси-Кот, оказывается, тоже об этом думал. И, так сказать, автономно пришел к похожим на мои выводам. Во всяком случае, изрядно прибал-дел, когда выяснилось, сколько на самом деле времени они с Жанной проболтались на кладбище.
Тут я дал ему новую пищу для размышлений, сообщив про фотографа из газеты «Серебряные пруды» и про снимок, где вместо старухи стояли два мужика.
Макси-Кот выслушал, не проронив ни единого слова. Потом крайне растерянно произнес:
— Нда-а. Вопросов все больше и больше, а ответов, похоже, вообще не предвидится.
— Жанна думает по-другому, — проинформировал я. — Она почти уверена, что фотограф завтра ей что-нибудь расскажет.
— Мне бы ее уверенность, — не воодушевился Макс.
— Ты тоже думаешь, что фотограф врет? — спросил я.
— Врет или не врет — это дело вторичное, — откликнулся Максим. — Гораздо хуже, что сама история темная.
Кто бы спорил! Мы еще немного пообсуждали старуху, которая снова исчезла в неизвестном направлении. Затем принялись разрабатывать детали предстоящего эксперимента. Макси-Кот рвался непременно в нем лично участвовать. Поэтому умолял нас с Жанной подождать до субботы или хотя бы до пятницы.
— Я сразу после уроков домой забегу, учебники кину, сумку со шмотками в руки и — к тебе, — сказал он.
— А предки уже разрешили? — полюбопытствовал я.
— Еще не спрашивал, — признался Максим. — Пусть сперва твоя мать позвонит. Ты, кстати, Фома, напомни ей.
— Ладно, тогда прощаемся, а я бегу напоминать.
— Погоди, — проорал в трубку Макси-Кот. — Мы насчет эксперимента договорились или не договорились?