— Не будем отчаиваться с первой минуты, господа. Как говорил мой дедушка…
— Ах, оставьте в покое вашего дедушку, капитан! Если сокровище здесь и было, его давно нашли и вывезли!
— Как знать, почтеннейший папаша Юферс. Дедушка говорил: «Не пошаривши в кармане, не клянись, что ты без гроша»… Ботончито был не дурак и, конечно, умел прятать то, что не хотел подарить другим…
— Но тогда мы все равно ничего не отыщем, — уныло возразил папаша Юферс, вертя головой. — Какое тут зеркало, какое «эр» в кружочке? Ничего не понимаю…
— А я понимаю! — Гвоздик подскочил так, что лодка закачалась с носа на корму. — Смотрите! Вон туда! «Миррор» — это ведь «зеркало»! И указатель!
На плоском скосе скалы, высоко над водой было выведено белилами:
1800
THE SHIP MIRROR
Мазали такой щедрой кистью, что все цифры и буквы как свеженькие. С последней ножки, когда писали, потекла краска да так и застыла — тонкой полоской с каплей на конце. Будто стрелка! Вниз!
— Ура! — вскричал папаша Юферс и чуть не опрокинул лодку, хотя она и была с поплавками.
— Что бы вы делали без меня? — горделиво сказал Гвоздик.
— Тише, тише, что вы… — зашептал Макарони. — Разве можно хвастаться и радоваться раньше срока! Сорвете дело…
И все притихли.
Лодку вытащили на плоский кусок суши у подножия одной из скал — подальше, чтобы не заливало. Потом по уступам и карнизам, а кое-где и по колено в воде пробрались в то место, на которое указывала от буквы R стрелка. Здесь, у самой воды, открылась за скальными обломками щель. Вход куда-то?
Дядюшка Юферс ринулся вперед, застрял, его с трудом вытащили обратно. Шкипер Джордж засветил фонарь, двинулся первым. Гвоздик — за ним. Потом остальные. Папаша Юферс, пыхтя и постанывая, протискивался сзади всех.
Пахнущий сыростью тесный коридор оказался коротким. Вскоре фонарь осветил стены круглого грота. Искатели сокровища заоглядывались. Они были теперь словно в большущем каменном бокале, перевернутом вверх дном. И… здесь тоже белели и темнели надписи, хотя и не так часто, как на скалах.
— Да-а… — печально сказал дядюшка Юферс. — Может, и был здесь когда-то клад. Только достался не нам…
— Но ведь мы еще не искали, — возразил Чинче.
— А где тут искать… — вздохнул опечаленный шкипер Джордж. В самом деле, стены грота были ровные, словно отесанные. Без всяких намеков на ниши или щели.
— Сами виноваты, — сумрачно объявил Беппо Макарони. — Кто же так разыскивает клады? Влезли, как в портовый кабак. Тихонько надо, и обязательно следует прочитать заклинание.
— И сразу появится бочка с золотом, — хмыкнул шкипер Джордж. — Ох ты, Вермишели… то есть Макарони.
Но остальные отнеслись к словам Беппо серьезнее. Папаша Юферс нерешительно спросил:
— А какое заклинание… господин Мак-Каррон?
— Если бы я знал! В этом-то и есть главный секрет… Но иногда надо полагаться на быструю догадку… Гвоздик, тебе ничего не приходит в голову?
— Не-а… — потерянно отозвался Гвоздик. — А что… должно прийти?
— Да все равно! Хоть считалка для игры какая-нибудь…
— Я все позабыл, — пробормотал Гвоздик и отвернулся. Взгляд его упал на короля Катикали и его начальника гвардии. Кеа-Лумули был невозмутим, а король явно расстроен. Ведь ему была обещана пятая часть сокровищ: поиски-то велись на территории его королевства (хотя его величество не скрыл, что на Акульей Челюсти он всего второй раз в жизни, а о капитане Румбе никогда не слыхал). Добавление в казну было бы совсем не лишним! Ведь королевство-то, честно говоря, совсем не богатое… Как у короля из считалки! У которого вместо дворца — домишко!
Гвоздик быстро зашевелил губами:
При этом «вот» полагалось ткнуть пальцем в того, кто попал под счет. Но сейчас, шевеля губами, Гвоздик ни на кого не смотрел. Взгляд его прыгал по надписям на стенах. И при последнем слове — под мысленный восклицательный знак! — глаза уперлись вот во что:
1823 г.
