Страна большого консенсуса
В Америке нет и фактически никогда не было массового политического запроса на изменение ее экономических принципов. Поэтому, кстати, периодический рост количества бедных, безработица и другие социальные проблемы, которые регулярно выводят сотни тысяч людей на улицы американских городов, никогда не сопровождались фундаментальными политическими лозунгами и требованиями к «режиму». Политические мухи — отдельно, экономические котлеты — отдельно. Так, например, самое массовое в последние годы американское движение «Захвати Уолл-стрит» проходило под лозунгами, связанными с реформами банковской системы, регулированием финансовых институтов и т. п. Более того, оно, по сути, было движением в поддержку политики президента Барака Обамы, стремящегося ограничить аппетиты большого финансового капитала. И этим «Захвати Уолл-стрит» принципиально отличалось от его разнообразных последователей в других странах, в том числе в России, где подобные движения носили, как правило, не экономический, а ярко выраженный политический, антирежимный характер. В США основы государственного устройства, принципы, на основе которых эта страна была создана и функционирует, пользуются практически абсолютной поддержкой граждан. И в этом, видимо, самое сильное качество Америки, которое никак не хотят признавать ее недруги.
Одна из главных причин этого — развитое гражданское общество. Движение «Захвати Уолл-стрит» сегодня постепенно превращается в его элемент. Оно уже формализовалось в гражданскую организацию, и ее главный офис находится теперь в Вашингтоне — недалеко от меня, на Кей-стрит, где, в частности, расположены конторы дорогих адвокатов и успешных лоббистов — на их счёт в США даже есть выражение «человек с Кей-стрит». Офисы там тоже дорогие. Так, к слову, формировалось почти все современное гражданское общество Америки. Организации, рождённые в своё время протестами против вьетнамской войны и борьбой за права меньшинств, постепенно нашли своё постоянное место в общественной структуре страны, стали частью политического процесса, без которой сегодня невозможно представить Америку. Хотя начинали они, как правило, с разговоров и встреч в чьих-то квартирах и гаражах, на чердаках и в религиозных учреждениях — или со стихийных митингов.
Американское правительство и частный бизнес вовремя поняли, какую огромную пользу может принести зрелое гражданское общество и протестное движение, тем более что юридическая база была заложена ещё в Конституции. Главным источником финансов гражданского общества в США был и остаётся частный капитал, в том числе иностранный, хотя никто не обвиняет местные некоммерческие организации в том, что они являются «агентами иностранного государства». Кстати, зарплаты в американских НКО и неправительственных исследовательских институтах, конечно, не сравнятся с доходами бизнесменов, но вполне сравнимы с зарплатами профессоров университетов и чиновников среднего и выше среднего уровня. Уровень зарплат в НКО, как правило, лежит ниже ста тысяч долларов в год. Но в исследовательских центрах хорошие эксперты вполне могут получать от 80 до 150 тыс. долларов в виде зарплаты, имея возможность зарабатывать не меньшие суммы на стороне — читать лекции, публиковать книги и статьи, проводить заказные исследования.
Например, организации, с которыми я был связан последние полтора десятилетия в Вашингтоне — Международный центр, Центр оборонной информации. Институт мировой безопасности и другие, — родились в своё время как элементы гражданского общества, но постепенно превратились в авторитетные и уважаемые в мире исследовательские структуры. Они финансировались как частным бизнесом, так и отдельными гражданами, в том числе из-за рубежа, и, как правило, выступали с публичных и критических по отношению к правительству США позиций. Более того, значительное число сотрудников в них всегда составляли иностранцы, однако никто не требовал от этих организаций регистрации в качестве «иностранного агента». Ни одна из них, конечно, лоббизмом не занималась. Полагаю, такое же встраивание в политическую систему США произойдёт и с «Захвати Уолл-стрит», и кто знает, может быть, в недалёком будущем мы увидим очередной американский исследовательский центр под таким названием.
