Препарата уловил «нерв» тогдашней мировой ситуации верно, однако неверно расставил приоритеты: стратегический союз между Германией и Россией угрожал не столько перспективам Британской империи, сколько планам мирового господства Америки. Но Америка так умело маскировала эти планы, что даже такой тонкий аналитик, как Сталин, видел главную пружину Первой мировой войны в конфликте Англии и Германии. А Большая Советская энциклопедия в 1929 году в томе 15-м на странице 601-ой утверждала:
«По существу история мировой торговли в эпоху империализма (до войны 1914-18) является историей напряжённого соревнования между Германией и Англией. Германский купец преследует английского буквально во всех частях света. В Южной Америке, в Японии, в Китае, в Персии, в Тунисе, в Марокко, в Египте, в Бельгийском Конго – во всех этих странах удельный вес импорта из Германии повышается, а из Англии уменьшается. Германские товары начинают вытеснять английские даже на рынках британских колоний».
Эта информация верна, но неполна. То же самое, что было сказано в БСЭ о напряжённом соревновании между Германией и Англией, следовало сказать и о Германии с Америкой, подчёркивая особую остроту именно их экономического противостояния.
МНОГИЕ, очень многие ни в реальном масштабе времени – как тот же академик Тарле или авторы БСЭ, – ни позднее, так и не поняли всей сути замысла Первой мировой войны. Подробно об этом я написал впервые в своей книге 2003 года «Россия и Германия – стравить!», переработанное издание которой вышло в свет в 2014 году под названием «Политическая история Первой мировой». Если же говорить кратко, замысел состоял в следующем…
Вначале необходимо было политически и психологически развести Россию и Германию, затем привязать (политически, военно-политически и займами) Россию к европейской Антанте и сделать невозможным военный союз между Германией и Россией.
Когда исходные позиции для войны будут подготовлены, следовало войну – при формальном нейтралитете США – начать и обеспечить длительность военных действий, подпитывая конфликт американскими займами воюющим сторонам и отдавая львиную долю Антанте. А когда европейцы измордуют друг друга до полусмерти и увязнут в долгах Америке, всегда можно будет, как это предсказывал за сто с лишним лет до начала ХХ века проницательная лиса Талейран, найти предлог(и) для прямого вступления в европейскую войну «стопроцентных янки» как высших и окончательных вершителей судьбы Старого Света.
Подлинным организаторам Первой мировой войны был заранее ясен и ход её, и исход. И странно, что это отрицалось таким, например, крупнейшим специалистом по эпохе, как академик Тарле. Он писал: «Конечно, для капиталистических классов всех (подчёркнуто Тарле. – С.К.) стран, особенно всех великих держав, был элемент риска; математически непререкаемой надежды на победу не было ни у кого».
Тарле был не прав тут в корне. Что касается Соединённых Штатов (и только Соединённых Штатов!), то они имели в той войне нечто большее, чем надежды на победу. Риск для США заранее был сведен к нулю, зато победа рассчитывалась с математически непререкаемой точностью. Не был учтён Америкой лишь фактор Ленина, вставшего в 1917 году во главе широких народных масс России.
Заранее не приходилось сомневаться, что в случае войны Германия Антанту будет бить. И что США начнут поддерживать Антанту вначале «по факту», без прямого вступления в войну. А вот когда Германия Антанту почти побьет, США вмешаются уже открыто и сведут окончательный баланс в свою пользу.
Собственно, для того чтобы понять многое в закулисной, но реальной предыстории и истории Первой мировой войны, достаточно внимательного и вдумчивого изучения феномена «полковника» Эдварда Манделя Хауза – личного представителя президента США Вильсона. Избранный как «президент мира» и ставший в действительности «президентом войны», Вильсон был доверенным лицом промышленно-финансовых магнатов, а доверенным лицом Вильсона считался полковник Хауз – эмиссар президента США в Европе в 1914–1917 годах. Впрочем, для элитарных кругов США Хауз тоже был своим.
