Человек перестал зевать, спустил ноги в носках на пол и с минуту сидел, задумчиво глядя на них. Арриэтта заметила, что один его глаз был черный и блестящий, а второй — светло-карий, куда бледнее, чем первый, и полуприкрытый веком. Должно быть, это и есть Кривой Глаз — этот огромный, толстый, страшный мужчина, который сидит так неподвижно и любуется своими носками.
И тут странные глаза поднялись, улыбка стала шире, и Арриэтта поняла, что Кривой Глаз смотрит на ботинки.
У нее перехватило дыхание, когда она увидела, что он наклоняется вперед и (ему было достаточно протянуть для этого свою длинную руку) вытаскивает их из-под кровати. Он любовно взирал на ботинки, держа перед собой сразу оба, затем, словно заметив разницу в весе, поставил один на пол. Раскрыв ладонь одной руки, он легонько потряс над ней ботинок, перевернув его кверху подметкой, но оттуда ничего не выпало, и он убрал ладонь.
Вопль, который он издал в следующую минуту, наверно, разнесся (думала впоследствии Арриэтта) на много миль кругом. Кривой Глаз уронил ботинок, тот упал на бок, и Арриэтта с ужасом увидела, как из него выбежали Под и Хомили, проскользнули у него между ног и исчезли (но не раньше, чем он успел их заметить) в промежутке между рундуком и полом.
Наступила тревожная тишина.
Как ни была напугана Арриэтта, Кривой Глаз, казалось, испугался еще больше: лицо его приобрело цвет теста, глаза чуть не вылезли из орбит. В наступившей тишине тонким, как ниточка, эхом повисло короткое слово. Кривой Глаз не мог поверить своим ушам… кто-то… что-то… где-то… отчаянно пискнуло: «Ой!»
Молодец, мама, — подумала Арриэтта. — Сумела взять себя в руки. Она хорошо представила себе чувства Хомили: быть вырванной из глубокого сна и вытряхнутой на пол; увидеть, как на тебя уставились эти странные глаза, услышать громовой вопль!.. Расстояние между рундуком и полом не превышало, по ее расчетам, двух дюймов, там даже не поднимешься во весь рост, и хотя сейчас родители были в безопасности — им придется так там и сидеть — выхода оттуда, очевидно, не было.
За себя Арриэтта не боялась. Она все еще стояла неподвижно, словно приклеившись к тени у двери. Спору нет, она была лицом к лицу с Кривым Глазом, но он ее ни за что не заметит, если только она не шевельнется. Казалось, он никак не может прийти в себя, так поразили его крошечные фигурки, появившиеся неизвестно откуда и как между его ног.
Несколько секунд он ошеломленно смотрел на пол, затем опустился на четвереньки и заглянул под рундук. Снова поднялся с разочарованным видом, нашел спичечный коробок, зажег спичку и при ее свете попытался разглядеть, что скрывается во мраке под лежанкой. Арриэтта воспользовалась тем, что он повернулся к ней спиной, и в три прыжка очутилась под кроватью. Там стояла картонная коробка (в ней можно будет спрятаться), лежали мотки веревки, связка ловушек на кроликов и липкое блюдце, в котором когда-то было молоко.
Арриэтта пробралась между всем этим к дальнему концу кровати — туда, где она вплотную подходила к рундуку. Выглянув украдкой наружу сквозь путаницу кроличьих силков, Арриэтта увидела, что Кривой Глаз, отчаявшись что-либо увидеть при помощи спички, вооружился огромной палкой и теперь деловито водит ею взад и вперед под рундуком. Арриэтте показалось, что раз она услышала приглушенный крик и слова: «Ах, батюшки!» Она в ужасе прижала руки к груди.
В этот момент дверь распахнулась, ворвался холодный воздух, и внутрь заглянула какая-то женщина с огромными глазами. Она была закутана в толстую шаль и держала в руке корзинку с бельевыми прищепками. Скорчившись среди кроличьих силков, Арриэтта заметила, что глаза женщины стали еще огромнее, и на стоявшего на коленях мужчину обрушился целый поток вопросов на каком-то неизвестном языке. Арриэтта видела, как в солнечном свете поднимается пар от ее дыхания, слышала, как позвякивают ее большие серьги.
Кривой Глаз немного смущенно встал на ноги.
