В один из дней прибыл еще один представитель Совета Важных Странных. У него было мрачное выражение лица; он скрылся в палатке Томбза и пробыл там несколько часов, а когда они с Томбзом наконец вышли оттуда, они собрали всех и поделились с ними тревожной новостью. Нормальные уже изгнали странных людей из множества городов и деревень, а теперь решили изгнать их из Страннфордшира вообще. Они собрали отряд из вооруженных бойцов, который скоро будет у странных на пороге. Вопрос состоял в том, бежать или сражаться.
Нет нужды говорить, что странные были встревожены и почти не колебались.
Одна молодая женщина огляделась вокруг и произнесла:
— Этот холм и эти хлипкие шатры не стоят того, чтобы умирать за них. Почему бы нам не собрать вещи и не укрыться в лесах?
— Не знаю, как все, — заявил Томбз, — а я устал убегать. Я говорю, мы должны остаться и сражаться. Мы должны вернуть себе свое достоинство!
— Такова также официальная рекомендация совета, — добавил, кивая, мрачный советник.
— Но мы не солдаты, — возразил Энглберт. — Мы ничего не смыслим в битве.
— Их войско невелико, и они легко вооружены, — сказал Томбз. — Они думают, что мы трусы, которые разбегутся от одного вида войска. Но они недооценивают нас.
— Но разве нам не нужно оружие? — спросил другой мужчина. — Мечи и дубинки?
— Ты удивляешь меня, Юстас, — ответил Томбз. — Разве не ты можешь вывернуть наизнанку лицо человека, просто потянув его за нос?
— Ну да, могу, — сказал мужчина смущенно.
— А ты, Миллисента Нири, я видел, как ты зажигала костер одним только своим дыханием. Представь, как перепугаются эти нормальные, когда ты запалишь на них одежду!
— Красиво рассказываешь! — откликнулась Миллисента. — Да, это будет что-то, ради разнообразия заставить убегать их.
При этих словах толпа загудела:
— Да, это будет что-то.
— Эти нормальные уже давно напрашиваются.
— Слыхали, что они сделали с Титусом Смитом? Разрубили его на кусочки и скормили его собственным свиньям!
— Если мы не постоим за себя сейчас, они никогда не остановятся.
— Справедливости для Титуса! Справедливости для всех нас!
Немного усилий потребовалось советнику, чтобы распалить странных. Даже кроткий Энглберт рвался в бой. Ймиин, чей желудок скрутило при первом упоминании о битве, не могла больше это слушать. Она выскользнула из деревни и долго бродила по лесу. Она вернулась на закате и нашла Энглберта у его костра. Его пыл немного остыл, но его решимость бороться — нет.
— Уйдем со мной, — сказала ему Ймиин. — Мы начнем все сначала где-нибудь еще.
— Куда мы пойдем? — ответил он. — Они хотят выгнать нас из Страннфордшира!
— Обычношир, Тамфордшир, Мирношир. Ты лучше погибнешь в Страннфордшире, чем будешь жить где-либо еще?
— Их всего несколько дюжин, — сказал Энглберт. — Как это будет смотреться, если мы побежим от такой мелкой угрозы?
Даже, когда победа была практически гарантирована, Ймиин не желала становиться частью ее.
— То, как это будет смотреться, не стоит даже одного волоска с наших голов, не то чтобы жизней.
— Значит, ты не будешь сражаться?
— Я уже потеряла из-за войны одну семью. Я не собираюсь смотреть, как другая добровольно бросает себя в топку.
— Если ты уйдешь, они подумают, что ты предатель, — сказал Энглберт. — Ты никогда не сможешь вернуться.
Она посмотрела на него:
— Что подумаешь ты?
Энглберт уставился на огонь, силясь подобрать слова. Тишина между ними, похоже, ответила достаточно, так что Ймиин, не прощаясь, поднялась и отправилась к своему шатру. Когда она ложилась спать, великая печаль овладела ею. Она была уверена, что это была ее последняя ночь в человеческом теле.
