Петр только шумно выдохнул:
– Похоже, я опоздал. Ты в порядке?
– В относительном. И очень зол. Рассказывай.
– В общем, взломали нас грубо и примитивно. С той самой флешки, которую ты принес. Меня провели как лоха. – Он хмыкнул. – Точнее, нас обоих. – Цель?
– Наша внутренняя информация. Адреса, телефоны сотрудников, клиентская база. Я думаю, раз ты запретил ему звонить по телефону и обложил номера, он решил закинуть трояна через тебя и перекачал нужную инфу. Ты хорошо за ним присматривал? У него точно один компьютер?
Я вспомнил о планшетнике, с которым Сергей сидел на балконе. Пока я спал, он мог проделать кучу самых разных вещей, в том числе направить по моему адресу громил. Только зачем же так сложно?!
Петя услышал мой стон и сумел правильно его трактовать.
– Глупый мальчишка. Что делаем, Антон?
– Набери Лестрейда. Я ничего сейчас не могу, у меня села трубка, а зарядник всю ночь буду искать. Выдерни его, забей стрелку в офисе, скажи, что я на коленях умолял. И пришли машину ко мне домой, вот хоть Матвея.
– Матвей заартачится. Рабочий день уже того…
Я стиснул трубку в кулаке и едва не закричал, лишь в последний момент снизив интонацию до приглушенного рычания.
– Вот когда я начну артачиться, вам всем трындец! Присылай немедленно. – Понял тебя. Еще что?
– Пока всё.
Он отключился, не став тратить время на досужие разговоры. Я протянул трубку Олесе. Она приняла ее с раскрытым ртом.
– Простудишься, – сказал я. – Возьмешь Томку на ночь?
Олеся лишь развела руками. У меня не было сил угадывать ее настроение.
– Пап, я с тобой!
На этот раз дочь не капризничала. Она действительно испугалась и не хотела отпускать меня ни на шаг.
Чудны дела твои, Господи: мы трясемся за детей, они – дрожат за родителей. За себя самого никто не переживает.
Очень странный инстинкт самосохранения.
Я присел на корточки, взял ее ладошки в свои.
– Милая. Все уже прошло. Мне нужно очень много поработать сегодня, чтобы найти Сережу, но я не могу брать тебя с собой.
Томка плакала. Беззвучно. Поджав дрожащие губки. У меня разрывалось сердце. – Томыч, ты же у меня боец. Боец? – Да, пап…
– Вот и умничка. Олеся Петровна за тобой присмотрит, уложит тебя спать, а утром возьмет в садик.
Олеся в подтверждение этих слов погладила Тамару по волосам и сказала:
– Пойдем, солнышко. Я заварю тебе чаю с ягодами.
– Пап! Тебя же не убьют?!
В груди у меня что-то ухнуло. Я притянул дочку к себе, горячо поцеловал в щеку.
– Я самый сильный, крепкий и живучий папа в мире. Веришь?
Да.
– Тогда ложись спать и ничего не бойся. Я скоро приеду.
Я поднялся. Смахнул слезу. Олеся кивнула, прижала к себе Томку.
– Заприте дверь за мной и никому не открывайте.
– Угу. Тебе нужно сделать рентген, левая сторона опухает…
Я приложил руку к лицу. Действительно, противоестественный нарост.
– Утром сделаю.
Когда я спускался по лестнице, она бросила мне в спину:
– Смени работу, пока не поздно.
Я вышел на улицу. Уже стемнело, двор почти обезлюдел. Сосед по подъезду выгуливал маленькую белую собачку. За столиком на детской площадке веселилась компания молодых людей. Стол украшала целая батарея пивных бутылок. Вокруг фонаря над крыльцом кружила мошкара.
Я обхватил лицо руками. Топнул ногой. Потом другой. Отчаянно затопал обеими по очереди. У меня началась истерика.
– Мать! Мать! Мать!..
Я с разбегу пнул пустую пластиковую бутылку, валявшуюся на асфальте. Она угодила в чужой красный пежо. Сигнализация, к счастью, не сработала, но на эмали могли остаться царапины. Черт с ними, разберемся утром. Хозяйку авто я знал лично. Угощу ее обедом.
Зато мне стало чуть легче. Лишь чуть-чуть.
Я больше не мог подвергать дочь опасности. Уже второй раз за месяц она становится полноценным участником боевых действий. Впору делать ее штатным сотрудником детективного агентства «Данилов».
