Что же касается самих себя, то улитки отлично знали, что они, старые белые улитки, самые знатные на свете, что весь лес растет только для них, а усадьба существует лишь для того, чтобы они могли свариться и лежать на серебряном блюде.
Жили улитки тихо, мирно и очень счастливо. Детей у них не было, и они взяли на воспитание улитку из простых. Приемыш их ни за что не хотел расти – он был ведь обыкновенной, простой породы, но старикам, особенно улитке-мамаше, все казалось, что он заметно увеличивается, и она просила улитку-папашу, если он не видит этого так, ощупать раковину малютки! Папаша щупал и соглашался с мамашей.
Раз шел сильный дождь.
– Ишь, как барабанит по лопуху! – сказал улитка-папаша.
– И какие крупные капли! – сказала улитка-мамаша. – Вот как потекли вниз по стебелькам! Увидишь, как здесь будет сыро! Как я рада, что у нас и у сынка нашего такие прочные домики! Нет, что ни говори, а ведь нам дано больше, чем кому другому на свете! Сейчас видно, что мы первые в мире! У нас с самого рождения есть уже свои дома, для нас насажен целый лопушиный лес! А хотелось бы знать, как далеко он тянется и что там за ним?
– Ничего! – сказал улитка-папаша. – Уж лучше, чем у нас тут, и быть нигде не может; я по крайней мере лучшего не ищу.
– А мне, – сказала улитка-мамаша, – хотелось бы попасть в усадьбу, свариться и лежать на серебряном блюде. Этого удостаивались все наши, предки, и, уж поверь, в этом есть что-то возвышенное!
– Усадьба, пожалуй, давно разрушилась, – сказал улитка-папаша, – или вся заросла лопухом, так что людям и не выбраться оттуда. Да и к чему так спешить? А ты вот вечно спешишь, и сынок наш туда же за тобой. Ведь он уж третий день все ползет вверх по стебельку; просто голова кружится, как поглядишь!
– Ну, не ворчи на него! – сказала улитка-мамаша. – Он ползет осторожно. Он, наверно, будет нам утехой, а ведь нам, старикам, больше и жить не для чего. Только подумал ли ты, откуда нам взять ему жену? Что, по-твоему, там, дальше, в лопухе, не найдется кого-нибудь из нашего рода?
– Черные улитки без домов есть, конечно, – сказал улитка-папаша, – но ведь это же простонародье! Да и много они о себе думают! Можно, впрочем, поручить это дело муравьям; они вечно шныряют взад да вперед, точно за делом, и, уж верно, знают, где надо искать жену для нашего сынка.
Воротничок
Жил-был щеголь; у него только и было за душой, что сапожная подставка, гребенка да еще чудеснейший щегольской воротничок. Вот о воротничке-то и пойдет речь.
Воротничок уже довольно пожил на свете и стал подумывать о женитьбе. Случилось ему раз попасть в стирку вместе с чулочною подвязкой.
– Ах! – сказал воротничок. – Что за грация, что за нежность и миловидность! Никогда не видал ничего подобного! Позвольте узнать ваше имя?
– Ах, нет-нет! – отвечала подвязка.
– А где вы, собственно, изволите пребывать?
Но подвязка была очень застенчива, вопрос показался ей нескромным, и она молчала.
– Вы, вероятно, завязка? – продолжал воротничок. – Вроде тесемки, которая стягивает платье на талии? Да-да, я вижу, милая барышня, что вы служите и для красы, и для пользы.
– Пожалуйста, не заводите со мной разговоров! – сказала подвязка. – Я, кажется, не подала вам никакого повода!
– Ваша красота – достаточный повод! – сказал воротничок.
– Ах, сделайте одолжение, держитесь подальше! – вскричала подвязка. – Вы на вид настоящий мужчина!
– Как же, я ведь щеголь! – сказал воротничок. – У меня есть сапожная подставка и гребенка!