Вильсон отправил Хауза за рубеж весной 1914 года с миссией ответственной и деликатной. Официально провозглашалось, что задача Хауза – предупредить вооружённое столкновение в Европе. В действительности же он должен был оценить готовность европейских держав к войне. Начать её – в случае их готовности – было делом техники.
Хауз инспектировал Европу на предмет готовности её «верхов» к развязыванию войны до войны, он же держал руку на пульсе европейской войны и в ходе её. Причём можно лишь удивляться той лицемерной наглости, с которой Хауз в конце 1915 года мотивировал желательность «более активного участия» США в делах Европы, заявляя: «США не могут допустить поражения союзников, оставив Германию господствующим над миром военным фактором». Подобными заявлениями в сознание политиков и историков внедрялась фальшивая версия о том, что мысль о вступлении в войну на стороне Антанты возникла у США лишь в ходе самой войны, неблагоприятно складывавшейся для Антанты, и что президент Вильсон лишь постепенно проникался этой идеей. Даже Ленин смотрел на проблему примерно так же, считая, что Америка была втянута в войну.
В принадлежащей перу советского дипломата и историка И.Г. Усачёва политической биографии Джона Фостера Даллеса – о нём у нас ещё будет повод поговорить – цитируется давняя (1955 года) книга А.С. Линка «American Epoch» («Американская эпоха»), где приведены слова некоего крупного представителя военной элиты США: «Мы знали, что в Европе созревает огромный конфликт. Мы чувствовали это в 1908 году и израсходовали суммы, необходимые для организации и поддержания механизма по продаже оружия по всей Европе».
Знать об этом заявлении полезно, однако оно – не более чем полупризнание… Правящие имущие круги США не просто знали, что в Европе созревает огромный конфликт, а последовательно готовили Европу к нему.
Всё вышесказанное имеет своей целью подвести наше повествование к основной теме книги – зловещей роли США в русской истории начала ХХ века – до Первой мировой войны, в ходе войны и двухактной русской революции 1917 года, вплоть до Гражданской войны, инициированной не то что при участии США, но при их решающей роли. Однако здесь необходим, пожалуй, ещё один исторический экскурс на тему: «Россия и Америка»…
РОССИЮ в США льстиво именовали «историческим другом». И отношения с Америкой в дореволюционной России нередко рассматривали как действительно дружественные, причём на этот счёт заблуждались и правящие «верхи», и широкая публика. 17(30) марта 1916 года первый секретарь посольства России в Вашингтоне И.Г. Лорис-Меликов подал по начальству записку, в которой писал о «столь желательном сближении нашем с Америкой в торгово-экономическом, а может быть, и в политическом отношении». Лорис-Меликов был убеждён и убеждал российский МИД: «…при настойчивой и умелой постановке просветительской кампании в Америке нам нетрудно будет завоевать симпатии американского народа…».
Несмотря на точность многих частных оценок и наблюдений, в целом записка Лорис-Меликова являла собой образец самообмана – в лучшем случае – или ангажированного лоббирования – в худшем. Для монархически-буржуазной России возможен был лишь один вид отношений с Америкой – клиента США. Тем не менее для российских либералов – даже таких англоманов, как профессор-кадет П.Н. Милюков, США были чуть ли не образцом для подражания, более желательным даже, чем британский образец. Хотя для верного взгляда на то, что есть Америка для России и чем она может быть для России, достаточно было знать историю Русской Америки – российских владений на северо-западе Американского континента. Истеблишмент США подбирался к ним давно. Ещё 2 декабря 1823 года президент Соединённых Штатов Монро в торжественном послании конгрессу категорически провозгласил, что территории в Западном полушарии не должны рассматриваться «в качестве объекта для будущей колонизации любой европейской державой». И острие формирующейся «доктрины Монро» было сразу направлено против владений России в Америке. А во время Крымской войны сенатор от штата Нью-Йорк Уильям Генри Сьюард прямо заявил в Сент-Поле (штат Миннесота):
«Стоя здесь и обращая взор к Северо-Западу, я вижу русского, который озабочен строительством гаваней, поселений и укреплений на оконечности этого континента как аванпостов Санкт-Петербурга, и я могу сказать: „Продолжай и строй свои аванпосты вдоль всего побережья вплоть даже до Ледовитого океана – они тем не менее станут аванпостами моей собственной страны – монументами цивилизации Соединённых Штатов на Северо-Западе“…»
Конкретной иллюстрацией к этому программному заявлению могло быть сообщение русского моряка лейтенанта В.И. Збышевского. В 1863 году после плавания на фрегате «Аскольд» и корвете «Рында» он писал в «Морском сборнике» (№ 4, часть 4, часть неофициальная):
«В шантарских водах нынче американцы распоряжаются если не так, как дома, то так, как в покорённой ими стране: жгут и рубят леса, бьют дичь и китов, торгуют с тунгузами мехами, оленями и оставляют после себя следы, напоминающие если не древних варваров, то по крайней мере татарские… пожоги».