О смене рода деятельности речь не идет. Но как мне быть? В каких условиях пройдет ее детство? И чем я за это заплачу?
В общем, папочка в ярости. В очень большой, мать вашу, ярости.
27
Лестрейдом я в шутку называл своего старого товарища Вовку Стрельникова. Когда-то мы с ним протирали форменные брюки в одном райотделе. Сейчас он руководил оперативно-розыскной частью в городском управлении. Под его началом служили несколько фанатиков-трудоголиков, занимавшихся раскрытием тяжких и особо тяжких преступлений против личности. Мы обменивались оперативной информацией, я помогал ему по некоторым особо затруднительным делам, он иногда скармливал мне что-нибудь из своих запасов. Так и жили. В годы становления моего агентства я звал Вовку к себе, но он продолжал верить, что мужчину украшают звезды на погонах. Не могу сказать, что Володя был отъявленным карьеристом, не готовым променять бюджетную кормушку и власть на свободный дух предпринимательства, но и в конкурсе «Мистер Бессребреник» он не смог бы рассчитывать на место в первой десятке. Впрочем, парень он был хороший… в целом.
(Любопытно, сколь много мы можем простить своим друзьям. Избирательная принципиальность).
И вот сегодня, без четверти полночь, Володя Стрельников сидел за столиком напротив меня и поедал два аппетитных сэндвича, запивая их кофе. Мы бросили кости в ночном баре на первом этаже нашего офисного здания. За барной стойкой сидели две девушки с пивом, в углу небольшого полутемного зала компания из трех немолодых мужчин потребляла виски и громко обсуждала чей-то успех в бизнесе. Из колонок над головой бармена струился джаз. Обстановка не самая располагающая, но подниматься ко мне Стрельников категорически отказался. Он никогда ко мне не заходил. «Сторонился сомнительных связей».
Помимо добродушного характера, позволявшего мне выдергивать его в любое время суток и почти по любому делу, Володя обладал еще и выразительным пузом. Мой подтянутый пресс вызывал у Лестрейда зависть, хотя он и старался не подавать вида. Вообще наши животы при встрече вступали в незримое состязание, иллюстрируя достоинства и недостатки того или иного образа жизни. К сожалению, мое брюшко с годами тоже норовило выбраться из брюк, но до пуза Вовки ему было еще далеко.
Заглотив первый бутерброд, Володя важно изрек:
– Время дорого, старик.
Я поставил локти на стол, начал неторопливо рассказывать. Собрать воедино все, что происходило вокруг меня в последние двое суток, оказалось не так-то просто. Но, описывая хронологию событий старому служивому другу, я одновременно описывал ее и для себя. К концу рассказа я сам стал чувствовать, что в голове немного проясняется.
– Мой клиент – семнадцатилетний программист Сергей Круглов. Два дня назад я принял его в розыск по заявлению матери Ольги Кругловой. Первая версия – парень сбегает из-за плохих отношений с отчимом – отпала в тот же вечер. Чувак прятался в Кыштыме от заказчиков, для которых выполнил дорогостоящую работу.
– Кинуть хотел? – чавкнул вторым бутербродом Володя. – Вот же племя, младое-незнакомое.
– Так точно. От преследователей я его отбил, но дальше начались странности. Женщина, представившаяся матерью Сергея, оказалась старой подругой матери. Ее зовут Светлана Канаева. Между ними много лет назад пробежала черная кошка. Они были неразлучны еще со школы, но в институте Светлана увела у Ольги практически готового мужа, увела грубо и некрасиво, оставив без отца будущего ребенка. Много лет дамы не общались, но недавно встретились. У меня было подозрение, что злопамятная Канаева в стремлении насолить подруге втянула моего подзащитного в какую-то авантюру, связанную с высокими технологиями. Видишь ли, Сергей – талантливый засранец, чуть ли не спит с компьютером, пишет программы, тестирует системы безопасности, выполняет много всякой другой работы, иногда не очень законной. Пару недель назад мальчишка устраивался на работу в компанию «Пип-Сервис», доля в которой по наследству от умершего мужа перешла к Канаевой. Парень выполнил для них тестовое задание, но конкурс не прошел. Спустя несколько дней Сережка обиделся и ударился в бега с чьим-то заказом на руках. Светлана Канаева, представившись его матерью, обратилась в мое агентство с просьбой найти неблагодарного отпрыска…
– А сегодня выяснилось, что все это время безусый салага водил тебя за нос, – закончил Володя, – и ты можешь выбросить эту слезную мелодраму в мусорное ведро. Ох, старик, попадешь ты когда-нибудь со своими сантиментами.