Но вернёмся ненадолго к экономическому положению США. На самом деле нынешний рост количества относительно бедных людей — гораздо менее серьёзная проблема для Америки, чем размывание и обнищание ее среднего класса. Средний класс — священная корова Америки, ее волшебная палочка и своего рода мантра, произносимая в ответ на любые аргументы в типичной американской дискуссии. В России за два десятилетия уже целые легенды сложены о среднем классе. Я не буду здесь вдаваться в тонкости различных определений этого словосочетания — за почти четыре столетия его существования их накопилось немало. Книга не об этом, а об американцах, а до двух третей из них сегодня действительно считают себя средним классом.
Конечно, даже в США средний класс среднему классу рознь. Есть тут высший средний, средний и низ-средний классы. В соответствии с различными методиками к этой группе принято относить людей с доходами приблизительно от 30 до 150 тыс. долларов в год. Серьёзно различаясь по уровню доходов, с точки зрения системы ценностей и приоритетов все три разновидности среднего класса близки и отличаются от одного процента самых богатых американцев. Это своеобразная буржуазия постиндустриального общества, основа его креативности и консюмеризма. На этих людей рассчитана американская экономика, их вкусы становятся очередной глобальной модой, для них снимает свои блокбастеры Голливуд, на них работает и среди них воспроизводится Великая американская мечта. Средний класс — наиболее влиятельный в США, именно он определяет характер развития страны. Это налоговая дойная корова Америки, главный источник ее доходов.
Темпы роста доходов среднего класса в США начали падать ещё в 1980-е годы, однако в последние несколько лет этот процесс приобрёл очень динамичный характер. Если пятьдесят лет назад условный представитель одного процента богатейших американцев был в сто двадцать пять раз богаче представителя среднего класса, то сегодня — почти в триста раз. Налицо торжество постулатов классического марксизма: богатые становятся богаче, а средний класс и бедняки — беднее. Доходы среднестатистической семьи в США упали ниже 60 тыс. долларов по сравнению с 73 тыс. долларов тридцать лет назад, в то время как доходы богатых семей за эти же три десятилетия увеличились с девяти до 1 б млн. долларов. Если бы доходы среднего класса росли такими же темпами, как доходы богатых, сегодня они составили бы 120 тыс. долларов на семью. Но этого, как мы видим, не произошло.
Шило в одном месте
За годы кризиса богатство самых состоятельных сократилось почти на 16%, в то время как доходы среднего класса упали на 47%. Это позволяет самим американцам все чаще говорить о том, что Америка перестаёт быть страной среднего класса, а значит — перестаёт быть Америкой, какой мы ее знали на протяжении последнего столетия. Не зря рейтинг президента Барака Обамы опускался даже ниже, чем самый низкий рейтинг первого срока его предшественника Джорджа Буша-младшего. Это уже не просто американская, а всеобщая, мировая проблема. Именно средний класс обеспечил в прошлом веке не только глобальное военно-политическое превосходство, но и экономическое и культурное доминирование Америки.
Я уже говорил, что хозяйство США «заточено» на удовлетворение нужд среднего класса. Именно он — главный покупатель, от его желания и возможности тратить деньги в немалой степени зависит самочувствие глобальной экономики. Когда у него становится меньше денег или падает уверенность в завтрашнем дне — весь мир начинает буквально трясти. С этой точки зрения средний класс США — своеобразный системообразующий элемент современного глобального экономического миропорядка. Он также является краеугольным камнем американской системы ценностей — по сути, системы ценностей того, что мы в прошлом веке стали называть западной цивилизацией, со всеми ее высокими идеями и мелочными стереотипами, воодушевляющими весь мир примерами и отталкивающими любого нормального человека образцами. Как говорилось в известном советском фильме, хотя бы отчасти Америка — страна контрастов. А есть в современном мире страна без контрастов? Ну, разве что Северная Корея.
Более того, Америка — страна весьма молодая, она всегда менялась очень быстро и бурно. В годы, которые я прожил тут до 11 сентября 2001 года, меня неизменно поражал динамизм американской цивилизации, ее оптимизм и некая, если хотите, незамутненность массового сознания. От времени президентства Джорджа Буша-старшего через «золотое восьмилетие» Билла Клинтона и до начала президентства младшего Буша Америка менялась стремительно во всех областях. Это производило впечатление системности, силы, уверенности страны в себе и понимания элитой правильности выбранного пути. Всего полтора десятилетия назад было видно, что США развиваются, растут и меняются, потому что их к этому толкает какая-то внутренняя сила, собственные источники роста, недоступные другим. Так развивается и набирает силу подросток. Америка тогда и казалась таким слишком мощным для своих лет подростком, который ещё не понимает масштабов своей силы и не умеет ею пользоваться, но для которого уже нет авторитетов и учителей. Подростком, за которым — будущее.
