Все получилось здорово. Мы довольно долго ехали довольно ранним утром по довольно лесной дороге. И неожиданно выехали на берег красивого озера. Оно лежало себе спокойненько в окружении высоких сосен и блестело под солнцем изо всех сил.
Когда машина остановилась, никто не бросился выгружать из нее вещи и продукты – все похватали удочки и бросились к воде. И, как заколдованные, простояли неподвижно и молча довольно долго.
Все получилось здорово. Клева не было. Никакого. Ни в семь, ни в восемь. И даже в десять.
– Не слушаются рыбки милицию, – сказал папа и смотал удочку. – Плохо вы, майор, с контингентом работаете.
– Контингент наклевался уже, – сказал Максимыч. – Пока вы спали.
Клева не было и у него.
– Фиг с ним, – сказал Алешка. – С голоду не похудеем. Даже Максимыч.
Мы с Шишкиным стали устраиваться поудобнее. Натянули между деревьями навес из пленки, разложили на траве старенькое одеяло. Соорудили костерок и поставили на него разогревать курицу и кипятить воду для чая. Нарезали колбасу, хлеб, разложили всякую зелень. В общем, сделали и стол, и дом. А все остальные в это время беззаботно купались в озере. Оля при этом брызгалась и визжала так, будто ее окружила стая водяных крыс. Или зеленых русалок. А Лешка время от времени бегал проверять свою удочку, которую он оставил с заброшенной наживкой.
Они накупали себе аппетит и уселись за... Хотел сказать «за стол», но точнее все-таки – на стол. Вокруг еды.
Долгое время за столом была тишина. Даже Ольга не взвизгивала. Потому что Машка так и не решилась выбраться из машины на травку. Потом начались разговоры о том, какая вкусная курочка, какая свежая колбаска, какие круглые яички и как хороши котлетки... Только Алешка время от времени подначивал:
– Зато уха невкусная.
В общем, кроме ухи, обед очень удался. Но я думаю, что на свежем лесном воздухе, на берегу озера, на зеленой травке, при ярком солнышке, под щебет птиц и в дружной компании хороших людей даже черствая корочка покажется вкусной.
После обеда мы немного повалялись на травке. Чтобы калории улеглись. Шишкин достал этюдник и стал рисовать озеро. Алешка тоже зачем-то выпросил у него листок бумаги и карандаш. А папа и Максимыч отошли подальше и сели под деревом. Мы сразу поняли: папа проводит секретный инструктаж своего агента.
Как-то до меня вся эта история не очень доходила, а тут как-то тревожно стало. За Максимыча. Он, конечно, колдун и экстрасенс, но против злобы и подлости даже колдуну не так-то просто устоять.
Они разговаривали очень долго. И, наверное, очень серьезно. И я немного успокоился: конечно, папа сделает все, чтобы подстраховать Максимыча и не подвергать его опасности. Сколько уж таких операций папа проводил, проведет и эту. Только бы Лешка не вмешался. С него станется. Он и так, по-моему, больше всех об этих делах знает. И уж наверняка что-нибудь задумал. Но я его в эти дни буду за шиворот держать. В шкафу запру, если надо. И вазу туда поставлю.
Наконец наши «заговорщики» вернулись к костру, и Максимыч подвесил над ним ведерко для чая. Сходил к машине покормить Машку.
А мы пошли смотреть – что там нарисовал наш Шишкин. Здорово получилось. Озеро на бумаге – даже красивее, чем в жизни. Такое красивое, что сразу видно: никакой рыбы в нем нет. И никогда не было.
Лешка тоже показал нам свой рисунок. Он нарисовал Олю в виде русалки – вместо ног рыбий хвост. Но Олю никто в его рисунке не узнал.
– Что за селедка? – спросила она.
– Уклейка, – пригляделся Максимыч. – Но кого-то она мне напоминает.
Алешка потихоньку хихикал в кулачок.
Шишкин взял рисунок, всмотрелся в него глазом художника и, взяв у Алешки карандаш, добавил два-три штриха. И протянул рисунок Оле. Она ахнула от удовольствия.
– Я и не знала, что я такая красивая. Вовсе не селедка.
– Но немножко похожа, – упрямо добавил Алешка.
– А ты немножко умный, – отомстила ему Оля.
Лучше быть немножко умным, подумал я, чем немножко глупым. Впрочем, разница, наверное, не большая.