Он казался Арриэтте настоящим великаном, и, хотя лицо его исчезло, ей было достаточно посмотреть на его беспомощно висящие руки. Он отвечал женщине на том же языке. Говорил он долго, возбужденно, иногда голос его поднимался до крика — в нем слышался страх.
Кривой Глаз поднял ботинок с пола, показал его женщине, что-то долго ей объяснял и боязливо, как заметила Арриэтта, сунул руку внутрь. Он вытащил комок овечьей шерсти, часть носка и — с неприкрытым удивлением, ведь это был кусок его собственного одеяла — красный шерстяной лоскут. Женщина Не переставала насмехаться над ним, когда он показывал ей все это, и в голосе его зазвучали слезы. Тут женщина расхохоталась — пронзительным и вместе с тем хриплым смехом. Какая она бессердечная, — подумала Арриэтта, — какая злая. Ей даже захотелось выбежать из-под кровати и показать этой женщине, которая не принимала всерьез ни одно слово Кривого Глаза, что они, добывайки, существуют на самом деле («Так ужасно и так печально, — призналась она как-то Тому, — принадлежать к народу, в существование которого не верит ни один здравомыслящий человек»). Но как ни соблазнительна была эта мысль, Арриэтта вовремя Одумалась и вместо этого протиснулась из-под кровати в еще более темное и узкое пространство под рундуком.
И как раз вовремя: послышался мягкий топот чьих-то ног по коврику, и рядом с тем местом, где она только что стояла, появились четыре кошачьи лапы — три черные и одна белая. Кот потянулся, перекатился на спину, потерся усатой мордой о нагретый солнцем коврик. Он был черный с белым брюхом. Он или она? Этого Арриэтта не знала, но — так или иначе — это был великолепный зверь, гладкий и могучий, как все коты, которые сами добывают себе пропитание и живут под открытым небом.
Отодвигаясь бочком, как краб, в темноту и не сводя глаз с кота, который нежился на солнце, Арриэтта вдруг почувствовала, что кто-то берет ее за руку и сжимает изо всех сил.
— Ах… — еле слышно сказала Хомили у самого ее уха, — ах, какое счастье, ты жива!
Арриэтта приложила палец к губам.
— Ш-ш, — шепнула она еле слышно, по-прежнему глядя на кота.
— Ему сюда не залезть, — шепнула в ответ Хомили.
В полумраке Арриэтта увидела, что лицо у матери бледное, даже серое, и покрыто пылью.
— Мы в фуре, — сказала она спустя минуту, не в силах удержаться, так ей хотелось выложить новости.
— Да, я знаю, — сказала Арриэтта и умоляюще добавила: — Мамочка, давай лучше помолчим.
Секунду Хомили молчала, затем сказала:
— Он попал папе палкой по спине. Вернее, пониже спины, — добавила она, чтобы успокоить Арриэтту.
— Ш-ш, — снова шепнула Арриэтта.
С того места, где они стояли, почти ничего не было видно, но она догадалась, что Кривой Глаз надевает куртку. Вот он наклонился, совсем рядом возникла рука, нашаривающая под кроватью кроличьи силки. Женщина все еще была снаружи, у костра.
Через несколько минут, когда глаза Арриэтты привыкли к темноте, она увидела поодаль отца. Он сидел, прислонившись спиной к стене. Арриэтта подползла к нему, Хомили следом за ней.
— Ну вот, мы и снова вместе, — добавил он, взглянув на Хомили.
Глава восемнадцатая
«Волков бояться — в пес не ходить».
Из календаря Арриэтты. 5 ноябряПрипав к полу и задержав дыхание, они слушали, как Кривой Глаз отпер дверь, затем снова запер ее на задвижку и тяжело спустился по ступеням.
Все трое молчали.
— Мы остались одни, — заметила, наконец, Хомили своим обычным голосом. — Я хочу сказать, мы вполне могли бы выбраться отсюда, если бы не кот.
— Ш-ш, — шепнул Под. Было слышно, как женщина что-то спросила, поддразнивая Кривой Глаз, а когда он пробормотал в ответ несколько слов, разразилась снова тем же издевательским смехом.
— Он знает, что мы здесь, — прошептала Арриэтта, — но она ему не верит.
— И этот кот тоже скоро узнает, что мы здесь, — ответил Под.
Арриэтта задрожала. Должно быть, кот спал на кровати, в то время как она, беззащитная, стояла у двери у него на виду.
Под молчал. Он думал.