Совсем другие впечатления производят изменения, происходящие с Америкой сегодня. И хотя страна продолжает не менее динамично меняться, уверенности в себе и в правильности развития у многих американцев уже нет. Нет у них чувства того, что страна развивается естественно, а есть ощущение, что она сопротивляется и обороняется, болеет и судорожно старается побыстрее выздороветь. Изменения, которые переживает нынешняя Америка, — скорее вынужденные, навязанные извне, неестественные для неё самой. Думаю, именно так ситуация представляется большинству американцев, и почти кристальная незамутненность их прежнего сознания быстро сменяется на смущение, неуверенность, хаос в мыслях и поступках, что не может не находить выражения в американской политике, в том числе внешней. Но главное — это находит отражение в том, как американцы видят и ощущают себя в современном мире. Свыше 70% граждан США считают, что страна развивается неправильно, более половины с пессимизмом смотрит в будущее. Насколько я могу видеть, понимания, как развивать страну правильно и как вернуть себе оптимизм, у американцев сегодня нет — кроме одного нерушимого в их голове аргумента. Они свято верят в то, что Америка изначально была устроена совершенно правильно и наиболее рационально. Поэтому надо вернуться к ее основополагающим ценностям.
В этом заключена, как мне представляется, очень важная черта американского менталитета, которая в наши дни проявляется особенно заметно, в том числе на бытовом уровне. Американцы всегда были и остаются деятельными конструктивистами в философском и политическом смысле этого слова. Они привыкли действовать. В этом их сила и в этом же их определённая уязвимость. Почти по Марксу: не объяснять мир, а переделывать его. Американцу важнее не столько понять и познать ту или иную ситуацию в деталях, найти ее корни и причины, сколько активно и, желательно, быстро попытаться перестроить ее так, как, по его мнению, будет лучше, продуктивней, эффективней. США — страна социального конструирования своей внутренней жизни, страна технологических законов, а не исторических традиций и ментальных ограничений. Такой подход здесь применим ко всему — от воспитания детей и лечения болезней до внешней политики и обороны. Как правило, он приносит успех, но цена и для самих США, и для других стран часто бывает неприемлемо высока. Шило в одном месте — это тоже про американцев.
Смерть от государства
Мне кажется, что цивилизационная молодость и короткая, но бурная история, наложившаяся на менталитет американского обывателя, сформировали у него уникальное отношение ещё к одному знаковому аспекту окружающего мира — смертной казни. Я уже не раз писал, что в число самых горячих и противоречивых политических тем в США, вызывающих острые общественные дискуссии, входят проблема абортов и право на владение оружием. Если вторая тема навечно закреплена во Второй поправке к Конституции США и речь идёт лишь о деталях и степени тщательности процедуры криминальной, медицинской и т. п. проверки людей, покупающих оружие в Америке, то проблема абортов воспринимается большинством американцев скорее с эмоциональных, религиозных, этических позиций, то есть в черно-белом цвете. Как говорят сами американцы. Вторая поправка к Конституции им нужна для того, чтобы правительство страны не забывало про Первую поправку. Напомню — Первая поправка, принятая в 1791 году, гарантирует свободу слова, собраний и митингов, а также право на жалобы в отношении правительства и отсутствие в США государственной религии. Иными словами, нельзя установить диктатуру в стране, если народ там тоже вооружён. Многие здесь считают, что право на оружие у простых граждан — самая действенная гарантия против авторитаризма. Не знаю. Но знаю, что про аборты в Конституции, естественно, нет ни слова. Кстати, там ничего не сказано даже о том, как избирать президента Америки.
Другой острой темой, вызывающей бесконечные споры в США, является смертная казнь. Америка — одна из немногих стран западной демократии, имеющая в своём арсенале это наказание и активно его использующая. Сегодня приблизительно сто сорок государств мира отказались от смертной казни, в пятидесяти восьми странах подобная мера наказания существует, но на практике смертную казнь применяют лишь около двадцати современных государств. Лидируют по числу осуществлённых смертных казней Китай, Иран, Пакистан, Саудовская Аравия; США в этой группе занимают обычно пятое-седьмое места.