Мы еще искупались, еще поели, попили чая с дымком, хвойными иголками и комарами, набрали целый стакан земляники и подарили ее Оле. Алешке земляника понравилась.
Потом мы еще половили рыбку. С тем же результатом. И поехали домой, усталые и довольные. Такие усталые, что Оля дорогой заснула и даже не заметила, как Машка доверчиво устроилась у нее на коленях. Правда, Максимыч – добрая душа – при въезде в город забрал Машку с Ольгиных колен и сунул себе за пазуху.
В общем, день прошел славно, без всяких происшествий, со всякими удовольствиями.
Но в этот день случилось знаменательное событие, которое здорово повлияло на судьбу Геры Пасюка и его команды. Конечно, мы об этом и не догадывались, тем более что событие было совсем простое и невинное.
Когда мы прощались у дверей гостиницы и желали друг другу доброй ночи, папа и Максимыч отошли на минутку в сторонку. Как мы оказались возле них в пределах голосовой связи, я не знаю. Но то, что мы услышали, на меня впечатления не произвело. А вот Лешка какой-то вывод сделал. Разговор этот состоял всего из нескольких фраз.
– Значит, Макс, – сказал папа, как бы напоминая, – ты выводишь их на глухую стену.
– Да, пусть они в нее упрутся. Всеми своими лбами. А уж там – ваше дело, товарищ полковник, хорошенько Гере по тыкве настучать.
– Настучим, – твердо пообещал папа. – Мало не покажется.
На том разговор закончился, и все участники уникальной прогулки разошлись по своим домам.
А наутро события начали разворачиваться. Сначала угрожающе, а потом еще и стремительно. Алешка почему-то опять стал вертеться возле грустного Кистинтина. Частенько краем уха ловил его разговоры по мобильнику. Единственным собеседником Мишкина был Гера Пасюк. Я очень удивился, когда Алешка из обрывков некоторых фраз составил полную картину их взаимоотношений. И некоторый прогноз в их развитии.
Гера, видимо, пришел в себя после ночного посещения музея и настойчиво требовал, чтобы Кистинтин разыскал чертеж. Тот категорически отказывался снова идти в музей. Похоже, что этих «чучел» он боялся больше, чем Геры.
Еще Алешка краем уха услышал, как папа сказал Шишкину:
– Майор, готовность номер один. Есть сведения, что у Геры очень плохи финансовые дела. Он и так слабоват в бизнесе, а тут еще и кризис. Пасюк на грани краха. Поэтому примет все меры, чтобы ускорить подготовку ограбления.
– В наших интересах ему помочь. Раньше влезет – раньше сядет.
И вот вдруг Алешка услышал еще один разговор Геры и Кистинтина. Это было ужасно: Гера собирался приехать и лично познакомиться с каким-то ясновидящим, которого привлекли к сотрудничеству его подчиненные.
– Дим, – сказал мне Алешка, – если Гера увидит Максимыча, он сразу его узнает. Он же не так давно на него наезжал. И вся папина операция уникально лопнет. И Максимыч в опасности.
– Надо папе сказать, – произнес я дежурную фразу.
– Ну и что? Он ловушку бандитам приготовил. А она тогда не сработает. Когда мы были маленькие, Дим, папа нас всегда выручал. Теперь мы должны его выручить. Пошли на раскопки.
– Это еще зачем?
– Долго объяснять. Ты на месте все поймешь.
Раскопки уже почти завершились. Остались только пестрые ленточки. Мы под них поднырнули, и Лешка сказал: «За мной!»
Сбежали по ступеням в «подземный» ход – он был накрыт во всю длину прозрачной пленкой – и оказались у колодца. На нем лежала тяжелая деревянная крышка.
– Дим, ты сильный, – льстиво шепнул Алешка, – попробуй ее сдвинуть.
Я сдвинул крышку, поставил ее на ребро. Под крышкой висела бадейка и спускалась вниз веревочная лестница, ее еще не убрали.
– Я вниз не полезу, – строго предупредил я Алешку.
– И я тоже, – спокойно ответил он.
– А кто полезет?
Ответ был потрясающим:
– Кому надо.
– Лешк, ты чего придумал?
– Элементарно, Ватсон. Нужно этого Пасюка придержать на денек. Чтобы он Максимыча не узнал. Иначе вся папина операция лопнет.
– Ну?
– Ну, ну! Нужно его спрятать.