Ймиин ушла, едва только забрезжил рассвет, до того как проснулся кто-либо. Она не смогла бы вынести прощаний. Она подошла к границе лагеря, обернулась ястребом и подумала, прыгая в воздух, найдет ли она еще когда-нибудь другую такую группу, которая примет ее, человеком или птицей.
Ймиин пробыла в полете всего лишь несколько минут, когда заметила войско нормальных. Но это был не жалкий отряд из нескольких дюжин человек — это была армия из сотен людей, и они закрывали все холмы внизу сверкающими доспехами.
Странных же просто перережут! Она тут же развернулась и полетела предупредить их. Ймиин нашла Томбза в его палатке и рассказала ему, что она видела.
Он, казалось, был ни капли не удивлен.
Он знал.
— Почему ты не сказал им, что идет так много солдат? — возмутилась Ймиин. — Ты солгал!
— Они бы испугались, — ответил он. — Они бы не стали вести себя с достоинством.
— Им и следует бояться! — крикнула она. — Им следует немедленно бежать!
— От этого будет немного толку, — сказал он. — Король нормальных приказал очистить Британию от странных, от гор до моря. В конце концов они все равно найдут нас.
— Не найдут, если мы покинем Британию, — заявила Ймиин.
— Покинуть Британию! — воскликнул он, потрясенный. — Но мы жили здесь сотни лет!
— И будем мертвыми гораздо дольше, — ответила Ймиин.
— Это дело чести, — сказал Томбз. — Полагаю, птице этого не понять.
— Я понимаю это слишком хорошо, — сказала она и отправилась предупредить остальных.
Но было уже слишком поздно — армия нормальных была у их порога, толпа хорошо вооруженных солдат уже виднелась вдали. И что хуже, странные люди не могли даже сбежать — нормальные приближались к ним со всех сторон.
Перепуганные странные сбились в кучу в своем лагере. Смерть, казалось, была неминуема. Ймиин могла с легкостью сменить обличие и улететь в безопасное место — на самом деле, странные уговаривали ее сделать это — но она не могла заставить себя уйти. Их провели, обманули, и жертва, которую они собирались принести, уже не была добровольной. Так что если она бросит их сейчас, то это будет похоже не на соблюдение ее принципов, а на отказ и предательство. Поэтому она прошлась по лагерю, обнимая своих друзей. Энглберт обнял ее крепче всех, и даже когда отпустил, то еще долго смотрел на нее.
— Что ты делаешь? — спросила она его.
— Запоминаю лицо моего друга, — ответил он. — Так, чтобы я мог вспомнить его даже в смерти.
Тишина повисла над ними и над всем лагерем, и на какое-то время единственными звуками были грохот и лязг приближающейся армии. И тут солнце выглянуло вдруг из-за темной тучи, окутав землю сияющим светом, и Ймиин подумала, что зрелище это так прекрасно, что ей хотелось бы увидеть его еще раз, прежде чем их убьют. И она повторила его, и странные были так очарованы им, что она повторила его второй раз. И только тогда они заметили, что за те минуты, что они наблюдали за солнцем, армия нормальных не стала ближе. С каждым повторением их враг исчезал и снова появлялся вдали, за много ярдов от них.
И тогда Ймиин поняла, что ее умение замыкать время имеет применение, которое она никогда до конца не понимала — то, что навсегда изменит общество странных людей, хотя она пока и не могла об этом знать. Она создала для них безопасное место, пузырь с застывшим временем, и странные смотрели в восхищении, как армия нормальных приближается к ним и пропадает, снова и снова, попав в трехминутную петлю.
— Сколько ты сможешь продолжать это делать? — спросил ее Энглберт.
— Не знаю, — призналась она. — Я никогда ничего не повторяла больше пары-тройки раз. Но довольно долго, я думаю.
Из своего шатра вылетел Томбз, обескураженный и злой.
— Что ты делаешь?! — заорал он на Ймиин. — Прекрати!
— С чего бы мне это делать? — отозвалась она. — Я спасаю все наши жизни!
— Ты только оттягиваешь неизбежное, — заявил Томбз. — Приказываю тебе, властью Совета, прекрати немедленно!
— Чума на весь ваш совет! — воскликнула Миллисента Нири. — Вы просто лжецы!
