«В 17.15 из района сада юго-восточнее Топлинки появилась пехота противника численностью до роты, 10–12 фрицев переправились через реку и достигли переднего края обороны 66-й штрафной роты. Ружейно-минометным огнем противник был отброшен обратно. В это время исчезло 3 бойца, назначено расследование»[109].
Замечу, что, судя по тому, как стремительно развивалось наступление частей 106-й пд утром 5 июля через рубеж 66-й оашр, а также по ряду косвенных данных, немцы, вероятно, от этих перебежчиков-штрафников получили довольно ценную информацию о системе огня и обороны на этом участке.
Немаловажное значение разведорганы армейской группы придавали деятельности по разложению войск армии Шумилова. Эта работа велась изощренно и масштабно. Большая ставка делалась на межнациональные трения. Стремясь посеять рознь и недоверие между военнослужащими разных национальностей, гитлеровцы настойчиво и кропотливо вели подрывную работу среди бойцов, призванных из национальных республик Советского Союза (узбеков, казахов, татар, украинцев). Генерал Э. Раус вспоминает о том, как перед началом Курской битвы его подчиненные якобы сумели убедить целую роту узбеков 15-й гв. сд перейти на их сторону. Акция почти удалась, но вмешался случай — в одну из ночей, выйдя из своих окопов по направлению к руслу реки, группа предателей попала на наше минное поле и значительная часть их погибла. «Кроме того, — сетовал генерал, — ее обстреляли проснувшиеся артиллеристы. Но результаты этого предприятия сказались немедленно. 15-я узбекская стрелковая дивизия была отведена с фронта и расформирована, как ненадежная»[110].
Хотя Раус был участником тех событий, а его мемуары даже сейчас на Западе считаются вполне объективными, с его утверждениями трудно согласиться. Один из таких примеров — ситуация в 15-й гв. сд. Спору нет, такое позорное явление, как дезертирство, в частях 7-й гв. А, было, хотя относительно других армий, его масштабами 7-я гв. армия не выделялась. И одной из причин этого можно считать воздействие пропаганды противника, особенно на фоне неблагополучного положения в войсках с питанием. Возможно, столь неординарный (ушла целая рота!) случай и имел место, но при изучении документов дивизии и армии в ЦАМО РФ подтверждения ему я не нашел. В беседах со мной (а также в ряде публикаций) ветераны контрразведчики утверждали, что для оперработников Особого отдела «Смерш», которые курировали стрелковые полки, доводились неформальные планы по вербовке негласных осведомителей, средний расчет был 50–70 человек на батальон. Учитывая, что в ходе боев убыль в стрелковых частях была высокой, «особисты» старались поднять планку как можно выше, нередко догоняли до сотни. Допускаю, что и «на старуху бывает проруха», офицеры спецслужб тоже люди и вполне могли ошибиться. Тем не менее вызывает сомнение, что при такой системе контроля командованию дивизии не было известно о сговоре (не 10–15 человек) целой роты (не менее 100). Что же касается утверждения о том, что якобы из-за группы изменников отвели с переднего края целую дивизию, да к тому же и расформировали ее — это уже откровенная ерунда.
Соединение генерала Е.И. Васильенко — это стойкая, закаленная в боях дивизия — никогда не расформировывалось, а ее отвод с главной полосы на вторую был осуществлен, опять же, судя по официальным документам 7-й гв. А, по плану ротации войск, который, кстати, был и в вермахте. Судя по всему, эпизод с дезертирами написан генералом по принципу: «Слышал звон, да не знаю, где он». Подобными приемами, когда для «украшения» описываемой ситуации придумывали эпизоды, списанные с событий действительно происходивших, но в других местах и не столь масштабных, грешили и советские мемуаристы. Возможно, основой для этой истории послужил случай, действительно происшедший, но в другой дивизии 7-й гв. А. Из директивы начальника Генштаба РККА № 00648 от 25 мая 1943 г.:
«12 мая 1943 г. в 213-й сд 7-й гв. А 12 красноармейцев во главе с командиром отделения перешли на сторону врага, этот переход не был своевременно предотвращен»[111].