— Да, — сказал он наконец, — веселенькая история! Он, верно, вышел вчера вечером проверять силки и — нате вам! — нашел потерянный давным-давно ботинок в нашей яме.
— Мы забыли опустить полог, — шепнула Арриэтта.
— Ты права, — согласился Под.
— И даже не зашнуровали сверху ботинок, — продолжала Арриэтта.
— Да, — сказал Под и вздохнул. — «Кто вино любит, „тот сам себя губит“», — так это говорится, да?
— Вроде этого, — ответила Арриэтта шепотом.
Они сидели по пояс в пыли.
— Какая гадость! — заметила Хомили, изо всех сил удерживаясь, чтобы не чихнуть. — Если бы я делала эту фуру, я бы не оставила здесь щель.
— Ну и слава богу, что ее делал кто-то другой, — сказал Под, в то время как усатая тень загородила им свет: кот, наконец, увидел их.
— Не впадай в панику, — спокойно добавил Под, — этот рундук доходит почти до самого пола, коту нас не достать.
— Ох! Ох! Ох! — не унималась Хомили, глядя на светящийся зеленый глаз. Под крепко сжал ее руку, чтобы заставить замолчать.
Кот прошел вдоль всего рундука, принюхиваясь к щели, затем вдруг улегся на бок и принялся нежно поглядывать на них. У него был очень дружелюбный вид, словно он хотел выманить их наружу, чтобы поиграть.
Время шло, все осталось как было, лишь солнечный луч медленно передвигался по вытертому ковру. Кот, казалось, задремал.
— Что ж, — шепнула Хомили, — а все-таки приятно оказаться под крышей.
Один раз женщина зашла в фуру, взяла из кухонного столика деревянную ложку и сняла с огня чайник. Они слышали, как она ворчит, подкидывая дрова в костер, а один раз порыв ветра занес внутрь едкий дым. Арриэтта не удержалась и чихнула. Кот тут же проснулся и скосил на них глаза.
Ближе к полудню до них стал доноситься аппетитный, дразнящий запах тушеного мяса. Он делался то сильней, то — когда менялся ветер — слабее.
Арриэтта почувствовала, как у нее потекли слюнки.
— Ой, я так хочу есть… — вздохнула она.
— А я — пить, — сказала Хомили.
— А я — и есть, и пить, — сказал Под. — Но говорить об этом ни к чему, — продолжал он. — Закройте глаза и думайте о чем-нибудь другом.
— Стоит мне закрыть глаза, — запротестовала Хомили, — и я вижу полный наперсток горячего крепкого чая или вспоминаю о том чайнике, который был у нас дома, тот, из желудя с носиком из пера.
— Что ж, вспоминай о чем хочешь, — сказал Под, — и в этом вреда нет, если тебе становится легче…
Наконец вернулся Кривой Глаз. Он отпер дверь и кинул на коврик двух кроликов в силках. Затем они с женщиной поели, сидя снаружи на ступеньках фуры, а тарелки ставя вместо стола на пол.
Запах мяса стал просто невыносим. Он выманил наших трех добываек из темного уголка на самый край их убежища. Жестяные тарелки, полные сочного жаркого, были на уровне их глаз, и они могли прекрасно рассмотреть рассыпчатый картофель и пряный соус, которым он был обильно полит.
— Ох! Ох! — пробормотала Хомили. — Это фазан… ну кто его так готовит?!
Один раз Кривой Глаз кинул кусочек на коврик. Они с завистью смотрели, как кот прыгнул и принялся его есть, не спеша, хрустя костями, как настоящий хищник.
— Ох! — снова пробормотала Хомили. — Ну и зубы…
Наконец Кривой Глаз оттолкнул тарелку в сторону. Кот с интересом смотрел на груду полуобглоданных костей, на которых оставались лоскутки нежного мяса. Хомили смотрела туда же: тарелка стояла у самой щели.
— Ты не попробуешь, Под? — шепнула она.
— Нет, — ответил Под так громко и твердо, что кот обернулся и посмотрел на него: одни глаза с вызовом уставились в другие. Кот принялся медленно помахивать хвостом.
— Бежим, — выдохнул Под, в то время как кот подобрался для прыжка, и все трое кинулись вглубь, в темноту. Еще секунда — и было бы поздно.
