В начале 60-х гг. в Вашингтоне бытовало мнение, что Советский Союз всецело поддерживал национально-освободительное движение во Вьетнаме. Обеспокоенность американских политиков вызвала речь Н. С. Хрущева 6 января 1961 г., в которой лидер СССР заявил: «Войны за свободу и народные восстания, которые начались как мятеж колоний против их угнетателей и постепенно переросли в партизанские движения, будут, без сомнения, поддержаны»[56]. Во многом это было воспринято как вызов США на периферии и, конечно, поспособствовало ускорению активизации усилий США в Юго-Восточной Азии. По этому поводу один из наиболее видных политических деятелей США сенатор У. Фулбрайт сделал следующее замечание: «В связи с происходящим правительство США стало придавать колоссальное значение материальной поддержке Советским Союзом лаосских коммунистов, как будто события в этой отдаленной и отсталой стране имели прямое отношение к соотношению сил в глобальном масштабе. Было решено показать Хрущеву, что у него дело не пройдет. Мы научили Сталина, что “прямая” агрессия себя не оправдает. Теперь надо было научить Хрущева и китайцев, что “косвенная” агрессия тоже себя не оправдает»[57].
Но заявления Н. С. Хрущева о поддержке национально-освободительного движения во Вьетнаме носили лишь пропагандистский характер. Весомых действий для поддержки национально-освободительной борьбы НФОЮВ Советский Союз не предпринимал. Комментируя политику Н. С. Хрущева во Вьетнаме, американский исследователь Джозеф Пол пришел к выводу: «…Советский Союз не хотел начинать прямую конфронтацию с США из-за Вьетнама, так как процесс “разрядки»” мог быть поставлен под угрозу или могла сложиться такая ситуация, которая бы привела к ядерной войне»[58]. Более того, в 1964 г. Советский Союз сократил экономическую помощь Северному Вьетнаму[59]. В действительности, несмотря на громкие заявления лидера СССР, в Кремле по-прежнему считали, что не стоит предпринимать каких-либо действий, которые могли бы привести к вооруженному конфликту во Вьетнаме и спровоцировать США на активные действий в этом регионе.
§ 3. Реакция СССР на прямое военное вмешательство США во Вьетнаме
После «Карибского кризиса» в отношениях двух сверхдержав наметились признаки «разрядки». Как отмечал министр обороны США Р. Макнамара: «Мы не сможем победить в глобальной ядерной войне в нормальном значении слова победить»[60]. Такого же мнения придерживался и председатель ОКНШ генерал М. Тейлор[61]. Другими словами, в начале 1963 г. военно-политическому руководству США пришлось признать, что «ответные мероприятия Советского Союза по укреплению своей обороноспособности не дают возможности США с помощью упреждающего ракетно-ядерного удара уничтожить советские стратегические силы и избежать ответа со стороны СССР»[62]. В 1961 г. доктрина «массированного возмездия» уступила место более взвешенному подходу к обороне США. Доктрина «гибкого реагирования» не предусматривала использования ядерного оружия в случае какого-либо инцидента или провокации со стороны СССР. Предполагалось, что в первой фазе конфликта с СССР ядерное оружие использоваться не будет. Только в случае расширения и эскалации конфликта допускалось ограниченное применение ядерного оружия, и только как крайнее средство – массированный ядерный удар по городам Советского Союза. Что касается позиции Советского Союза, то еще в 1959 г. на XXI съезде КПСС было отмечено, что необходимо достигнуть договоренностей с США в области сокращения вооружений. В целом руководство СССР призывало Соединенные Штаты к скорейшей нормализации двусторонних отношений: «Нам уже не раз приходилось указывать на большую ответственность за сохранение мира, лежащую на двух великих державах – Советском Союзе и Соединенных Штатах. Что касается Советского Союза, то он не раз выражал свое стремление к нормализации отношений с США и подтверждал это делами»[63]. Как СССР, так и США стали искать возможности для улучшения двусторонних отношений.