Более подробно причины этого чрезвычайного происшествия изложены в приказе командующего фронтом:
«В ночь на 12 мая с. г. с переднего края обороны 793-го сп 213-й сд перешла на сторону врага группа военнослужащих. Расследованием установлено, что конкретными виновниками, допустившими переход на сторону врага группы красноармейцев, являются: командир 5-й стрелковой роты лейтенант Клейменов, зам. командира по политчасти cm. лейтенант Саттаров, командир отделения Сантагалиев.
Клейменов и его заместитель Саттаров не занимались изучением людей в роте, не проверяли несение службы на переднем крае и не принимали мер к пресечению, широко распространившемуся в роте чтению фашистских листовок, не реагировали на факты отрицательного отношения бойцов к несению службы, не обеспечили контроль за этими лицами, не проводили с ними необходимую работу.
Командир отделения Сантагалиев, непосредственно наблюдавший переход на сторону противника людей своего отделения, не открыл огонь по изменникам, не попытался помешать переходу какими-либо другими средствами»[112].
Замечу, что если судить по имеющимся сегодня архивным документам, то это был единственный случай, когда столь значительное количество военнослужащих Воронежского фронта перешли на сторону врага в период подготовки к Курской битве. Перечисленные в приказе командиры за бездействие и халатное отношение к своим служебным обязанностям были осуждены военным трибуналом на 10 лет лишения свободы, с заменой этого срока наказания отбыванием трех месяцев в штрафном батальоне.
Обращусь еще к одному пассажу из книги генерала Э. Рауса, который напрямую касается темы моего исследования, так как это издание уже переведено на русский язык и нередко используется историками в качестве источника по Курской битве. Те из читателей, кому довелось знакомиться с ними, вероятно, отметили, что описание подготовки своего корпуса к крупнейшей битве автор, по сути, свел лишь к необычному для военачальника его ранга сетованию о кровожадности русских и их циничном отношении не только к жизням его солдат, но и своим детям. В частности, он описывает, что в полосе его корпуса советские спецслужбы активно использовали для сбора разведданных подростков 8—14 лет и выследить этих необычных агентов было непросто. Только в районе Белгорода было задержано несколько десятков ребят. Поэтому пришлось, дескать, выселять всех жителей с прифронтовой полосы. Однако подобную форму разведки, несмотря на ее жестокий по отношению к детям характер, использовали обе стороны. Но если действия офицеров советских спецслужб в моральном плане можно оправдать — они вместе с маленькими гражданами Советского Союза боролись с оккупантами за свободу своей страны, то упреки недобитого вояки, кроме как политическим заказом и пропагандистской трескотней «холодной войны» и не назовешь. Для примера приведу недавно рассекреченный документ Управления НКВД по Курской области:
«На территории Тимского района… были задержаны 4 подростка, занимавшиеся по селам нищенством. Задержанные назвались:
1) Кавериным Виктором, 1931 г. р., уроженцем Курской обл.;
2) Кавериным Геннадием, 1930 г. р., брат Виктора;
3) Азаровым Иваном, 1929 г. р., у рож. Курской обл.;
4) Азаровым Николаем, 1928 г. р., урож. Курской обл., брат Азарова Ивана.
По показаниям Кавериных Геннадия и Виктора, незадолго до отступления немцев из Черемисиновского района зимой 1943 г., учась в школе, они были в числе других подростков использованы немцами в качестве разведчиков.
Геннадий Каверин показал, что немецкий офицер (фамилия не известна) из числа учащихся школы отобрал до 20 подростков, пригодных для разведки, и вместе с учительницей Лидией Николаевной (фамилии они не знают, бежала с немцами) обучал их способам, как распознавать и отличать советские танки, орудия, автомашины от немецких.
После непродолжительного обучения группа подростков в составе Каверина Н., Каверина Г. Ермакова А. (13 лет) и Лазыкина И.(12 лет) с разведывательными заданиями была послана на ж.-д. разъезд возле г. Щигры, в дер. Дубровку и на cm. Черемисиново. В разведке они пробыли четыре дня и вернулись, доложив, что в этих пунктах находятся немцы, и указали количество замеченных ими танков, орудий и автомашин. Видимо, эта посылка по названному маршруту являлась тренировкой подростков, т. е. в этих пунктах находились немецкие войска.
За два дня до отступления немцев группа подростков, пополненная другими мальчиками, была на автомашине доставлена офицером в г. Щигры и связана там с неким „дядей Ваней“. На место в г. Щигры командируем оперработника КРО[113]УНКВД»[114].