ШЛЮПЪ ОТКРЫТIЕ
А чуть пониже:
ЗДЪСЬ БЫЛЬ ВАСЯ
Гвоздик не знал русских букв. Но буква Я — последняя в слове «Вася» — просто щелкнула его по глазам! Будто R, только перевернутая, как в зеркале… В зеркале?!
И написана в круглой вмятине, словно кто-то вдавил в камень донышко кастрюли!
Гвоздик подскочил так, что его мочальная юбочка взлетела до подмышек.
— Ваше величество, дайте, пожалуйста, топорик! Скорее!..
У короля торчал за плетеным поясом маленький стальной
топор с узорчатой рукояткой.
— Спасибо, ваше величество!.. Чинче, иди сюда! Присядь… Вот так! — Гвоздик взлетел на широкие плечи коротышки и застучал обухом по каменной стене. Пониже буквы Я.
Тук! Тук! Тук! — отдавались в тишине глухие удары. А потом — бух! — отозвалась под камнем пустота. Гвоздик взвизгнул от радости и ахнул топориком изо всех сил. Обух пробил тонкую плитку, открылась черная дыра. Гвоздик сунул руку.
— Там что-то круглое… Бочонок!
Вмиг была разломана хитрая — под гранит — штукатурка! Папаша Юферс и шкипер Джордж приняли бочонок на руки. Он был небольшой — шлюпочный анкерок.
— Пуда два, — заметил папаша Юферс. — Гм… Если бы он был полон золота, то весил бы потяжелее…
— Почему полон? — нервно сказал шкипер Джордж. — А не хотите, если половина? Все равно это миллионы…
Макарони только шептал какие-то заклинания. Потом он сказал, что не надо бы открывать бочонок здесь. Лучше отнести его к лодке, пообедать, а потом уж…
На Макарони замахали руками. Тут же топориком выбили у анкерка днище. В бочонке оказалось что-то завернутое в промасленную парусину. Ее торопливо размотали. Под парусиной открылась тонкая кожа, ею было обмотано что-то, похожее на тяжелую подушку. Размотали и кожу. Увидели, что «подушка» обернута плотной бумагой и обвязана пеньковым тросом.
Размотали трос, торопливо разорвали бумагу. А под ней…
Под бумагой оказался большой пузатый портфель из коричневой потрескавшейся кожи. С двумя медными замками. С такими портфелями ходят на службу банковские чиновники и адвокаты.
Портфель был наполнен чем-то тяжелым. Дядюшка Юферс и шкипер Джордж щелкнули замками, откинули кожаные клапаны. Переглянулись, оглядели всех. И, ощущая торжественность момента, приподняли и опрокинули портфель над каменным полом. Тусклый блеск хлынул под ноги искателям сокровищ.
Но это было не золото. Это были медные пуговицы.
Часть IV
КЛАД БОТОНЧИТО
1. УНЫНИЕ. — МАКАРОНИ ПОДОЗРЕВАЕТ КОЛДОВСТВО. — «ВСЕ НЕ ТАК ПРОСТО». —КЛЕЕНЧАТАЯ ТЕТРАДЬ.Не передать словами общего удивления и огорчения. Папаша Юферс как-то даже похудел и сморщился.
— Ох, елки-палки, — вздыхал шкипер Джордж. — Как говорил мой дедушка… Впрочем, дедушка Анастас ничего не говорил по этому поводу. За всю богатую приключениями жизнь ему не преподносили столь увесистую дулю с маком.
— Как ребята расстроятся, когда узнают про такую шутку, — бормотал коротышка Чинче.
— Да… Недаром ходили слухи, что Ботончито был большой шутник, — горько сказал папаша Юферс. — Вот, видать, и решил посмеяться над любителями чужих сокровищ. Пускай, мол, ищут, а когда найдут… Небось хихикает сейчас в гробу…
— Тише, тише, — перепугался Макарони. — Возможно, его дух сейчас здесь, и…
— Ну и хорошо, что здесь! — подскочил Чинче. — Пусть слышит! Скотина ты, капитан Румб! И жулик! Правильно Красный Жук дал тебе пинка, когда ты украл его пуговицы!