После окончания «Карибского кризиса» советская внешняя политика главным образом была направлена на улучшение отношений с Соединенными Штатами Америки. Как писал ведущий американский историк, видный специалист в области вооружений и холодной войны Р. Гартхофф: «Было похоже, что кризис позволил сделать шаг вперед для возможности взаимного согласования и поисков компромисса»[64]. Отечественный специалист в области международных отношений, заслуженный деятель науки РФ Ю. М. Мельников отмечал: «Из последних кризисов между СССР и США: в Карибском море, во взаимоотношениях в Атлантическом союзе, в Азии и в других районах “третьего мира”, Д. Ф. Кеннеди начал, по существу, извлекать единственно верный и возможный урок о том, что в современную эпоху необходимо придерживаться политически мирного сосуществования…»[65]. Поиск компромисса особенно ярко проявился в речи президента Д. Ф. Кеннеди 10 июня 1963 г.: «По мере того как мы продолжаем охранять наши национальные интересы, давайте также охранять интересы человечества. Ликвидация войн и вооружений вполне определенно соответствует и тому, и другому. Ни один договор, каким бы полезным он ни был для всех, как бы тщательно он ни был сформулирован, не может гарантировать абсолютной безопасности от обмана и уклонения от выполнения обязательств. Но он может, при условии достаточно эффективного контроля над его выполнением и приемлемого для подписавших его государств соответствия их интересам, обеспечить гораздо большую безопасность и намного меньший риск гибели, чем ничем не сдерживаемая, неконтролируемая, непредсказуемая гонка вооружений»[66]. Таким образом, президент США затронул вопрос об улучшении отношений с Советским Союзом, а также о сокращении вооружений как важной составляющей предотвращения будущих кризисов. Именно в этот момент стало возможным подписание первых серьезных договоренностей в области вооружений.
Уже 5 августа 1963 г. подписан Договор о запрете испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космосе и под водой[67]. Это свидетельствовало о снижении напряженности в отношениях между СССР и США. К концу президентства Д. Ф. Кеннеди во внешней политике США впервые за послевоенный период начали проявляться признаки отхода от политики с «позиции силы»[68]. Специалист по истории США, академик А. А. Фурсенко по этому поводу отмечал: «И Кеннеди имел основания полагать, что кризис дал ему второе дыхание и возможность заняться внешнеполитическими проблемами, которые пострадали из-за неудачного саммита в Вене, берлинского кризиса и, конечно, Кубы»[69]. Таким образом, главным направлением деятельности во внешней политике США стало улучшение отношений с Советским Союзом. Еще 11 декабря 1962 г. Д. Ф. Кеннеди писал президенту Франции Ш. де Голлю: «…Еще не наступил благоприятный момент для инициатив Запада по проблемам отношения Восток – Запад». То есть он все же надеялся, что кубинский кризис даст ему второй шанс достичь ограниченной «разрядки», которую Хрущев отверг в Вене[70]. Договор о запрете испытаний ядерного оружия имел большое значение в развитии советско-американских отношений, однако дальнейшие шаги были невозможны в силу ряда обстоятельств. Например, подписать договор отказались Франция и КНР. Как отмечал американский историк Г. Чанг: «Советский Союз сомневался, стоит ли идти на компромисс с Западом, пока не решены все вопросы в социалистическом блоке (имеется в виду вопрос о расколе советско-китайских отношений. – Д. З.)»[71]. Китай наотрез отказался подписать соглашения о запрете ядерных испытаний, аргументируя это тем, что США являются монополистом в ядерной сфере, и назвав соглашения «большим мошенничеством»[72]. С другой стороны, был президент Франции Ш. де Голль, который тоже отказывался подписывать договор, несмотря на давление со стороны Вашингтона. Можно говорить об успешном старте улучшения советско-американских отношений, но нельзя утверждать, что этот процесс не был связан со значительными трудностями. Как отмечал один из ведущих американских историков Р. Гартхофф: «…В 1963 г. подписан первый серьезный договор об ограничении вооружений, который, по сути, запретил ядерные испытания; проведена линия прямой связи между Москвой и Вашингтоном; принят договор о запрете размещения ядерного оружия в космосе. Остальные вопросы оставались на рассмотрении, но были заморожены после прямого вмешательства Соединенных Штатов во Вьетнам в 1964–1965 гг.»[73].