Наряду с этим, для прорыва советской обороны, особенно в первые дни операции «Цитадель», командование армейской группы большие надежды возлагало на работу своих диверсионных служб. Напомню, что к началу нападения Германии на Советский Союз были сформированы фронтовые разведывательные (абвер-1), диверсионные (абвер-2) и контрразведывательные (абвер-3) формирования, получившие название «абверкоманды». Первоначально планировалось иметь одну «абверкоманду» на группу армий, затем их число увеличилось. Разведкоманды имели нумерацию, начинающуюся с цифры 100 (например, абверкоманда-104 подчинялась группе «Юг» и больше известна как «Сатурн»), диверсионные — 200, контрразведывательные—300. Все команды имели свои специальные школы и диверсионно-переправочные пункты «Meldekorpf» (абвер-2 располагал по всему Восточному фронту 8 пунктами). Организационно команды делились на фронтовые группы, которые придавались штабам полевых и танковых армий и занимались непосредственной организацией диверсий и саботажа. С июня 1941 г. и до 14 февраля 1944 г., пока абвер не был расформирован, руководством разведывательно-диверсионной работой на Восточном фронте занимались несколько сменявших друг друга структур («Штаб Walli», «Штаб Ost»), но во всех их присутствовали диверсионные отделы, службы. В мае 1943 г. армейская группа «Кемпф» получила в подчинение абверкоманду-204, которая в период подготовки и проведения операции «Цитадель» занималась подрывной работой в полосе сначала 7-й гв. А, а затем и 69-й А. Главными задачами ее групп было проникновение в тактическую полосу и дезорганизация управления оборонявшихся войск, путем уничтожения пунктов управления (штабов), связи, захват или убийство командиров частей, подразделений или комендантов гарнизонов крупных узлов сопротивления (ПТОПов), а также предотвращение подрывов важных объектов инфраструктуры в полосе наступления боевых групп своих войск (мостов, плотин и т. д.). Несколько опережая события, отмечу, что уже в первые несколько часов после начала наступления АГ «Кемпф» войска 7-й гв. А, удерживавшие главную полосу, подверглись мошной атаке диверсионных групп абверкоманды-204 на штабы батальонов, полков. Но, к счастью, планы противника гвардейцам удалось сорвать.
Подводя итог сказанному, с уверенностью можно утверждать следующее. Во-первых, к началу операции «Цитадель» армейская группа Кемпфа по укомплектованности и подготовке войск заметно уступала 4-й ТА, с которой она должна была тесно взаимодействовать на протяжении всего наступления. А учитывая, что полосы полевых укреплений войск Воронежского фронта, которые ей предстояло преодолеть, по степени укрепленности были сопоставимы с теми, что должны были прорывать войска Гота, да к тому же усиленные поймой Донца, поставленные задачи глубокого прорыва вплоть до Скородного были для нее изначально неподъемными.
Во-вторых, в то же время Кемпф располагал достаточно сильной группировкой войск, которая при определенных условиях была способна выполнить задачу первого этапа операции «Цитадель»: не только прикрыть фланг 4-й ТА, но и оказать существенную помощь ей в сражении под Прохоровкой.
В-третьих, условий для достижения успеха на первом этапе было два. Это более тщательное планирование наступления (в первую очередь 3-го тк). Командование и группы, и корпуса явно переоценило возможности своих войск и недооценило прочность советской обороны. Отсутствие четко определенного направления главного удара корпуса Брайта при неодинаковых условиях местности и укрепленности позиций 7-й гв. А, а также заведомо провальный план атаки с Михайловского плацдарма целой танковой дивизии, которую требовалось туда еще перебросить по известным советской стороне мостам, является тому свидетельством. Ну и была допущена серьезная ошибка при планировании использования авиации. Войскам, готовившимся форсировать реку, а затем прорывать глубоко эшелонированную полосу обороны, была крайне важна значительная поддержка люфтваффе, хотя бы в первые двое-трое суток при преодолении главной полосы 7-й гв. А для уничтожения мощного узла сопротивления на смежных флангах ударных группировок Гота и Кемпфа у Старого Города (рубеж 81-й гв. сд). Но это не запланировали.