– Максимыча? В колодец?
– Ты что, дурак? Герку надо спрятать. Чтоб не вылез, когда не надо. Теперь-то понял?
Теперь-то понял. Что ничего не понял.
Алешка-то понял, что я ничего не понял. Он огляделся в узкой щели «подземного» хода и прошептал мне в ухо:
– Тут будет приманка.
– Где?
– На самом дне колодца. Закрывай крышку.
Я послушно вернул крышку на место и стал перед Алешкой, как рядовой перед генералом. С вопросом в глазах: а что дальше?
– Сейчас мы с тобой сделаем три штуки. Пойдем домой – раз. Напишем письмо – два. Уложим его в конверт – три. Потом ты отвлекаешь Кистинтина. А я звоню по его мобильнику. Потом мы идем сюда и отправляем письмо на дно колодца. Потом сюда прибежит Кистинтин.
– Леш, три штуки не получаются. Этих штук намного больше.
Лешка меня успокоил:
– Их, Дим, этих штук, будет еще больше. Пошли.
Мы вернулись в гостиницу, задержались в холле. Алешка, как усталый археолог, повалился в кресло и подмигнул мне: действуй, мол, по нашим штукам. Это был пункт четыре: отвлечь Кистинтина.
Я в обычной обстановке медленно соображаю. А в необычной еще медленнее. Подумал, подумал и подошел к конторке Кистинтина. Стукнул ему в стекло. Он поднял голову. Испуганную такую.
– Вас там, – сказал я и показал большим пальцем за свою спину, – какая-то девушка ждет. С цветами. На блондинку похожа.
Из глаз Кистинтина вылетела вся грусть, а он сам вылетел за дверь. А в его конторку влетел Алешка. Схватил лежащий на столе мобильник, потыкал пальчиком и сказал:
– Козел! Крылья лежат в колодце, где раскопки. Можешь взять, но оставь там сто баксов.
Что-то стало проясняться, но я спросил Алешку:
– А при чем здесь сто баксов?
– Так я думаю. Он сам – завистник и жадина. И думает, что и все такие. Без баксов он нам не поверит. Пошли лебединый рисунок ему делать.
Лешкина задумка стала почти прозрачной. Но сомнений в жизни не избежать.
– Лех, ты что думаешь, этот крутой бизнесмен сам за крылья ухватится? Да он водилу своего или охранника пошлет.
– Не пошлет. Папа говорил, что он никому не верит. Он по себе судит. Вспомни про музей – сам туда полез. И за крыльями полезет.
– И сто баксов фиг оставит, – твердо и уверенно добавил я.
– Обойдемся. Мы с тобой крылья построим и этих баксов целый фунт получим.
А тут еще вернулся опечаленный Кистинтин и сказал:
– Нет там ни девушки, ни цветов.
– Не дождалась, – вздохнул Алешка с сочувствием.
Я не скажу, что у меня кружилась голова. Но что она не кружилась, я тоже не скажу.
Мы поднялись к себе в номер, Алешка сел за стол и что-то начал писать, похихикивая. Потом сказал:
– Давай конверт, Дим.
Я пошел в папину комнату и взял с его стола почтовый конверт.
– Ты что, дурак, Дим? Там же вода. Нужен непромокаемый конверт.
Мы обыскали весь номер, но непромокаемого конверта не нашли. Нашли только пустую бутылку из-под воды.
– Годится, – сказал Алешка. Свернул свое послание в трубочку и засунул в бутылку. – Еще лучше. Пока он наше письмо вытащит – два дня пройдет. Пошли.
И мы опять отправились на раскопки.
День еще не клонился к вечеру, но где-то возле горизонта собиралась большая туча. Немного потемнело. Вдали сверкало и довольно раскатисто громыхало.
Алешка сказал:
– Если пойдет дождь, то в колодце будет мокро.
– Там и так мокро, – сказал я.
– Там мокро внизу, а при дожде будет мокро и сверху.
«А тебе-то что?» – хотелось мне спросить. Но я уже знал ответ: так надо.
Было очень мрачно. Начал задувать порывами сильный ветер. Он нес сорванную листву и не обобранный старушками цвет с липовых деревьев.
Я не люблю грозу в поле. Я люблю грозу в доме. Приятно смотреть в окно, как она там бушует. А в дом ей хода нет. Но вот сейчас мы бежали навстречу ветру и ливню, навстречу грому и молнии, и мне очень хотелось бежать в другую сторону. В старую добрую гостиницу «Дом колхозника».