Макарони чуть в обморок не грохнулся. Зажал уши. Черные громадные тени в свете фонаря шевелились на стенах.
— Те пуговицы нам очень пригодились бы, — уныло сказал шкипер Джордж. — Но Ботончито оставил их, конечно, себе, а в портфель положил одни медяшки. И правда парень с юмором…
— Т-с-с… — опять испугался Макарони. — Нельзя так… Может быть, господин капитан Румб нарочно превратил монеты в медные пуговицы. Потому что мы говорили о нем без уважения.
— Тьфу на тебя! — в сердцах сказал Чинче.
Лишь король Катикали и его телохранитель вежливо молчали. Правда, Кео-Лумули тихонько прошептал своему повелителю:
— Оваи-ваи, сколько украшений…
Но король ответил строгим шепотом:
— Помолчи. Нехорошо радоваться, когда люди расстроены.
Гвоздик сидел на корточках и молча перебирал пуговицы. Макарони сказал ему с укоризной:
— Ты, наверное, выбрал не то заклинание…
Гвоздик ответил серьезно и насупленно:
— Пфуги ты говоришь, Макарони. Эти пуговицы никогда не были монетами. И шутки тут нет. Здесь тайна какая-то…
Пуговиц было несколько тысяч, и почти все разные. Но, безусловно, все — морские! Видимо, с матросских, офицерских и адмиральских мундиров, со странных форменных камзолов и сюртуков.
Больше всего было пуговиц с отчеканенными якорями — одиночными и скрещенными, самых разных форм и размеров, простых и оплетенных узором из витых канатиков. Были пуговицы и с разными гербами, корабельными пушками, со вздыбленными львами, с буквами и цифрами — наверное, обозначениями флотских экипажей. С парусными кораблями всяких видов, с непонятными узорами и значками. Были и совсем гладкие, но, несомненно, тоже с морской одежды…
— Все не так просто. Надо разобраться, — сказал Гвоздик. И стал горстями складывать пуговицы в растопыренный портфель… И костяшками пальцев зацепил надорванную шелковую подкладку.
За подкладкой что-то было! Плоское и твердое!
Гвоздик рванул шелковый лоскут и вытащил толстую тетрадь в клеенчатых корочках.
— О-о! — сказали все разом. Гвоздик отогнул обложку.
На первой странице бледными коричневыми чернилами
было выведено округло, по-старинному:
Жизнеописание
славного капитана
Чарльза Роберта Румба,
составленное по его собственным
рассказам
Джоном Бугелем,
судовым казначеем и писарем
с бригантины «Лa Картера».
— О-о! — опять сказал дядюшка Юферс. — Это уже кое-что… Это может оказаться очень полезным для моей книги…
— И объяснит, почему такой клад! — воскликнул Гвоздик. — Читай, дядя Ю!
Но тут решительно вмешался Макарони. Заявил, что хватит дразнить судьбу. Найденные в кладах записи не читают, как дешевые газетки, купленные у горластых мальчишек-раз-носчиков. Надо вернуться на стоянку, спокойно подкрепиться, прочитать молитву против злых сил и тогда уж…
На этот раз никто не спорил. Портфель с пуговицами (а заодно и пустой бочонок) унесли к лодке. Расстелили на гравии одеяла. Из привезенных с собой сучьев и щепок разложили костер, потому что солнце уже ушло за верхушки скал. Пообедали вяленым мясом, лепешками и кокосовым молоком. Затем устроились поудобнее, и папаша Юферс взял тетрадь. Откашлялся…
2. ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ РОБЕРТА РУМБА. — ЗЛОПОЛУЧНАЯ ПУГОВИЦА. — ПЛАВАНИЕ НА «БРЕТОНЦЕ». —ШТОРМ. — ЮНГА ПУГОВКА СТАНОВИТСЯ КАПИТАНОМ.— «Наш славный капитан Чарльз Роберт Румб родился далеко от моря, в местечке Гринхаус, в семье владельца небольшой бакалейной лавки…[6] — начал папаша Юферс. — Господу было угодно рано призвать к себе родителей мальчика, и с четырех лет осиротевший Боб оказался на воспитании у своего дядюшки.