В-четвертых, знакомясь с процессом планирования и подготовки летнего наступления войск фельдмаршала Манштейна, в том числе и АГ «Кемпф», на основе трофейных документов, создается впечатление, что руководство ГА «Юг», как, впрочем, и Верховное командование вермахта, с одной стороны, в ряде случаев объективно было не в состоянии помочь армейской группе в решении очень важных проблем (к примеру, с пехотой), а с другой — «завороженное» стремлением создать из 4-й ТА «супербронированный клин» — явно недооценило то влияние, которое может оказать на ход всей операции «Цитадель» провал ее наступления.
Вообще при подготовке Курской битвы в поступках немецких генералов (особенно на последней стадии) чувствуется какая-то нервозность и нарастающая тревога. Вслед за своим фюрером они явно теряли чувство реального и рационального. Об этом, к примеру, свидетельствует ситуация с резервами. Отбросив все принципы и практический опыт войны, они с завидным упорством стремились бросить в бой 5 июля 1943 г. сразу все имеющиеся танковые соединения. Даже Гот, славившийся своим трезвым умом и «железной хваткой» при отстаивании собственной точки зрения, запланировав первоначально (в мае) оставить 3-ю тд в резерве и ввести ее в сражение лишь 6 июля, в последний момент (в конце июня) меняет это решение. Или то же стремление сконцентрировать четыре сотни бронеединиц в руках командира одной дивизии (мд «Великая Германия»), где можно обойтись и двумя сотнями, в то время как соседнее объединение (АГ «Кемпф») имеет дивизии, укомплектованные танками на 60 %.
Все это трудно объяснить лишь решениями «сумасшедшего» ефрейтора и желанием генералов быть лишь исполнительными солдатами. К счастью, мне не довелось пройти горнило той войны, но, как говорили ветераны, человек на войне ежеминутно ходит рядом со смертью и высокий боевой дух, вера в правоту своего дела — это важнейшие составляющие успеха в самые критические моменты сражения. Они мобилизуют все его скрытые ресурсы, концентрируют волю и силы, поэтому кажется, что он в безвыходном положении творит настоящие чудеса. А те, кто привел свои армии и корпуса на поля под Белгород и Орел, не были вдохновлены этим высоким чувством. Страх и ощущение надвигающейся катастрофы, а значит, и расплаты за содеянное довлели над ними, угнетали их разум и чувства. Да они и сами это не скрывали в своих книгах, вышедших после войны. Не надо быть провидцем, чтобы понять — война была уже проиграна, а Курск — это рывок в никуда.
Надеюсь, что читатель не осудит меня за несколько пространное и, возможно, пафосное авторское отступление, а теперь вернемся к основной теме исследования.
Глава 3
5 июля 1943 г. Начало конца трагифарса
С середины июня общее напряжение в войсках противоборствующих сторон, находившихся в районе Курского выступа, стало стремительно нарастать. Возникла уникальная ситуация — командующие войсками противоборствующих сторон на юге дуги поставили перед военным и политическим руководством своих стран, СССР и Германии, вопрос о немедленном начале активных действий. Все планы советского командования на лето основывались на предположении, что первым в наступление должен перейти противник. Хотя уже в конце весны руководство Воронежского фронта предлагало перехватить инициативу и нанести мощный упреждающий удар по белгородско-харьковской группировке немцев. Мотивировалось это тем, что враг еще не смог полностью оправиться от понесенных потерь в ходе зимней и весенней кампаний. Однако эта идея не нашла поддержки у Москвы. Сталин пока придерживался мнения, что в складывающейся обстановке наибольшего успеха можно добиться, лишь встретив неприятеля на подготовленных рубежах. Но время шло, уже минула вторая неделя лета — самого ценного времени года для ведения боевых действий, а немцы не проявляли какой-либо заметной активности. Ситуация явно «зависла», и, не понимая, что же происходит, Н.Ф. Ватутин начал проявлять нервозность. Уровень подготовки войск Воронежского фронта в этот момент был как никогда высок, основные проблемы по комплектованию соединений бронетанковой техникой, тяжелым вооружением и личным составом решены. Поэтому, опасаясь, что будет упущен выгодный момент, 21 июня он вновь поставил перед Ставкой вопрос о переходе в наступление. «По всем имеющимся данным, — докладывал генерал армии, — противник совершенствует оборону, видимо, подготавливает вторую оборонительную полосу и доукомплектовывает до штата свои пехотные и танковые дивизии. Намерения противника не выявлены. Предполагаю, что противник в настоящее время выжидает и сам боится нашего наступления.