— О чём ты задумалась? Ты здорова?
Люба молча допила своё молоко. И лишь тогда воскликнула, заставив маму вздрогнуть и схватиться за сердце:
— А ты могла бы ночью без пропуска перейти границу?
— Надо тебе измерить температуру! — убеждённо сказала мама. — И проверить, что за книжки ты перед сном читаешь…
— Никто здесь не понимает меня. — Люба тяжко вздохнула. — Тут я никому не нужна…
А вечером она опять постаралась пораньше лечь спать: надеялась, что опять встретится с Мило… Не могла же она оставить его без помощи, одного!
СОН ПРОДОЛЖАЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ…
Дворцовые часы пробили полдень, когда на городской площади появилась никому не знакомая девочка в сопровождении молодого офицера.
Казалось, ничто не нарушило обычную жизнь Джоконды: лавки в торговых рядах, как и раньше, одна за другой закрывались на обеденный перерыв. Редкие в этот час прохожие торопились кто куда по своим делам. Не было слышно ни смеха, ни песен, ни даже обычных человеческих разговоров…
Слуги и стражники Мышиного короля стали хозяевами города. Их нелегко было обнаружить: они скрывались среди серых сучьев голых деревьев, как бы сливаясь с ними, на выступах здания ратуши, на черепичных крышах домов. Однако, приглядевшись, можно было заметить их хищные глазки, словно просверливавшие всё кругом.
— Ты видишь, сколько их? Повсюду… Ты видишь, Мило?
— Вижу… Но мы не должны выдать себя!
— Куда мы идём?
— Мне надо встретить хоть одного знакомого человека! — ответил Мило, вглядываясь в лица редких прохожих.
Из переулка на площадь въехала повозка с корзинами овощей и фруктов. Старая торговка подгоняла унылого, задумчивого мула. При каждом ударе он презрительно косил глазом на торговку, словно она была назойливой мухой.
На бархатной подушке с золотыми кистями, ничего не подозревая, крепко спал Мышиный король. Две летучие мыши сторожили его золотую корону.
А на втором этаже замка при свечах и жарко пылающем камине колдун Николас играл в карты со своей старухой матерью.
— Проклятая девчонка! Она ненавидит меня… — Николас бросил на стол карты и откинулся в кресле.
— Ты говоришь о той несчастной девушке, которую держишь взаперти? — спросила старуха.
— Она сама сделала себя несчастной! Согласись, если она выйдет за меня замуж, то мгновенно станет первой дамой Джоконды!
— Какой Джоконды? — вздохнула старуха, собирая карты. — Это уже не Джоконда! Я твоя мать, и я могу говорить тебе правду. Имею право! Ты, Николас, сошёл с ума…
— Я заставлю её согласиться! — упрямо пробормотал Николас. — Мы сломим её упорство. Я добьюсь своего!
— Боюсь за тебя, Николас… — произнесла старуха. — Ты стал колдуном. Злым колдуном! А ведь я помню тебя добрым, порядочным человеком. Я не могу не любить тебя, потому что ты сын мой. Но одобрять твои поступки я не обязана…
— Да, я стал колдуном! — вскипел Николас. — Я могу и тебя превратить во что угодно!
— Ты не посмеешь этого сделать…
Николас усмехнулся:
— Хочешь, попробую? Ну, во что превратить? Говори!
— Не смей! Я запрещаю тебе… — вскричала старуха.
— Посмею! — упрямо сказал колдун.
— Я не за себя боюсь. Не за себя… Но пойми: поднявший руку на мать не может иметь прощения. Я за тебя боюсь, сын мой!
— Не бойся за меня! Я просто хочу показать тебе свою силу. Хочу доказать… Чтобы ты мной гордилась! Хочешь, я превращу тебя в бабочку? Это не так страшно… В красивую бабочку!
Старуха в ужасе попятилась:
— Сын! Я боюсь за тебя… Тебе не будет прощения!
Николас уже ничего не слышал — он колдовал.
— В бабочку! В бабочку! Я превращу тебя в бабочку… Мама! Ты бабочка… Бабочка! — завопил он истошным голосом и взмахнул руками перед лицом матери.