Дождь еще не нахлынул. Мы подбежали к колодцу. Я сдвинул крышку. Алешка положил бутылку с посланием в бадейку и начал опускать ее в темную глубину колодца. Ворот скрипел, над нами шумел грозовой ветер. Крышка колодца рвалась из моих рук. Бадейка опускалась на дно.
– Какой я молодец, – гордо сказал Алешка. Будто он посадил космический корабль на планету Марс. – Идем домой пить чай. Я по чаю соскучился.
Я рад, что Алешка любитель чая, а, например, не черной икры.
– Самое главное, Дим, – сказал Алешка, когда мы подошли к гостинице колхозника, – все сделать вовремя.
Это понятно. К этому мы уже привыкли. Сделай вовремя уроки. Вовремя вымой посуду. Вовремя сходи в магазин за хлебом. Словом, все сделай вовремя.
А зачем?
Время шло. Папа все еще был в областном центре. Никто нам не мешал что-то такое сделать вовремя.
Алешка валялся на диване, задрав ноги. Я ерзал в кресле, будто там, подо мной, тусовались старые ржавые кнопки. У меня нервы, конечно, молодые и крепкие. У Алешки нервы... у Алешки нервов вовсе нет. Он поглядывал на часы, напевая свое любимое: «Мы не очень-то герои, но чего-нибудь нароем», а один раз даже проговорил вроде как для себя: «Уникальная операция».
Прошло еще время. Я уже не ерзал в кресле, а откровенно в нем дремал. Разбудил меня свежий мальчишеский голос:
– Пошли, Дим. Птичка в клетке, нужно ее захлопнуть.
Глава XIII
Птичка в клетке
Птичка еще не забралась в клетку. Она вообще еще не прилетела. И очень кстати. Мы выбрали надежное местечко для засады – остатки, довольно высокие, фундамента сторожевой башни – и спрятались там.
Ветра здесь не было. Главное, чтобы не разразился ливень. Я не люблю находиться во время грозы под открытым небом.
А гроза приближалась. Молнии сверкали еще вдалеке, но уже так ярко, будто прямо над нами. И гром гремел долгими раскатами. И заметно похолодало. Солнце, еще не за грозовыми тучами, а за облаками, казалось мутным пятном. Алешка начал постукивать зубами.
– Замерз? – спросил я.
– Ты что? Это я тренируюсь, чтобы Герку напугать. Как лязгну зубами, так он и...
Что там такое могло случиться с Геркой, если бы Алешка лязгнул на него зубами, я так и не узнал. Потому что послышались шум подъехавшей машины и голоса.
Водитель спросил:
– Сколько вас ждать, Герасим Андреич? Покурить успею?
– Сколько надо, столько будешь ждать, – сердито отрезал Герка.
И мы услышали, как он, чертыхаясь, пошел по «подземному» ходу. И он все время ругался. Ругался, когда дошел до колодца; ругался, сдвигая крышку. Ругался, но все тише и неразборчивей, когда стал спускаться по лестнице на дно колодца.
Он на мгновение замолчал, когда мы выдернули наверх веревочную лестницу. Наверное, обалдел и не сразу догадался, что птичка попала в клетку.
Мы поскорее задвинули крышку, чтобы водитель не услыхал воплей о помощи.
Уникальная получилась ловушка. Теперь он будет сидеть там столько, сколько надо. Он сам так сказал водителю. А когда выберется, ему уже будет не до Максимыча.
Мы обошли машину дальней стороной и немного понаблюдали. Водитель пару раз выходил из нее покурить, обеспокоенно поглядывая на небо, а когда ударили в землю первые капли дождя, уселся за руль и поднял боковое стекло.
А мы помчались в гостиницу.
– Тебе его не жалко? – спросил я Алешку, когда мы поднялись в свой «люкс».
– Еще чего! От него столько вредности людям, а я буду по нему рыдать?
За окном бушевала гроза. Сверкало, гремело, лилось.
– Ничего, – сказал Алешка. – Не утонет. Он под крышей.
– Под крышкой, – уточнил я.
...Шло время. Шел дождь. Уже без грозы. Постепенно стихая. Я открыл окно, и в комнату хлынул поток чисто промытого воздуха, аромат освеженной дождем листвы.