– Люди бывают разные.
– Конечно. От плохих я отобьюсь, от инвалида же никто отпора не ожидает…
Я вдруг поняла, про что было то истыканное ножом чучело.
– А тот милиционер, в которого все полетело? – спросила я.
– Он сказал: «У милиции поважнее дела есть, чем вашу идиотку все время ловить. А если вы с ней сами справиться не можете, так отдайте ее в интернат какой-нибудь, есть же наверняка такие, чтобы для общей дефективности…» А если даже и не отобьюсь когда, так что же? Зато жизнь повидала…
* * *– Не сражайтесь с ней, – попросила я мать Арины. – Мое вам первое задание, эксперимент: три недели вообще никаких контактов, кроме формальных: «иди есть», «доброе утро», «спокойной ночи». Ни про учебу, ни про ее выходки, вообще ни про что. Все три недели плотно занимаетесь Ирой.
– Давно пора младшую к врачу сводить, сколиоз у нее, – вздохнула мать. – Да все времени нет.
– Лучше в кино сводите и в торговый центр, – посоветовала я. – Когда закончите лечить старшую дочь, не начинайте лечить младшую.
* * *– Ой, вы знаете, лучше стало. Один раз только уходила, вечером женщина с собакой ее привели. И даже Ира с ней разговаривать стала.
– Везите в Финляндию, это ее мечта.
– Мы боимся! Уйдет, в чужой стране, без языка (у нее по английскому два)…
– Все равно везите.
* * *– Ушла в первый же день. Ира ее нашла (раньше и искать отказывалась!) – прыгала там на главной площади с какими-то финнами, орала «Йелло-Пуки! Йелло-Пуки!» Финны сказали, что замечательная девочка, обещала еще к ним приехать.
* * *– Буду путешествовать. Может, потом стану в какие газеты, Интернет писать, кому-то, кто лапки сложил, вроде моих одноклассников, – глядишь, поможет…
Она употребляла много «визуальных» глаголов, и от этого я все время забывала, что она слепая.
Я кивнула. Арина улыбнулась, как будто увидела мой кивок.
– Поможет, я уверена, – сказала я вслух.
Бурундук как средство от депрессии
Гоше было тринадцать лет.
Его мама сидела на стуле, аккуратно сложив руки на коленях (на кресло сесть отказалась), рассказывала и одновременно тихо плакала.
Они уже приходили с Гошей раньше, когда мальчик учился во втором классе. У него с самого рождения были проблемы с сердцем. Он полный, слегка шепелявит, носит очки. Одноклассники его дразнили. Он плакал, обижался, пытался сначала ябедничать учительнице и родителям, потом, по настойчивому совету отца (данному украдкой от матери и лечащего врача), все-таки кинулся в драку и в результате получил сотрясение мозга. После выздоровления ходить в школу категорически отказывался. Школьный психолог сказал (совершенно, на мой взгляд, справедливо), что перевод в другой класс или в другую школу не поможет, так как все свои проблемы Гоша унесет с собой. Я тогда посоветовала им найти и развить какой-то ресурс, что-то интересное для восьмилетних детей, что будет у одноклассников ассоциироваться с Гошей вместо «Гошка – это тот, кого дразнят». Долго думали, перебирали, ничего не находилось. Учиться Гоше было трудно, он часто болел, спортом заниматься не мог, на кружки просто не оставалось времени. Я спросила у Гоши, не умеет ли он шевелить ушами. Мальчик засмеялся и сказал, что ушами шевелить не умеет, зато у него очень забавно гнутся пальцы и кисть. Показал. И правда удивительно! По-видимому, какая-то врожденная особенность, сцепленная с его прочими болячками: пальцы между собой разводятся градусов на 270, а ладонь в целом отгибается назад так, что три пальца касаются предплечья.
Мы с Гошей решили, что для начала сгодится и такое: «Принесу килограмм любых конфет тому, кто повторит мой номер». Матери все это показалось странным и крайне сомнительным, но, поскольку мальчишка воодушевился и согласился снова пойти в школу попробовать «их сделать», она согласилась.
Тогда все прошло на удивление благополучно. Гнущиеся в разные стороны пальцы и кисти рук вызвали запланированное уважение одноклассников, а восьмилетний Гоша понял саму идею «ресурса»; в дальнейшем он с помощью бабушки научился складывать из бумаги всякие штуки (цветы, бомбочки, лягушек и т. д.) и учил этому одноклассников. Дразнить его перестали.
Сразу после зимних каникул бабушка обратила внимание на то, что Гоша идет как-то пошатываясь, и велела ему «не вихляться». В этот же день он, дразнясь, показал бабушке язык (уже наступала подростковость) – и язык был «на сторону». Шепелявил Гоша всегда, что помешало заметить нарушения речи. Никто ничего не понял, и мальчик продолжал ходить в школу.
А через месяц у Гоши случился второй инсульт.
Три недели назад его выписали из больницы.
Невропатолог сказал, что прогноз в общем-то хороший и функции должны восстановиться чуть ли не в полном объеме. Но для этого мальчик должен «бороться». А он не борется. Вообще. Наоборот, лежит целыми днями и смотрит в телевизор. Если телевизор выключить, он будет смотреть в пустой экран. В больнице его осмотрел психиатр. Сказал, что по своей части ничего не находит. Выписал какой-то легкий препарат с минимальными побочными эффектами. В больнице Гоша еще хоть как-то занимался с логопедом, хотя и не выполнял никаких заданий самостоятельно, а дома вообще отказался с ним общаться, просто отвернулся к стене, и всё. С родными почти не разговаривает. Один раз сказал: «Я всегда был урод. Хоть бы я сдох поскорее, чтоб никого не мучить». В другой раз спросил у отца: «Папа, а чего ж вы себе еще-то одного ребенка не завели, когда со мной уже все ясно стало? Может, еще и теперь не поздно? Вы ж еще сравнительно молодые. Может, попробуете?» У отца за два месяца заметно добавилось седых волос. Бабушка в свои пятьдесят восемь без нитроглицерина на улицу не выходит…
– А вы? – спросила я у матери.
– Дома я стараюсь держаться. Ради него…
– Вообще-то Гоша прав. Насчет еще одного ребенка, – задумчиво сказала я. Мать посмотрела на меня с ужасом. – Если вы все будете жить только ради него, вы его убьете…
– Я не могу сейчас думать ни о каких других детях, – твердо сказала женщина.
– Это-то я понимаю, – вздохнула я. – Но надо же что-то делать…
– Я знаю, что вы домой не ходите, но, может быть, в виде исключения… Мы бы вам, конечно, все оплатили… – вкрадчиво начала она. – Или, может, нам насильно его к вам привезти? На коляске?
– Вот только этого ему сейчас не хватало! – воскликнула я. – Моих насильственных увещеваний: Гоша, жизнь – прекрасная штука, и после второго инсульта она тоже продолжается…
– Но я больше не могу на это смотреть! Он уходит! Понимаете, уходит! И я, получается, ничего…
– А вот про «ничего» я еще не сказала! – оборвала я, не имея при этом ни малейшего представления о том, что скажу дальше. Что я, детский практический психолог, знаю о депрессиях, сопровождающих инсульты? Именно что ничего. И психиатр в больнице ничего толкового им не сказал. Но ведь мне надо придумать что-то прямо сейчас. Чтобы мать не ушла с пустыми руками. Если и она отчается…
– Ему сейчас всё по барабану. Но все-таки хоть что-то вызывает у него интерес? Может, еда? Гоша всегда любил поесть…
– Нет, поесть мы его каждый раз вдвоем с бабушкой уговариваем. Ничего. Ну вот разве что в аквариум смотрит. Он у нас вообще-то в гостиной стоял. А теперь у Гоши. Я точно не помню, но он вроде сам попросил его перенести…
«Ура!» – мысленно воскликнула я и пристукнула ладонью по поручню своего кресла.
Анималотерапия! Конечно! Растерявшись от неожиданности (детский инсульт!), я просто забыла о своем любимом методе.
– Минутку, я, кажется, поняла, что нужно делать, – сказала я матери и задумалась. Решать надо было быстро, времени на эксперименты нет совсем. Кошки и собаки не подходят однозначно. Они будут сразу эмоционально ориентированы на других, ухаживающих за ними членов семьи. Гоша прав: уж лучше братик или сестричка. Морские свинки глупы. Попугай? У него хороший интеллект, но часто бывает плохой характер. Крыса? Идеально в смысле интеллекта и общения, но нет ли у болезненного Гоши аллергии на «мышиный» запах и прочее? А вдруг есть? К тому же крысы не очень красивы и грациозны, а Гоша и себя-то не любит за неуклюжесть… А может быть?.. Ведь родителям явно нужно жертвовать ради него, и их надо хоть чуть-чуть отвлечь…
– Сейчас идете и покупаете билет до Москвы или до Мурманска, – сказала я вслух.
– Зачем?! – испугалась мать.
– Потому что в Питере нет бурундуков, – объяснила я. – Они не пахнут, прекрасно приручаются, все время скачут и выпрашивают орешки. От них невозможно отвести глаз. Они очень позитивны. Это называется анималотерапия, признано наукой. У меня у самой живет бурундук. Я знаю, Гоше понравится.
* * *Я позвонила спустя два месяца. Трубку взял Гоша. Он смеялся и рассказывал мне про бесконечные проделки бурундучка. Я рассказала ему про своего бурундука Мяфу.
– А мой все время по мне бегает, – сказал Гоша. – Когда я осенью пойду в школу, он будет скучать?
– Он в спячку ляжет, – ответила я. – Будет на час в день выходить. А у тебя другие дела будут, тебе сколько наверстывать придется!
– А, ну тогда другое дело, – сказал Гоша и принялся дотошно уточнять, как устроить зимний домик для бурундука.
Я давно обращала внимание: эти толстые добрые мальчики почему-то почти всегда немного зануды…
Быть успешным
Это не научное исследование. Если говорить честно, то это не исследование вообще. Наверное, можно было бы назвать это опросом, точнее, тремя опросами, но слишком мала и невалидна выборка. Да и компетентность исследователя (особенно автора первого опроса) сомнительна весьма. Но тем не менее… После того как участница проекта Юлия Гандурова в дискуссии по поводу неотенических личинок напомнила мне об этих давно имеющихся у меня данных, мне показалось, что они вполне могут быть поводом, зачином для интересного разговора.
Когда мы были младшими подростками (11–14 лет), у нас были очень популярны анкеты. Девочка (всегда девочка, мальчики то ли меньше интересовались окружающими людьми, то ли считали это ниже своего достоинства) заводила специальную тетрадку, на каждую страницу которой аккуратным красивым почерком вписывала незамысловатые вопросы: «Как тебя зовут?», «Сколько тебе лет?», «Какая твоя любимая еда?», «Какая твоя любимая книга?», «Какая музыкальная группа тебе нравится?». На эти анкеты охотно отвечали и мальчики, и девочки, потом автор анкеты с подружками долго читали и обсуждали ответы и таким странноватым образом познавали внутренний мир сверстников (в быту мы были очень невербальны и почти не умели говорить о себе). После тетрадки хранились на полке в секретере и иногда извлекались на свет, чтобы что-нибудь уточнить. Сохранилась такая тетрадка и у меня. В подростковости я была больше «мальчиком» по психическим проявлениям и поэтому дозрела до проведения своего опроса поздно. почти к 15 годам. Естественно, я изо всех сил старалась, чтобы мои вопросы были оригинальными. Один из вопросов был: «Что для тебя добиться в жизни успеха? Чего ты хочешь добиться сам?». Всего на него в моей тетрадке ответили 33 человека, 13 мальчиков и 20 девочек. Возраст от 14 до 16. Год 1977. Место проведения опроса – комсомольско-молодежный лагерь, в котором обычные ленинградские школьники весь июнь пололи турнепс.
Десять ответов одинаково безличные: «хочу быть счастливым». Два уточнения, типичные для подростков: «счастье – это когда тебя понимают» (кажется, это цитата, мы тогда часто разговаривали цитатами, даже из русской классики, – это был наш культурный код).
Еще 15 ответов касаются профессий и обучения в высшей школе: «поступить в институт», «стать инженером», «стать главным инженером», «стать врачом», «стать учительницей начальных классов», «полететь в космос», «выучиться, ездить в экспедиции и командировки», «стать моряком». К этой группе относится и мой собственный ответ (автор анкеты традиционно первым отвечал на нее сам): «стать ученым и открывать тайны природы».
Всего один ответ про деньги (от мальчика, который в нашей среде считался глупым): «успех – это когда ты всё, что хочешь, можешь купить или достать».
Пять человек ответили личностно или общественно морально: «стать врачом и помогать людям, спасать их жизни», «успех – это когда ты нужен другим», «быть полезным членом общества», «честно служить Родине и получать от нее награды».
И только двое написали про семью: «главный успех – это найти свою любовь, свою половину» и «счастливо выйти замуж и всю жизнь прожить с любимым человеком».
Много лет спустя, в перестройку, уже работая психологом, я вспомнила свою школьную «анкету» и часто спрашивала приходящих ко мне подростков: а что такое для вас успех? Иногда записывала ответы. И удивлялась тому, как быстро все поменялось. Ответов было много, но в своих записях я нашла всего 41 пометку. Возраст от 12 до 16. Годы 1994–1996.
Больше всего ответов про деньги: «чемодан с долларами», «счет в банке», «много денег». Встречалась также недвижимость: «вилла на Канарах», «дом на море», «большая квартира». Были и профессиональные устремления: «свое дело с большим доходом», «стать банкиром», «стать бизнесменом». Вопреки утверждению тогдашних газет, стать валютной проституткой или бандитом не пожелал никто. Многие девочки хотели «не работать, сидеть с детьми». Всего восемь человек хотели уехать из России и богато жить в какой-нибудь другой стране (в основном в Америке). Шестеро по-прежнему хотели стать врачами и учителями. Один хотел стать фермером и выращивать свиней. Про любовь в связи с успехом не вспоминали. Инженером не хотел стать никто. Никто не хотел служить Родине.
Меньше двух лет назад я, разбирая рабочий шкаф, случайно наткнулась на карточки с ответами и поняла, что опять прошло уже больше десяти лет (как летит время!). И что же, все опять поменялось? Месяца три я помнила о своем проснувшемся интересе, опрашивала подростков и делала пометки на обратной стороне тех же карточек. Всего мною было опрошено 38 человек. Возраст почти тот же – от 13 до 17. Вопрос тот же. Конец 2011, начало 2012 года.
Семь человек по-прежнему, несмотря ни на что, хотят стать врачами, учителями и инженерами – я люблю вас, ребята! Десять человек, по-разному это называя, хотят стать чиновниками. Еще девять – певцами, артистами, шоуменами. Счет в банке тоже присутствует (у пятерых). Двое считают успешными людей, у которых есть свой бизнес. Пятеро хотят стать домохозяйками с детьми, на иждивении мужа. Один хочет жениться на девушке, у которой богатые родители. Семеро считают: успех – это если ты родился в богатой семье, тогда ты всего добьешься. Одиннадцать человек хотят жить не в России, но никто не рвется именно «валить отсюда», хотят быть «гражданами мира» – тут пожил, там пожил… Трое говорят: «успех – это когда работа не напрягает, а приносит деньги и удовольствие». Две девочки считают, что успех – это встретить настоящую любовь. Один мальчик хочет стать президентом.
А что вы думаете по поводу всего этого? И что такое успех для вас? Менялись ли ваши представления об успехе на протяжении вашей жизни?
В моей крови – дорога
– Когда мне было пять лет, я мечтал о том, чтобы меня украли цыгане, – сказал мужчина.
– Вот прямо так и мечтали?
– Именно так. Ложился вечером спать, укрывался с головой одеялом и представлял, что меня украли, я теперь цыган, кибитка едет по какой-то дороге в ночном лесу, над моей головой шумят деревья, сбоку, провожая кочующий табор, бежит луна…
– Эй, погодите, погодите! – подозрительно воскликнула я. – А откуда вы в пять лет вообще знали о возможности быть украденным цыганами?!
– Так меня пугала прабабушка. «Не будешь слушаться, будешь один за калитку ходить, тебя цыгане украдут и увезут далеко-далеко, мы тебя найти не сможем!» У нас была дача под Гатчиной, там большой цыганский поселок. Я убегал из дома, доходил до пожарного пруда и демонстративно прохаживался туда-сюда, постепенно теряя надежду заинтересовать цыган своей персоной…
– А у нас в семье передается легенда о том, что один из моих предков был настоящим пиратом… – бледно улыбнулась женщина и тут же с силой закрыла глаза ладонями. – Но ведь это всё не то! Не то!