Томбз принялся перечислять наказания, которые ждут каждого, кто не подчиняется приказам Совета, но тут Юстас Коростель прошагал к нему и дернул его за нос, что вывернуло лицо Томбза наизнанку. Он с визгом убежал, грозя обвинениями, а его голова была розовой и мягкой.
Ймиин продолжала замыкать петлю. Странные столпились вокруг нее, подбадривая, но втайне беспокоясь, что она не сможет продолжать делать это вечно. Ймиин разделяла их сомнения: ей приходилось повторять все заново каждые три минуты, так что она не могла спать, но в конце концов армия, что пока постоянно маячит вдалеке, приблизится и в итоге сокрушит их.
После двух дней и одной ночи Ймиин больше не могла полагаться на себя, чтобы оставаться бодрствующей, так что Энглберт решил сесть рядом с ней, и каждый раз, когда ее глаза закрывались, он толкал ее. Через три дня и две ночи, когда Энглберт начал засыпать сам, Юстас Коростель сел рядом с ним и толкал его, а потом, когда Юстас уже не мог бороться со сном, Миллисента Нири села рядом с ним и лила воду ему на лицо каждый раз, когда его глаза закрывались, и так далее, и так далее, пока весь лагерь странных не уселся в длинную цепь, помогая друг другу помогать Энглберту помогать Ймиин не заснуть.
Через четыре дня и три ночи Ймиин все еще не пропустила переустановку петли. Однако от изнеможения у нее уже начались галлюцинации. Ей чудилось, что ее погибшие братья прилетели повидаться с нею — пять ястребов, кружащих свои собственные петли в небе над лагерем. Они пронзительно выкрикивали ей слова, которые не имели никакого смысла:
— Снова!
— Еще!
— Снова! Снова!
— Сделай мертвую петлю, чтобы сделать ее кожу двойной!
Она крепко зажмурилась и потрясла головой, а затем выпила немного воды, которой Миллисента Нири поливала лицо Юстаса Коростеля. Когда она снова посмотрела вверх, призраки ее братьев исчезли, но их слова все еще были с нею. Она гадала, пытались ли ее братья (или какой-то ее собственный, внутренний инстинкт) сказать ей что-то важное.
Снова и снова.
Ответ пришел к ней на пятый день. Ну как ответ: она не была уверена, правильный ли он, но она была полностью уверена, что не протянет еще один день. Скоро никакое количество тычков не сможет удержать ее от сна.
Итак, она переустановила петлю. (Она уже давно потеряла счет тому, сколько раз она заставила солнце выглядывать из-за той тучи, но должно быть тысячи). А затем, всего через несколько секунд, после того, как она замкнула петлю, она сделала еще одну — внутри первой петли.
Результат был мгновенным и причудливым. Странным образом удвоилось все вокруг них: солнце, туча, армия вдалеке, словно ее зрение размылось. Прошло совсем немного времени, прежде чем мир снова собрался в фокус, а когда это случилось, все было чуточку старее, чем до этого. Солнце было скрыто за тучей. Армия была дальше. И в этот раз у солнца заняло шесть минут, а не три, чтобы выглянуть из-за облака.
Тогда она дважды замкнула петлю во второй раз, и тогда их петля стала двенадцать минут, и она сделала это в третий раз, и она стала двадцать четыре минуты. И когда она довела это время до часа, она наконец вздремнула. После она замыкала петлю еще и еще, и это было похоже на то, как если бы она заполняла сосуд водой или воздухом. Она буквально чувствовала, как оболочка петли растягивается и растягивается, чтобы вместить все это новое время, до тех пор, пока не стала тугой как барабан, и она поняла, что больше та не вместит.
Петля, которую создала Ймиин, теперь содержала двадцать четыре часа и начиналась предыдущим утром — задолго до того, как на горизонте появилась армия. Ее приятели странные были так впечатлены и так преисполнены благодарности, что пытались называть ее Королева Ймиин или Ваше Величество, но она не им позволила. Она была просто Ймиин, и самой великой радостью, что она познала, было то, что она создала безопасное место, гнездо, для всех своих друзей.