Я развел руками. Стрельников никогда не щадил мои чувства.
Он доел второй сэндвич, обтер губы салфеткой и стал потихоньку цедить кофе. Постучал пальцами по столу, пошлепал губами. Я не мог проследить за ходом его мыслей, хотя и знал тысячу лет.
Наконец, он выдавил с совершенно беспристрастным выражением лица:
– В общем, ты предлагаешь мне подключать ОБЭП и управления «К» из-за этого щенка и пары ссадин на морде?
Я сложил руки на столе и нагнулся ближе к его лицу:
– На меня напали и до чертиков напугали мою дочь. Меня два дня водили за нос, как ты правильно выразился, надругались над моими лучшими чувствами. Взломали сервер агентства и едва не залезли ко мне домой! Проделай он все это с тобой, ты бы бросил на охоту весь отдел. Нет?
– Хм… да.
Он посмотрел на часы, вздохнул.
– Ладно, я понял тебя, Маруся, не пыли. Вон, твое братство кольца уже явилось. Мечей и стрел не хватает.
Я обернулся на звон колокольчика над входной дверью. Петя с блокнотом в руке, водитель Матвей, разминавшийся кистевым эспандером, и флегматичный Саша Стадухин переминались с ноги на ногу у порога. – Спасибо за ужин, – сказал Стрельников. – Надеюсь, ты оплатишь.
Он с шумом отодвинул стул и поднялся.
И началась долгая-долгая ночь…
28
Никаких ордеров на обыск. Пленных не брать. При попытке к бегству открывать огонь на поражение. Папочка очень зол.
Стрельников – моя отмычка. Достаточно его корочки, звания и должности, чтобы проделать все, что мы задумали, за одну ночь, не привлекая лишнего внимания и не вспугивая жертв. И мы это сделаем.
Мой водитель Матвей, туповатый бывший каскадер, оставшийся не у дел из-за слабости к женскому полу, везет нас на Университетскую Набережную, к дому Светланы Канаевой. Район новый, не до конца застроенный, фонарей нигде нет, но Матвей ведет машину уверенно и лихо. Я бы с удовольствием вздремнул в пути, но, кажется, это невозможно. Голова начинает нестерпимо ныть. В аптечке моего каскадера нет ни черта, кроме валидола, бинтов и зеленки. Давно я не инспектировал служебный автопарк! Можно, конечно, остановиться у дежурной аптеки, но мне жаль тратить даже минуту на лишние телодвижения. Голова потерпит, мало ли она терпела в разные времена, ничего.
Мы едем в голове колонны. Следом едва поспевает «лэнд-крузер» Стрельникова, за ним – «форд» Петьки.
Кавалькада та еще. Чем больше и грознее, тем лучше. Им не уйти от наказания. Ловить малолетнего стервеца Круглова с его быками сейчас не имеет смысла, они могли залечь на дно, а вот с Канаевой нужно разобраться сразу.
Наконец, мы въезжаем во двор суперсовременной многоподъездной «Г»-образной высотки. Парковаться негде. Матвей аккуратно притормаживает на углу дома, Стрельников беззастенчиво, как подобает законнику, въезжает на детскую площадку, едва не упираясь передним бампером в песочницу. Интеллигентный Петя колесит по двору, дурында.
– Ты еще не в обмороке? – интересуется Володя, поднимая ворот куртки. Ночью прохладно, он шмыгает носом.
– Пока не отомщу, не упаду.
– Тогда веди.
Мы идем к первому подъезду. У дверей нашу представительную делегацию останавливает домофон с консьержкой. Согласно инструкции, нужно набрать сначала ее номер и изложить цель визита.
– Чертовы буржуи, – бурчит Стрельников.
– Можно подумать, ты в хрущобе живешь.
– Мне по статусу положено.
Консьержка, сухонькая седая бабуля с вязальными спицами в руках, сидящая в стеклянной будке, внимательно изучает удостоверение нашего мента. Качает головой, но ничего не говорит. – Сорок третья квартира, – поясняю я. – Хозяйку знаете?
Бабуля кивает.
– Она приходила-уходила?
– Нет.
Повисает пауза. Мы тупим, но Володя сохраняет спокойствие.