Вопреки всеобщему стереотипу, смертная казнь за определённые преступления в США узаконена на федеральном уровне, но входит в уголовное законодательство только тридцати трёх штатов. Она может быть применена этими штатами как наказание за особо тяжкие преступления, такие как убийство или изнасилование с отягчающими обстоятельствами. В общей сложности предусмотрено до семидесяти видов преступлений, караемых в том числе и смертной казнью. Восьмая поправка к Конституции США запрещает «жестокие и необычные» наказания, поэтому в публичной дискуссии Америки обсуждается и дикий, на мой взгляд, вопрос о том, как именно следует казнить с наибольшим милосердием. Однако большинство американцев поддерживает применение смертной казни против преступников, совершивших убийство. В 2012 году 63% были «за» и 32% «против» такой меры, а в начале 1990-х годов смертную казнь поддерживало 80%. Самым спорным временем были 1960-е — тогда за высшую меру выступало лишь 47% жителей США, а против были 42%.
Замечу, что разговоры о жестокости или мягкости смертной казни мне лично напоминают обязательную сегодня надпись на пакете с диетической курицей в магазине натуральных продуктов, где я много лет покупаю еду: «Эта курица была выращена на экологически чистой семейной ферме, где жила в атмосфере отсутствия стресса, дающей ей возможность проявлять природное поведение и полную социализацию». Потом ее, правда, умертвили.
Сколько стоит казнь
В этой непривычной для жителей многих стран дискуссии есть и финансовая составляющая — сколько стоят судебные процедуры, связанные с исполнением казни. Сама казнь — вещь сравнительно недорогая. Например, штат Вашингтон потратил в 2010 году приблизительно 97 тыс. долларов на приведение в исполнение одного смертного приговора, хотя вещество, вводимое в вену заключённому, стоит меньше тысячи долларов. В том же году в штате Юта смертный приговор, приведённый в действие через расстрел, обошёлся штату в 165 тыс. долларов. Большую часть суммы составила заработная плата, но 25 тыс. долларов было потрачено на использовавшиеся при этом предметы, вроде стула, к которому был привязан преступник, а также на спортивный костюм для него. Уж не знаю, где приобретались эти вещи...
Человек, осуждённый на смерть, содержится отдельно от других заключённых в специальном отделении тюрьмы в одиночной камере. Он имеет немалые юридические права — например, право неоднократно требовать пересмотра своего дела и меры наказания. Все судебные процедуры, связанные с неизбежными апелляциями, многочисленными дополнительными расследованиями, оплатой из бюджета штата труда множества адвокатов, судей и прокуроров, вовлечённых в каждый такой случай, достигают астрономических величин. Так, год проживания «смертника» в Калифорнии обходится налогоплательщикам штата в 90 тыс. долларов, а все расходы этого штата за последние четверть века на приговорённых к смерти людей составили примерно четыре миллиарда. При этом казнено за это время было лишь тринадцать человек, а семьдесят восемь заключённых из числа приговорённых к смерти умерли по естественным причинам в ожидании казни. Большую часть расходов составляет зарплата работников. Но штату необходимо, например, возвести ограждение и площадку, обеспечить освещение и туалеты для собравшихся у тюрьмы протестующих против казни сограждан, поставить палатку для прессы, а также обеспечить питание для охраны и т. д. В Калифорнии время ожидания от приговора до дня самой казни достигает в среднем двадцати лет. Считается, что дешевле приговорить человека к пожизненному сроку, чем к смерти. Некоторые штаты отказались от практики исполнения смертной казни не в силу гуманистических соображений, а как раз из-за денег — слишком дорого. В любом случае, окончательное решение об исполнении или откладывании смертной казни принимает губернатор штата. Все видели в американских фильмах эту драматическую сцену, столь любимую режиссёрами, — как до последней минуты осуждённый ждёт звонка из офиса губернатора. Никто не знает, состоится такой звонок или нет. Если губернатор откладывает казнь, то случается это в последний момент.