Одно из центральных мест во внешней политике США к концу 1964 г. стала занимать вьетнамская проблема, так как положение сайгонского режима стало критическим. Еще в ноябре 1960 г. по инициативе ЦК ПТВ было принято решение о создании Национального фронта освобождения Южного Вьетнама (НФОЮВ), который взял на себя историческую ответственность за освобождение этой части страны. За 4 года вооруженного противостояния партизаны НФОЮВ сумели добиться значительных успехов. Соединенным Штатам приходилось оказывать Южному Вьетнаму значительную экономическую и военную помощь. К середине 1962 г. численность американских военнослужащих в Южном Вьетнаме достигла 6,5 тыс. человек, к концу 1963 г. она составила уже 18 тыс.[74]. Сайгонскому режиму было предоставлено оружие на сумму 55 млн долларов[75]. Однако даже такие меры не смогли стабилизировать обстановку в Южном Вьетнаме – к июню 1964 г. НФОЮВ усилил влияние на всем Юге, три четверти (8 из 14 миллионов) населения Южного Вьетнама были под контролем НФОЮВ[76]. В начале 1964 г. партизаны НФОЮВ предприняли атаки, направленные против американских войск: «3 февраля было совершено нападение вьетконговцев на американскую резиденцию в Контуме, затем взрыв бомбы 7 февраля в сайгонском театре, куда, как все знали, ходили только американцы. 2 мая был потоплен корабль США “Кард”, 4 июля примерно полк бойцов Вьетконга захватил базу войск специального назначения в Нам-Донге, на севере Южного Вьетнама. Погибло пятьдесят южных вьетнамцев и двое военнослужащих спецназа США»[77]. Затем последовали события в Тонкинском заливе, а это уже повлекло за собой незамедлительную реакцию США. Принятие «Тонкинской резолюции» 7 августа 1964 г. говорило о постепенном развитии конфликта. За принятие резолюции проголосовало восемьдесят восемь сенаторов, против – только двое. В палате представителей решение было единогласным – четыреста четырнадцать голосов «за»[78]. И это при том, что в официальных заявлениях Вашингтона заверяли: США не стремится к дальнейшей эскалации конфликта. Так, президент Л. Джонсон после принятия «Тонкинской резолюции» заявил: «Наш ответ в настоящее время будет ограниченным и соответствующим. Мы, американцы, знаем, что такое опасность расширения конфликта, мы по-прежнему не стремимся к более масштабной войне»[79]. Что касается конкретной позиции США по отношению к Северному Вьетнаму, то в этом вопросе президент Л. Джонсон занял гораздо более жесткую позицию, заявив: «Мы хотим, чтобы лидеры ДРВ уяснили и все, кто поддерживает их действия, тоже – вы должны осознать простой факт: мы не проиграем. Мы не изменим свою позицию. Мы не выведем свои войска…»[80].
В МИД СССР, несмотря на официальные заявления Вашингтона, довольно трезво оценивали ситуацию: «Проводя такую политику, американское руководство исходит из следующих моментов:
1. В правящих кругах США опасаются, что победа партизан в Южном Вьетнаме могла бы повлечь за собой цепную реакцию потери Соединенными Штатами их позиций в других странах ЮВА по принципу падения звеньев домино.
2. В правительстве Джонсона полагают, что поражение поддерживаемого США южновьетнамского режима являлось для КНР подтверждением правильности китайской теории «необходимости добиваться победы над империализмом насильственными средствами» и вызвало еще большую активизацию действий КНР в ЮВА и других районах.
3. В правящей демократической партии США считают, что дальнейшие неудачи в Южном Вьетнаме могли бы отрицательно сказаться на положении демократов и лично Джонсона во время предстоящих выборов»[81].
Как отмечал Д. Гэддис: «В Вашингтоне все более были озабочены проблемой Вьетнама и, соответственно, все меньше – советско-американскими отношениями»[82].