Кривой Глаз обернулся. Не спуская глаз с кота, он позвал женщину и ткнул пальцем в рундук. Они оба опустили головы до уровня пола и стали вглядываться во мрак под рундуком. Арриэтте, сидевшей вместе с родителями у задней стены фуры, казалось, что они смотрят ей в лицо. Быть не может, чтобы их не было видно…
— Все в порядке, — еле слышно прошептал Под. — Спокойно. Главное — не шевелиться.
Наступила тишина… даже у женщины сделался встревоженный вид: кот, неслышно ступая на мягких лапах, ходил взад-вперед вдоль рундука, то и дело заглядывая в щель, и это разбудило ее любопытство.
— Только не шевелись, — снова шепнул Под.
Вдруг на солнечное пятно на коврике упала чья-то тень: Арриэтта с удивлением заметила позади припавших у порога фургона цыган какую-то фигуру, куда более низкую, чем Кривой Глаз. Замерев между родителями, она разглядела три пуговицы на плисовом жилете в пятнах, а над ним — мальчишеское лицо и копну светлых волос.
— Что случилось? — спросил ломающийся голос.
Арриэтта увидела, что у Кривого Глаза сразу изменилось выражение, стало хмурым и подозрительным. Он медленно обернулся и поглядел на говорившего, но перед этим незаметно протянул руку и отпихнул двух мертвых кроликов в сторону.
— Что случилось, Кривой Глаз? — снова повторил мальчик. — Похоже, что ты увидел привидение.
Кривой Глаз пожал могучими плечами.
— Может, и так, — сказал он.
Мальчик пригнул голову, оглядел пол; Арриэтта заметила у него в руке ружье.
— А может, это все хорек? — лукаво спросил он.
Женщина рассмеялась.
— Хорек! — воскликнула она и засмеялась снова. — Тебе всюду мерещатся хорьки… — Натянув шаль потуже, она пошла к костру. — По-твоему, кот так себя ведет, коли чует хорька?
Мальчик с любопытством смотрел мимо кота в темную щель, прищурив глаза, пытался проникнуть туда взором.
— Да нет, этого я не скажу, — задумчиво заметил он.
— У него там два лиллипутика, — продолжала женщина. Так он говорит. Разодетые в пух и прах. Вот умора… — И она снова разразилась визгливым смехом.
Но мальчик не смеялся, выражение его лица не изменилось, он спокойно смотрел на щель под рундуком.
— Разодетые в пух и прах… — повторил он и через секунду добавил: — Только два?
— А сколько тебе нужно? — спросила женщина. — Десяток? По мне и двоих предостаточно.
— А что вы станете с ними делать? — спросил мальчик.
— Делать с ними? — повторила женщина, тупо глядя на него.
— Ну да, когда поймаете?
Женщина бросила на него любопытный взгляд, словно сомневаясь, в своем ли он уме.
— Там же ничего нет, — сказала она.
— Но вы же говорили…
Женщина расхохоталась — сердито и озадаченно:
— Их видел Кривой Глаз, а не я. Ему кажется, что видел. Нет там ничего, говорю тебе…
— Еще как видел, — сказал Кривой Глаз. Он растопырил большой и указательный палец. — Вот такого роста. Вроде как маленькая женщина и маленький мужчина.
— Не против, если я посмотрю? — спросил мальчик, поднимаясь по лесенке. Он положил ружье, и Арриэтта, не сводившая с него глаз, заметила, что он сунул украдкой одну руку в карман. У нее похолодело сердце.
— Ой, — шепнула она и схватила отца за рукав.
— В чем дело? — еле слышно сказал Под, наклоняясь к ней.
— Карман… — заикаясь проговорила Арриэтта. — У него в кармане что-то живое.
— Хорек! — воскликнула Хомили, позабыв об осторожности. — Нам конец!
— Да тише ты, — умоляюще произнес Под.
Мальчик что-то услышал; он сел на верхней ступеньке и, наклонившись вперед, заглядывал под рундук. Когда раздался голос Хомили, глаза его расширились, лицо насторожилось.
— Что толку говорить шепотом? — жалобно сказала Хомили, понижая, однако, голос. — Нам конец. Теперь хоть песни пой, хоть во всю глотку кричи — все едино.
— Ш-ш-ш, — снова шепнул Под.
— А как вы думаете их оттуда достать? — спросил мальчик, не сводя глаз со щели. Его правая рука все еще нащупывала что-то в кармане.
— Проще простого, — объяснил Кривой Глаз, — выну из рундука вещи и подниму дощечки со дна.