Дядюшка был портным. Он славился добродушием нрава и поколачивал племянника не чаще двух раз в неделю, да и то если был не совсем трезв. Мальчик рос послушным и тихим. Огорчало дядюшку и его почтенную супругу лишь то, что племянник плохо осваивает ремесло закройщика. И однажды, сломав аршин о шею Боба, дядюшка заявил, что ничего путного из мальчишки никогда не получится. Однако он оказался не прав.
Когда мальчику шел четырнадцатый год, он окончил городскую школу. Учился Боб хорошо, познал начальные действия математики и научился писать красивым почерком. Последнее обстоятельство, в совокупности с аршином дядюшки Филиппа, послужило тому, что Боб оставил добрых родственников и поступил младшим писцом в адвокатскую контору господина Адамса…
Два года прошли спокойно и незаметно. Усердием своим юный Роберт Румб заслужил любовь служащих и уважение самого Абрахама Адамса. Хозяин даже слегка повысил ему жалованье, а в названии должности убрал слово «младший». Дядюшка Филипп теперь почтительно здоровался с племянником, так заметно пошедшим в гору…
Таким образом, уважаемые читатели этой истории могут убедиться, что многочисленные легенды, повествующие, будто капитан Румб был потомственным моряком, сыном знаменитого корсара, не имеют ничего общего с истиной. Возможно, эти легенды рождены морским звучанием фамилии нашего капитана, ибо известно, что «румб» — это деление на шкале корабельного компаса…
Казалось, небом было предназначено, чтобы Роберт Румб всю жизнь благополучно прослужил в почтенной адвокатской конторе и, возможно, получил бы даже должность старшего стряпчего. Но судьба судила иначе…
Однажды на тихой улице Гринхауса Роберт увидел заезжего моряка. Тот был в треуголке, с длинным палашом на поясе, в ботфортах и с множеством блестящих пуговиц на суконном сюртуке. Гордый и независимый вид этого человека поразил юношу. На мирного клерка повеяло ветром открытого океана и морских сражений. И горячее желание видеть мир проснулось в неокрепшей душе. Роберт завороженно следил, как моряк спешит к наемному экипажу. В этот миг с фалды форменного сюртука незнакомца отлетела и упала в пыль светлая пуговица.
Роберт подхватил ее.
— Сударь, вы потеряли пуговицу! — крикнул он, однако моряк лишь отмахнулся и вскочил в коляску.
И юный Роберт Румб остался со своей находкой.
Это была выпуклая пуговица из желтого металла, размером с пенсовую монету. На ней очень тонко отчеканен был галеон с раздутыми парусами. Роберт залюбовался чудесной медной картинкой. И грустно подумал:
«Неужели мне суждено всю жизнь провести в нашем славном, но таком маленьком и скучном Гринхаусе и никогда не увидеть моря, кораблей и дальних стран?»
После этого случая такие мысли уже не покидали его. Роберт перечитал все книги о путешествиях, которые нашлись в городской библиотеке и у знакомого священника… А еще через год Роберт с рекомендательным письмом господина Адамса отправился в большой портовый город Гульстаун и поступил там в большую контору «Гольденбах энд компани»…»
— Значит, он жил в нашем городе! — подскочил Гвоздик.
— Я же тебе это и раньше говорил, — сказал дядюшка Юферс, хотя никогда не говорил этого. И стал читать дальше: — «Здесь Роберт Румб после службы мог ходить в большую библиотеку и сколько угодно читать о дальних плаваниях. Кроме того, он стал часто бывать в порту. Смотрел на моряков, на корабли и порой нерешительно спрашивал капитанов, не нужен ли им в экипаже юнга. Но Роберту неизменно отвечали «нет».
Дело в том, что Роберт Румб имел весьма небольшой рост и, кроме того, с детства страдал некоторой хромотой. К тому же характер у него в ту пору оставался робкий и стеснительный. Кому на корабле был нужен низкорослый застенчивый мальчик с ковыляющей походкой?! Огорченный Роберт возвращался в свою узкую комнатку на шестом этаже и садился опять за книгу о кругосветном плавании или разглядывал свою коллекцию.
Здесь пора известить вас, уважаемые читатели, что оставшаяся у Роберта Румба морская пуговица толкнула его к невинному, но сильному увлечению. Он стал, где только можно, искать пуговицы от морских форменных одежд и собирать их так же, как иные увлеченные люди собирают старые монеты, заморских бабочек или другие редкости…»