Хотя теперь они были спасены от нападения нормальных, их проблемы еще далеко не закончились. Армия, что едва не уничтожила их, отправилась терроризировать странных по всей стране, и как только разошелся слух о временной петле в Страннфордшире, беженцы и выжившие стали прибывать с все увеличивающейся частотой{9}.
В течение нескольких недель их число с пятидесяти выросло до сотни. Среди них были и несколько членов Совета Важных Странных (включая Томбза, чье лицо вывернулось обратно в нормальное состояние). Поскольку они, видимо, больше не были заинтересованы в закрывании петли, советники пытались отстаивать свои полномочия, настаивая на том, что больше не должны приниматься никакие новоприбывшие. Но все смотрели на Ймиин (все-таки это была ее петля), а она даже слышать не желала о том, чтобы отказывать кому-либо, даже если лагерь уже трещал по швам.
Советники разозлились и пригрозили всем наказанием. Люди тоже разозлились и обвинили советников в том, что те солгали, чтобы обманом заставить их идти на войну. Советники показывали пальцами на Томбза, утверждая, что тот действовал самостоятельно (хотя это явно было неправдой), и что его жульничество не было санкционировано советом. Дальше они показывали пальцами на Ймиин и обвиняли ее в посягательстве на их законную власть — нарушение, наказуемое изгнанием в Безжалостную Пустошь. Тут уже все люди встали на ее защиту, бросаясь грязью (а возможно даже чуть-чуть и экскрементами) в советников, и выгнали тех из петли{10}.
В недели, последовавшие за этим, странные смотрели на Ймиин как на лидера. В добавление к тому, что она следила, чтобы петля продолжала переустанавливаться, ее звали, чтобы разрешать личные споры; ее голос был решающим, когда они выбирали, какие из множества правил совета следует сохранить, а от каких избавиться; ее просили определить наказание для нарушителей тех правил, что они соблюдали, и так далее и так далее. Она быстро свыклась со своей новой ролью, но и была несколько обескуражена ею. Из всех странных в петле она была самым новым и наименее опытным. Они и полностью человеком-то пробыла только последние полгода! Но ее товарищи рассматривали ее неопытность как благо: она была свежей и свободной от предрассудков, беспристрастной и справедливой, и в ней была какая-то спокойная, величественная мудрость, больше, казалось, идущая от птицы, чем от человека.
Но при всей ее мудрости Ймиин не могла разрешить их самую большую проблему — как сотня с лишним странных людей смогут жить на участке, в котором было всего лишь три сотни футов от края до края. После установки петлю можно было заставить вместить больше времени, но не больше пространства, а Ймиин запетлила только их маленький лагерь с несколькими дюжинами палаток. У них было мало еды, и хотя ее запасы каждый день возобновлялись вместе с переустановкой петли, ее все равно никогда не хватало, чтобы накормить их всех. (Снаружи петли началась суровая зима, так что им мало что удавалось добыть охотой или собирательством. У них было больше шансов найти бродячую шайку нормальных, чем еду, поскольку нормальные стали просто одержимы поисками странных, что исчезли прямо у них перед глазами).
Однажды ночью, когда они сидели у окруженного людьми костра, Ймиин обсудила это с Энглбертом.
— Что нам делать? — сказала она. — Если мы останемся здесь, то будем голодать, а если выйдем, нас выследят.
Энглберт снял свою голову и положил на колени, чтобы можно было чесать ее обеими руками, что он делал, когда усердно думал.
— А ты могла бы сделать петлю побольше где-нибудь в другом месте, где будет много еды? — спросил он. — Если мы будем осторожны и постараемся остаться незамеченными, мы все сможем переехать.
— Возможно, когда погода потеплеет. Мы, скорее всего, замерзнем насмерть в любой новой петле, что я сделаю.
— Тогда подождем, — сказал он. — Нам просто нужно немного поголодать, пока не наступит оттепель.
— А потом что? — сказала она. — Прибудет еще больше нуждающихся странных, и скоро мы переполним и ту новую петлю. Мы достигнем предела. Я уже не смогу справиться с такой огромной ответственностью.
Энглберт вздохнул и почесал свою голову: