— Они же сожрали все наши посевы! — как-то раз кричал на него Эдвард. — Они разоряют нашу ферму!
— Они просто голодны, — возразил его сын. — Они же не нарочно вредят нам, так что будет нечестно нарочно причинять вред им.
— Честность здесь не при чем, — заявил Эдвард, изо всех сил стараясь держать себя в руках. — Порой в жизни, чтобы выжить, нужно убивать.
— Не в этот раз, — сказал Олли. — Их убийство не приносит никакой пользы.
При этих словах Эдвард побагровел.
— А ну раздави эту саранчу! — потребовал он, указав на насекомое на земле.
— Не буду! — воскликнул Олли.
Эдвард пришел в ярость. Он отвесил непослушному сыну оплеуху, но тот по-прежнему отказывался убивать ее, так что Эдвард выпорол мальчика ремнем и отправил спать без ужина. Слушая, как Олли плачет за стеной, он смотрел в окно на облако саранчи, поднимающееся с его загубленных полей, и чувствовал, как ожесточается его сердце по отношению к сыну.
Новость о том, что Олли отказывается убивать саранчу, распространилась среди поселенцев, и люди разозлились. Городские власти оштрафовали его отца. Одноклассники Олли издевались над ним и пытались заставить съесть одну из них. На улице, люди, которых Олли едва знал, бросали вслед ему оскорбления. Его отец чувствовал такой стыд и такую злость, что вообще перестал разговаривать с сыном. Внезапно Олли обнаружил, что у него нет ни одного друга, и совершенно не с кем поговорить, и ему стало так одиноко, что однажды он завел себе питомца. Это было единственное живое существо, которое терпело его присутствие — саранча. Он назвал его Тор, в честь древнего северного бога, и прятал у себя под кроватью в коробке из-под сигар. Он кормил его крошками, оставшимися после ужина, и подслащенной водой, а поздно ночью, когда ему полагалось спать, разговаривал с ним.
— Ты не виноват, что все тебя ненавидят, — шептал он Тору. — Ты просто делаешь то, для чего ты создан.
— Чир-чиррип! — отвечала саранча, потирая свои крылышки.
— Тсс! — шептал Олли, бросал в коробку пару зернышек риса и закрывал ее.
Олли стал носить Тора с собой повсюду. Он очень привязался к своему маленькому насекомому, которое забиралось ему на плечо и стрекотало там, когда на небе светило солнце, и которое весело подпрыгивало, когда Олли насвистывал песенку. Но однажды его отец нашел коробку с Тором. В ярости он вытащил оттуда саранчу, отнес ее к очагу и бросил в огонь. Раздался тонюсенький писк и тихий хлопок, и Тора не стало.
Когда Олли заплакал по своему мертвому другу, Эдвард вышвырнул его из дома.
— В моем доме никто не будет проливать слез по саранче! — проорал он и вытолкнул сына на улицу.
Олли провел ночь в поле, дрожа от холода. На следующее утро его отец, чувствуя себя виноватым оттого, что был так суров с сыном, вышел из дому, чтобы поискать мальчика, но вместо него наткнулся на гигантскую саранчу, спящую между рядами уничтоженной пшеницы. Эдвард отшатнулся в отвращении. Существо было большим как мастифф, с ногами, похожими на рождественские окорока, и усиками, длинными как хлысты для верховой езды. Эдвард побежал в дом, чтобы взять ружье, но когда он вернулся и уже собирался застрелить это существо, вокруг него поднялся рой саранчи. Насекомые влетели внутрь ствола ружья и закупорили его. Потом они закружили в воздухе перед ним, образовывая буквы, из которых сложилось слово:
«О-Л-Л-И».
Эдвард уронил ружье и ошеломленно уставился на гигантскую саранчу, которая теперь стояла на задних ногах, как стоял бы человек. Глаза у нее были не черные, как у саранчи, а голубые, как у Олли.
— Нет, — произнес Эдвард. — Это невозможно!
Но потом он заметил, что на шее этого существа болтается порванный воротник от рубашки его сына, а за ногу зацепился обрывок штанов Олли.
— Олли? — позвал он осторожно. — Это ты?
Жук пошевелил головой вверх-вниз, что было похоже на кивок.
У Эдварда странно закололо кожу. Ему показалось, что он как будто наблюдает всю эту сцену со стороны.
Его сын превратился в саранчу.
— Ты можешь говорить? — спросил Эдвард.
Олли потер одной задней ногой о другую и издал высокий стрекот, но это, похоже, было лучшее, на что он был способен.
Эдвард не знал, как ему поступить. Ему был отвратителен сам вид Олли, но все же с мальчиком нужно было что-то делать. Однако он не хотел, чтобы все об этом узнали, и вместо того, чтобы позвать городского доктора, который был страшным болтуном, он послал за мудрым Эриком.
Эрик приковылял на поле. Оправившись от первоначального потрясения, он промолвил:
— Все, как я и предсказывал. Потребовались годы, но его странность в конце концов проявила себя.
— Да, явно так и есть, — сказал Эдвард, — но почему? И как это обратить вспять?
Эрик проконсультировался со старой потрепанной книгой, которую он принес с собой — народным справочником странных состояний, который передавался в его семье из поколения в поколение, начиная еще с его прабабки, которая сама была странной{28}.
— А, вот оно, — произнес он, помусолив палец и перевернув страницу. — Здесь говорится, что человек с определенным странным характером и большим и отзывчивым сердцем, который чувствует, что больше не любим своими сородичами, принимает форму того существа, с которым чувствует наибольшую связь.
Эрик бросил на Эдварда странный взгляд, от которого тому стало стыдно.
— У мальчика был друг-саранча?
— Да, питомец, — ответил Эдвард. — Я кинул его в огонь.
Эрик поцокал языком и покачал головой:
— Возможно, ты обошелся с ним слишком сурово.
— Он слишком мягок для этого мира, — проворчал Эдвард, — но не важно. Как его вылечить?
— Для этого мне не нужна книга, — сказал Эрик, закрывая свой потрепанный том. — Ты должен любить его, Эдвард.
Эрик пожелал ему удачи и оставил Эдварда наедине с существом, которое когда-то было его сыном. Он посмотрел на его длинные чешуйчатые крылья, на его ужасные жвала и содрогнулся. Как он вообще сможет полюбить такое существо? Все же он попробовал, но его так переполняла неприязнь, что его попытки были неискренними. Вместо того чтобы проявить по отношению к мальчику доброту, Эдвард целый день читал ему нотации.
— Это я-то не люблю тебя, парень? Разве не я кормлю тебя и обеспечиваю крышей над головой? Мне пришлось бросить школу и пойти работать, когда мне исполнилось восемь, но разве не я позволяю тебе зарываться с головой в книги и школьные занятия, сколько твоей душе угодно? Как еще это называть, если не любовью? Что еще тебе надо, ты, американское отродье?
И так далее, и так далее. Когда наступила ночь, Эдвард не смог заставить себя впустить Олли в дом, так что он устроил его на ночлег в сарае и вынес ему в ведре немного объедков, чтобы тот мог поесть. Твердость делает мужчину мужчиной, считал Эдвард, а если он будет сейчас обращаться с Олли мягко, то только поспособствует этому мягкосердечию, которое изначально и превратило его сына в саранчу.
Наутро его сын пропал. Эдвард обыскал каждый угол в сарае и каждую борозду в своем поле, но мальчика нигде не было. Когда и через три дня он не вернулся, Эдвард задумался, не выбрали ли он к Олли неправильный подход. Он придерживался своих принципов, но для чего? Он прогнал своего единственного сына. Теперь, когда Олли пропал, Эдвард понял, как мало по сравнению с ним значит для него его ферма. Но этот урок он выучил слишком поздно.
Эдвард почувствовал такую печаль и сожаление, что отправился в город и рассказал всем о том, что случилось.
— Я превратил своего сына в саранчу, — сказал он, — и теперь я лишился всего.
Поначалу ему никто не поверил, так что он попросил старого Эрика подтвердить его рассказ.
— Это правда, — говорил Эрик каждому, кто спрашивал. — Его сын — огромная саранча. Он размером с собаку.
Эдвард сделал жителям города предложение.
— Мое сердце похоже на старое сморщенное яблоко, — сказал он. — Я не могу помочь своему сыну, но тому, кто сможет полюбить его настолько, что он снова превратится в человека, я подарю свою ферму.
Это необычайно вдохновило горожан. Ради такого ценного приза, говорили они, можно заставить себя полюбить почти что угодно. Конечно, для начала мальчика-саранчу надо было найти, так что они разбились на группы и начали прочесывать поля и дороги.
Олли, у которого были сверхчувствительные уши саранчи, слышал все. Он слышал, что о нем говорил отец, слышал шаги тех, кто отправился на его поиски, и не желал в этом участвовать. Он спрятался на поле на соседней ферме со своими новыми друзьями-насекомыми, и когда кто-нибудь подходил близко, саранча взлетала и окружала этого человека плотной стеной, которая давала Олли время убежать. Но через несколько дней у саранчи кончилась пища, и она поднялась в небо, чтобы перекочевать на другое место. Олли попытался присоединиться к ним, но он был слишком большим и слишком тяжелым, чтобы взлететь. Будучи несентиментальными существами, ни одна саранча не осталась, чтобы составить ему компанию, и он снова остался один.
Без друзей, которые помогали ему защищаться, прошло немного времени, прежде чем к Олли смогла подкрасться группа мальчишек и поймать его в сеть, пока он спал. Это были те же самые мальчишки, которые издевались над ним в школе. Самый старший из них закинул Олли за плечо, и они помчались обратно в город, веселясь и распевая по дороге.
— Мы превратим его обратно в мальчика, и тогда нам достанется вся ферма Эдварда! — радовались они. — Мы станем богатыми!
У себя дома они посадили Олли в клетку и стали ждать. Потом, когда и через несколько недель он упорно оставался саранчой, они сменили тактику.
— Скажите ему, что вы его любите, — посоветовала мать мальчиков.
— Я тебя люблю! — прокричал Олли сквозь прутья решетки самый младший мальчик, но он едва смог это выговорить, потому что начал смеяться.
— По крайней мере, сохраняй серьезный вид, когда говоришь это, — сказал старший мальчик и тоже решил попытаться. — Я люблю тебя, саранча.
Но Олли даже не обратил на них внимания. Он свернулся в углу клетки и задремал.
— Эй, я с тобой разговариваю! — заорал мальчик и пнул клетку. — Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!
Но он не любил его, да и не смог бы заставить себя полюбить его, и когда Олли начал стрекотать ночами напролет, семья сдалась и продала его своему соседу. Это был старый охотник совсем без семьи и мало что смыслящий в делах сердечных, и после нескольких вялых попыток показать мальчику свою любовь он оставил эту затею и отправил его жить со своими охотничьими псами. Олли компания собак понравилась намного больше, чем людей. Он ел вместе с ними и спал рядом с ними в их загоне, и хотя поначалу они боялись его, Олли был так ласков и добр с ними, что вскоре все они к нему привыкли, и он стал членом их стаи. На самом деле, он чувствовал, что они настолько его принимают, что однажды охотник не обнаружил гигантскую саранчу, но получил взамен огромную собаку.
Месяцы, которые Олли провел в облике собаки, были одними из самых счастливых в его жизни. Но потом начался сезон охоты, когда собакам полагалось работать. В первый день охотник вывел свору на поле с высокой травой. Он выкрикнул команду, и все собаки с лаем понеслись по полю. Олли тоже понесся с ними, лая и шумя. Вот веселье! И тут вдруг он споткнулся о гуся, прятавшегося в траве. Гусь взмыл в воздух и стал подниматься, но прежде чем он успел улететь, раздался громкий треск, и гусь упал на землю мертвый. Олли в ужасе уставился на его труп. Через секунду к нему подскочила другая собака и спросила:
— Чего ты ждешь? Разве ты не собираешься отнести его Хозяину?
— Конечно нет! — воскликнул Олли.
— Ну как знаешь, — сказал пес, — но если Хозяин узнает, то пристрелит тебя.
И он схватил мертвого гуся в зубы и убежал с ним прочь.
На следующее утро Олли пропал. Он убежал вместе с перелетными гусями, следя за их косяками с земли.
Когда Эдвард узнал, что его сын нашелся и опять пропал, то впал в отчаяние, и те, кто знал его, беспокоились, что он не сможет из него выкарабкаться. Он перестал выходить из дома. Он забросил свои поля. Если бы старый Эрик раз в неделю не приносил ему еду, то он, возможно, умер бы с голоду. Но, как и нашествие саранчи, темные времена Эдварда в итоге прошли, и он снова начал ухаживать за фермой и появляться в городе на рынке и на своей старой скамье в церкви по субботам. Через какое-то время он снова влюбился и женился, и у них с женой родился ребенок, девочка, которую они назвали Асгард.
Эдвард был полон решимости любить Асгард так, как он не смог полюбить Олли, и пока она росла, он изо всех сил старался держать для нее свое сердце открытым. Он позволял ей любить бездомных животных и плакать над всякими глупыми вещами, и никогда не бранил ее за проявление доброты. В тот год, когда ей исполнилось восемь, у Эдварда выдался неудачный сезон. Урожай пропал, и у них не осталось никакой еды, кроме репы. Однажды над их домом пролетала стая гусей, и один из них отстал от нее и приземлился возле дома Эдварда. Он был очень большим, почти вдвое больше обычного гуся, и так как он, похоже, его не боялся, Эдвард смог приблизиться к птице и схватить ее.
— Ты станешь отличным ужином! — обрадовался Эдвард, отнес гуся домой и запер в клетке.
Прошло уже много недель с тех пор, как они последний раз ели мясо, и жена Эдварда была в восторге. Она разожгла огонь и приготовила большой котел, пока Эдвард точил свой разделочный нож. Но когда Асгард вошла в кухню и увидела, что происходит, то сильно расстроилась.
— Ты не можешь его убить! — воскликнула она. — Это хороший гусь, и он ничего нам не сделал! Это нечестно!
— Честность здесь не причем, — сказал ей Эдвард. — Порой в жизни, чтобы выжить, нужно убивать.
— Но нам не нужно убивать его, — возразила она. — Мы можем опять поесть супа из репы, я не против!
И она упала на колени перед клеткой с гусем и расплакалась.
В другое время Эдвард, наверное, отругал бы свою дочь и прочитал бы ей лекцию об опасностях мягкосердечия, но он помнил своего сына.
— Ох, ну ладно, мы не убьем его, — сказал он, опускаясь рядом с ней на колени, чтобы утешить.
Асгард перестала плакать.
— Спасибо, папочка! Можно мы оставим его?
— Только, если он сам захочет остаться, — ответил Эдвард. — Это дикая птица, так что держать ее в клетке будет жестоко.
Он открыл клетку. Гусь вразвалку вышел оттуда, и Асгард обняла его за шею.
— Я люблю вас, мистер Гусь!
— Га! — ответил гусь.
В ту ночь они поели супа из репы и легли спать с урчащими животами, и были счастливее некуда.
Гусь стал любимцем Асгард. Он спал в сарае, провожал каждое утро Асгард в школу, и весь день, гогоча, сидел на крыше ее школы, пока она находилась внутри. Она всем дала знать, что этот гусь — ее лучший друг, и что никому нельзя стрелять в него или делать из него суп, и их оставили в покое. Асгард придумывала разные чудесные истории о своих с гусем приключениях, например, как они с ним летали на Луну, чтобы узнать, каков лунный сыр на вкус, и рассказывала их своей семье за ужином. Поэтому они не так уж сильно удивились, когда однажды утром она разбудила их в сильном волнении и заявила, что ее гусь превратился в юношу.
— Иди спать, — зевая, ответил на это Эдвард. — Даже петух еще не проснулся!
— Я серьезно! — воскликнула Асгард. — Иди и посмотри сам! — и она за руку вытащила своего уставшего отца из кровати.
Эдвард чуть не рухнул в обморок, когда зашел в сарай. Там, в гнезде из соломы, стоял его давно пропавший сын. Олли вырос и был уже шести футов ростом, с мужественными чертами и покрытым щетиной подбородком. Вокруг его талии был намотан кусок мешковины, которую он нашел на полу сарая.
— Видишь, я не врала! — сказала Асгард, подбежала к Олли и крепко обняла его. — Что ты творишь, глупый мистер Гусь?
Олли расплылся в широкой улыбке.
— Здравствуй, отец, — сказал он. — Ты скучал по мне?
— Очень, — сказал Эдвард.
Его сердце заболело так сильно, что он заплакал, а потом он подошел к сыну и обнял его.