Шантарские острова – это даже не зона Русской Америки, это Хабаровский край. Острова расположены в юго-западной части Охотского моря рядом с азиатским материком, а в Русской Америке, отделённой от остальной России океаном, янки бесчинствовали тем более! И в ХХ веке эта исключительно хищническая линия США в отношении российских богатств и России в целом лишь укрепилась (достигнув в XXI веке просто-таки колониальных масштабов).
Незадолго до продажи Русской Америки капитан 2-го ранга П.Н. Головин, хорошо знавший Соединённые Штаты, в докладе великому князю Константину писал 20 октября 1861 года:
«Что касается до упрочения дружественных отношений России с Соединёнными Штатами, то можно сказать положительно, что сочувствие к нам американцев будет проявляться до тех пор, пока оно их ни к чему не обязывает или пока это для них выгодно».
Как конкретная иллюстрация к этому заявлению, сделанному в XIX веке, далее приводятся два свидетельства, относящиеся уже к ХХ веку – ко времени Первой мировой войны.
Участник этой войны, бывший офицер старой русской армии, советский военный историк генерал Е.З. Барсуков написал капитальный труд «Артиллерия русской армии (1900–1917 гг.)», где, в частности, сообщалось:
«Россия влила в американский рынок 1 800 000 000 золотых рублей, и притом без достаточно положительных для себя результатов. Главным образом за счёт русского золота выросла в Америке военная промышленность громадного масштаба, тогда как до мировой войны американская военная индустрия была в зачаточном состоянии. Ведомства царской России, урезывая кредиты на развитие русской военной промышленности, экономили народное золото для иностранцев. Путём безвозмездного инструктажа со стороны русских инженеров (в одном Коннектикуте их работало около двух тысяч! — С.К.) созданы в Америке богатые кадры опытных специалистов по разным отраслям артиллерийской техники».
Сведения генерала Барсукова подтверждает генерал А.А. Маниковский в книге «Боевое снабжение Русской Армии в 1914–1918 гг.»:
«Без особо ощутительных для нашей Армии результатов, в труднейшее для нас время пришлось влить в американский рынок колоссальное количество золота, создать и оборудовать там на наши деньги массу военных предприятий, другими словами, произвести на наш счёт генеральную мобилизацию американской промышленности, не имея возможности сделать того же по отношению к своей собственной».
Подобная антинациональная политика царского правительства лишь поощряла правящие круги США в их стремлении не просто использовать Россию в ХХ веке как «дойную корову», но глубоко внедриться в неё и подчинить себе экономически и политически. Такой вариант был соблазнителен для США и сам по себе, но, более того, линия на дестабилизацию, ослабление и системное закабаление России становилась для США жизненно необходимой в той мере, в какой Америка претендовала на мировую гегемонию.