Подход американской администрации к проблеме Вьетнама на протяжении 20 лет оставался почти неизменным. Центральное место занимала «теория домино», разработанная в 50-е гг. XX в. Если коммунисты захватят Индокитай, утверждал президент Эйзенхауэр, то «следующими могут рухнуть Бирма, Таиланд, Малайя и Индонезия. Падающие домино способны также опрокинуться на островную оборонительную цепь Америки, состоящую из Японии, Тайваня, Филиппин, и дальше на юг, угрожая Австралии и Новой Зеландии»[83]. Стратегия США к середине 60-х гг. все еще базировалась на подходе, сформулированном администрацией президента Эйзенхауэра. В сентябре 1963 г. президента Д. Ф. Кеннеди попросили высказать свое мнение о «теории домино». На этот вопрос президент США ответил таким образом: «Нет, я верю в эту “теорию”… Китай очень велик и к тому же распространяет свое влияние за пределы своих границ; так что, если Южный Вьетнам исчезнет как самостоятельное государство, это не только даст китайцам новые выгоды от географического положения их страны и позволит им вторгнуться с отрядами партизан в Малайю, но и создаст впечатление, будто во главе Юго-Восточной Азии в дальнейшем окажутся Китай и коммунисты. Итак, я верю в “принцип домино”»[84]. В свою очередь, президент Л. Джонсон был полностью солидарен со своим предшественником и говорил о регионе Юго-Восточной Азии следующее: «Я не намерен терять Вьетнам. Я не собираюсь быть президентом, который позволит Юго-Восточной Азии пойти по пути Китая»[85]. В докладе ЦРУ летом 1964 г. отмечалось: «Потеря Южного Вьетнама и Лаоса и их захват коммунистами значительно ослабят позицию Америки на Дальнем Востоке, в особенности из-за того, что США постоянно, настойчиво и во всеуслышание заявляли о своем намерении предотвратить захват власти коммунистами в этих двух странах. Такой провал подорвет авторитет США и существенно ослабит веру в желание и возможности США сдержать распространение коммунизма во всем регионе. Вместе с тем он воодушевит наших противников, а в других государствах усилится тенденция к сотрудничеству с коммунистами»[86]. Один из наиболее авторитетных американских историков А. Шлезингер по этому поводу писал: «Уход Америки из Вьетнама нарушит баланс сил в мире»[87]. Это означало, что потеря Южного Вьетнама является неприемлемой для США и поставит под удар «национальные интересы» Америки. 1 декабря 1964 г. рабочая группа советников по Вьетнаму представила три возможных варианта разрешения конфликта:
1. Продолжение неопределенного курса без особой надежды избежать военного поражения.
2. Развертывание интенсивных бомбардировок коммуникационных линий Северного Вьетнама, идущих на Юг, и девяноста четырех целей, предложенных руководством ОКНШ, чтобы вынудить Ханой прекратить поддержку Вьетконга и начать переговоры.
3. Поэтапное развертывание бомбардировок с аналогичными целями, но с меньшим риском перерастания конфликта в широкомасштабную войну[88].
Президент Л. Джонсон выбрал третий вариант, который был менее опасен и сводил риск широкомасштабной войны на территории Вьетнама к минимуму. Американские стратеги предусматривали поэтапное усиление американской военной и экономической помощи и постепенное вовлечение американских войск в конфликт. В марте 1965 г. в Южный Вьетнам было переброшено 20 тыс. морских пехотинцев, но эти меры оказались недостаточными. Так как к середине 1965 г. численность НФОЮВ и АСВ в Южном Вьетнаме достигла около 140 тыс. человек[89]. Уже в июле 1965 г. президент Л. Джонсон одобрил отправку 100 тыс. американских военнослужащих; их общая численность в Южном Вьетнаме составила 184 тыс. человек[90]. В ноябре 1965 г. Р. Макнамара посетил Южный Вьетнам и сделал неутешительные выводы, что к 1968 г. потребуется около 600 тыс. американских военнослужащих, но даже это не гарантирует успеха[91].