В тот же миг старуха исчезла, а бабочка, крылья которой напоминали мраморные разводы, бесшумно запорхала по комнате.
Николас молча наблюдал за беспечным полётом бабочки… Пока она не наткнулась на пламя свечи, не вспыхнула и не упала на стол. Только тогда он опомнился и устало опустился на стул, шепча как бы про себя:
— Прости, мама… Я пошутил… Теперь я сирота… Я сам сделал себя сиротой.
Слеза покатилась по щеке и исчезла, затерялась в его рыжих дремучих усах.
Хоть Николас и был колдуном, он так же, как и Мышиный король, беззаботно спавший на своей бархатной подушке, не подозревал, что в это самое время Мило и Люба уверенно приближались к своей цели.
Иногда Любе становилось страшно. Ей казалось, что она того гляди сорвётся и разобьётся у подножия башни. Ей хотелось проснуться, потому что она понимала, что всё это происходит во сне, который можно прервать. Но так только казалось… Сон упрямо не прерывался. И она была благодарна ему!
Двустворчатое окно одинокой башни было уже совсем близко. Ещё несколько усилий — и Люба увидит бедную Парлипа…
Дорога спасителей никогда не бывает лёгкой.
Мило и Люба, изнемогая от напряжения, вскарабкались на подоконник и проникли в комнату, где томилась Парлипа.
Пленница, услышав шум, не открыла глаза: она ждала любых козней и утратила способность откликаться на них.
— Что с ней? Она жива? — воскликнул Мило, обращаясь к Любе, словно та могла ответить на этот вопрос.
Тогда пленница приоткрыла глаза… Вновь закрыла и сильно протёрла руками: она не поверила тому, что увидела. Потом тихо проговорила:
— Мило… Это ты?
— Это я! — торжествующе подтвердил он.
— Я верила, что ты вернёшься… чтобы спасти меня… Я ждала тебя… Столько лет прошло!
Слёзы радости двумя ручейками катились по её бледным щекам.
— Парлипа! Дай мне обнять тебя, как прежде! — Мило бросился к своей невесте и поднял её на руки. А когда опустил её на пол, то заметил, что Парлипа не в состоянии двинуться. Она виновато и стыдливо взглянула на жениха, закрыла лицо руками.
— Что они с тобой сделали? — закричал Мило.
— У меня… не мои ноги, — ответила Парлипа. — Они чужие… Они деревянные.
— Ну, что же? Пусть! Ты мне и такая нужна…
Мило упал на колени, стал осыпать поцелуями её деревянные ноги.
И тут произошло чудо! Да, чудо из чудес… Ноги ожили! Конечно, Парлипа первой почувствовала это. Она сделала несколько неуверенных шагов. Потом пошла смелее, смелее… Попробовала присесть. И это удалось ей.
Будто страшась ошибиться, она приподняла парчовый подол. И все трое увидели не мёртвые, не деревянные… а живые ноги. Те самые, которые привыкли кружиться в танце!
Парлипа, словно всё ещё сомневаясь, сделала несколько осторожных танцевальных па. Потом закружилась уверенней… И внезапно, прервав танец, упала в объятия Мило.
— Любимый мой… Ты меня спас!
— Это чудо! Чудо! — повторял Мило, прижимая её к сердцу.
— Нет… не чудо! — возразила ему Парлипа. — Твоя любовь оказалась сильней колдовства. Ты сказал, что я любая нужна тебе. Даже с мёртвыми ногами, даже с деревянными! Ты поцеловал их — и колдовство разлетелось в прах.
Тут только Парлипа заметила Любу.
— Кто эта девочка? — спросила она.
Мило подвёл Любу к ней.
— Это моя маленькая, но смелая подруга, — сказал он. — Она спасла меня, вернула к жизни, и мы вместе примчались к тебе на помощь.
— Я так благодарна… вам обоим! — стесняясь и потому на миг отвернувшись в сторону, прошептала Парлипа.
Мило внезапно стал очень серьёзным. Даже строгим.
— Надо немедленно выбраться отсюда! И кажется, пора надеть перстни…