– Что – нет? – уточняет он. – Дома хозяйка или чего?
– Вернулась поздно, но не уходила.
Мы втроем – я, Стрельников и Стадухин – перемещаемся на площадку к лифтам. Кабин две. Одна торчит на последнем, шестнадцатом, этаже. Вторая медленно плетется вниз. В просторном холле у окна стоит кадушка с пальмой. Все очень круто и современно. Приобщаемся к цивилизации, йо-майо.
Никто ничего не говорит. У меня гудит башка. Володя ненавязчиво поглядывает на меня из-под мохнатых бровей, будто прикидывая, стоит ли меня госпитализировать. Стадухин крутит на пальце ключи с автомобильным брелоком, хотя машины при нем сегодня нет.
Лифт спускается чудовищно медленно. Шестой этаж. Пятый. Четвертый. В какой-то момент меня охватывает возбуждение. Я рефлекторно засовываю руку под куртку – туда, где во времена оные покоился ствол. Кажется, сейчас откроется дверь, и мне придется успеть выстрелить, в противном случае пулю получу я.
Третий. Второй.
Подобрался даже Стрельников, Мистер-Самоуверенность. Я успеваю лишь мысленно задать себе вопрос: есть ли у него с собой пистолет?…
Дверь открывается.
Мы вздрагиваем.
В кабине молодой человек с дипломатом тоже едва не подпрыгивает. Он не ожидает увидеть такое скопление мужиков на площадке в первом часу ночи.
Парень неуверенно проходит мимо нас. Мы провожаем его задумчивыми взглядами, но вскоре входим в лифт.
– Черт знает что со мной, – выдыхает Володя. – Чуть чувака не грохнул.
– Остынь, – отмахиваюсь я. – Там наверху всего лишь перепуганная истеричная дама.
На площадке десятого этажа мы долго плутаем по коридору в поисках нужной квартиры. Тут целый лабиринт.
Лампы под потолком реагируют на движение и включаются. И неизменные цветы на подоконниках.
Наконец, вот она, сорок третья. Массивная железная дверь, отделанная дорогим деревом. Инкрустированная ручка. Два замка.
Володя нажимает кнопку звонка.
Тишина.
Я чувствую, что начинаю потеть. Сейчас эта мадам откроет, и я ее убью. Пока не знаю за что, но разбираться некогда. Я как та змея из «Пестрой ленты» Конан Дойла – напуганная, она бросается на первую же попавшуюся жертву.
Володя звонит еще раз. Еще. Потом просто не снимает пальца с кнопки. Результат тот же. Из-за двери не доносится ни звука.
– Кхм….
Мы оборачиваемся. Стадухин взглядом указывает на дверную ручку. Он умница.
Стрельников опускает ручку вниз и толкает дверь от себя. Та легко подается.
Квартира не заперта.
В те короткие мгновения на площадке я вдруг осознаю, что именно мне предстоит увидеть. Слишком все узнаваемо и предсказуемо.
Мы опоздали.
Квартира представляла собой просторную студию метров сорока с небольшой комнаткой справа. В дальнем правом углу – большой кожаный диван, напротив него, отделенный круглым стеклянным столиком, еще один диванчик, попроще; в левом углу – кухонный закуток. Также по левую сторону располагалась ванная комната. Особого убранства я не увидел, дорогих вещей тоже. Все очень аккуратно и стильно. Женщина давно жила одна.
Сама хозяйка, одетая в шелковый домашний халат, лежала на полу под кожаным диваном. Глаза женщины смотрели в потолок, рот был приоткрыт. Полы халата задрались, и мы получили возможность узнать, что Канаева, находясь дома, пренебрегала нижним бельем.
– Охренительный для ее возраста бикини-дизайн, – выдавил Стрельников.
Его настроение резко изменилось. Он больше не строил из себя старшего товарища, соизволившего выкроить время для помощи непутевому коллеге. С той самой минуты, как мы вошли в квартиру, начиналась его настоящая работа. Правда, радости ему эта новость не прибавила.
– Ты ожидал чего-нибудь подобного? – уныло поинтересовался он.
– Только последние пять минут.
Володя подошел к дивану, оглядел натюрморт. На стеклянном столике стояла пустая бутылка красного вина и два бокала, пепельница с десятком окурков и остатки шоколада в грубо разорванной обертке. Запаха табачного дыма я не почувствовал, следовательно, курили давненько. В комнату через открытую форточку тянулся легкий ночной бриз.