ЕСТЬ старая карикатура времён президента Теодора Рузвельта (1858–1919), изображающая Рузвельта в виде садовника, ухаживающего за «деревом империализма», на котором уже созрели плоды с надписями: «Панама», «Филиппины», «Санто-Доминго», «Пуэрто-Рико», «Гавайи», «Гуам». И Рузвельт действительно олицетворил собой начало видимого американского империализма. Он стал именно его вывеской, поскольку подлинными «садовниками» были олигархи США, но Рузвельт – человек, внешне экстравагантный, а на деле – нахально-энергичный и решительный, – пользовался их полным доверием и поддержкой. Испано-американскую войну 1898 года он провёл, ещё будучи формально на вторых политических ролях, а в 1900 году был избран вице-президентом США вместе с президентом Мак-Кинли. К тому времени вокруг Рузвельта сформировался круг империалистических интеллектуалов, идеологов экспансионизма, среди которых был, например, Альфред Мэхан – теоретик подавляющей военно-морской мощи США. Забегая вперёд, можно напомнить, что в 1908 году, будучи президентом США, Рузвельт отправил в кругосветное путешествие внушительную эскадру новёхоньких линкоров, выкрашенных в белый цвет. Полвека назад командор Перри «вскрывал» самоизолировавшуюся Японию «ножом» эскадры чёрной окраски, теперь же устрашали орудия главного калибра, а не цвет.
Рузвельт, пребывавший на посту президента США с 1901 по 1909 год, стал президентом 14 сентября 1901 года не по избранию, а после того, как скончался президент Мак-Кинли, раненный 6 сентября 1901 года анархистом Леоном Цолгошем. Внешняя политика уже Уильяма Мак-Кинли (1843–1901), впервые избранного президентом США в 1897 году, была откровенно империалистической, однако Мак-Кинли был для имущей элиты США всё же не совсем своим, ибо пришёл на вершины карьеры из «верхних» средних слоёв, а рвущемуся в мировые властители истеблишменту США требовался полностью свой. Теодор Рузвельт был таковым и по происхождению, и по образованию, да и по состоянию – не магнатскому, но вполне приличному. Поэтому сложно сказать – кто направлял руку Цолгоша? Так или иначе, Мак-Кинли скончался, и военный министр Элиху Рут – мы с ним ещё встретимся летом 1917 года в России – предложил Рузвельту принять в присутствии кабинета президентскую присягу.
В ленинских «Тетрадях по империализму» отыскивается запись (с пометкой «очень важно») следующего содержания:
«Именно… спрос на иностранные рынки для изделий промышленности и для инвестиций явился явной причиной того, что империализм был воспринят как политический принцип и политическая практика республиканской партией, к которой принадлежат промышленные и финансовые главари и которая принадлежит им. Авантюристический энтузиазм президента Рузвельта и его партии… „цивилизаторской миссии“ не должен вводить нас в заблуждение. Империализм нужен мистерам Рокфеллеру, Пирпонту Моргану, Ганна, Швобу и их компаньонам, и они-то взваливают его на плечи великой республики Запада. Им нужен империализм, потому что они хотят использовать государственные ресурсы своей страны, чтобы найти выгодное помещение капиталов…».
Оценка вполне ленинская, однако это не ленинский текст, а цитата из книги английского буржуазного экономиста Джона Аткинсона Гобсона (1858–1940) «Империализм», изданной в Лондоне в 1902 году. Причём одногодок Рузвельта Гобсон в последний период жизни пришёл к открытой апологетике империализма и идее «мирового государства» – естественно, под властью частных капиталистических собственников.
В свете этой оценки Рузвельта и его патронов самим англосаксом, можно понять, что новейшее отношение к России формировалось в США на базе империалистических интересов. И если в 1898 году Рузвельт ещё мог написать в письме президенту Американской лиги заградительного тарифа А. Муру: «Россия единственная среди европейских держав была в прошлом неизменно дружественной нам», – то уже в первые годы ХХ века отношение ставшего президентом США Рузвельта к России было только враждебным. И это дало основание американскому историку Г. Билю заявить: «…антирусская, про-японская политика администрации Рузвельта воодушевила Японию пойти войной против России».