В-третьих, термин «Постдипломатия» использовался в качестве синонима идеи «Конца дипломатии» (англ. End of Diplomacy), предложенной Полом Шарпом и Джо Кларком в 1997 году[129] в качестве провокационной фразы, описывающей то, как принцип «Территориальности» (англ. Territoriality)[130] утратил свою силу на международной арене. Появление новых участников международных отношений в середине XX века снизило и смягчило значение границ, суверенитета и отношений между центральными правительствами, нецентральными правительствами и другими «негосударственными» участниками.[131] В первую очередь эти новые участники заняли политическое пространство, ранее находившееся во власти таких дипломатических институтов, как министерство иностранных дел или посольство; и в своей дипломатической деятельности нередко на международной арене достигали той же политической значимости, что и государства. По словам Мануэля Дюрана,[132] данная тенденция свидетельствует о трансформации, адаптации и изменениях в международных отношениях. Более того, она привела к изменению восприятия «международного пространства и времени», поскольку мировая политика всячески старается проложить «Посттерриториальный» (англ. Post-Territorial) дипломатический путь[133] без границ.[134] Таким образом, дипломатическая деятельность также не осталась незатронутой, так как достаточная часть ее бюрократических структур строится по принципу «территориальности» как на «фундаменте», на основе которого можно действовать. Поэтому, чтобы сменить концепцию «территориальности» как основополагающего принципа международной политической и социальной жизни, дипломатическим институтам придется потрудиться, чтобы их бюрократические структуры отвечали требованиям нового «пост» сценария, оказавшегося перед ними; а также столкнуться с упадком национального государства[135] или его возможным исчезновением, вероятность которого становится все выше.[136] «Территориальность» и дипломатия уже не обладают той же ценностью, что раньше.[137] Дипломатия перебазировалась на новый «фундамент», более многогранный, с которого принцип «территориальности» был смещен другим, более старым принципом под названием «Детерриториализация» (англ. Deterritorialization). Данный термин был сформулирован французскими философами Жилем Делезом и Феликсом Гваттари в книге «Анти-Эдип» (“L'Anti-Œdipe”) в 1972 году.[138]
Идея детерриториализации предполагает, что принцип «территориальности» теряет свою значимость в государственных и международных политических делах. «Детерриториализация»[139] предполагает разрыв связи между местом событий и историей: «территориальную амнезию, которая ведет к странностям и деструктуризации». Дипломатия в таком случае приобретает новое значение, поскольку традиционные дипломатические методы не могут остаться прежними и должны коренным образом измениться, чтобы работать в «мире без границ»[140] и без послов. Например, Джордж Кеннан[141] считает, что усилия, направленные на изменение сути дипломатии, всего лишь предоставили миру возможность взглянуть на «рассвет» дипломатии «без дипломатов». Тем временем Пол Шарп[142] ответил то же самое, когда его спросили: «А для чего вообще сейчас нужны дипломаты?» Кеннан и Шарп фактически подтвердили, что преобразования внутри дипломатии обходятся недешево, поскольку в процессе изменений некоторые составляющие дипломатии уходят в прошлое и перестают быть востребованными. Их точку зрения поддержали научные сообщества США в конце 90-х годов ХХ века, воодушевленные стремительно возрастающей ролью Интернета как средства массового распространения неправительственных организаций во всем мире. Опасения и тревоги относительно будущего дипломатии впоследствии перестали беспокоить, хотя остались те, кто подозревает, что у дипломатических институтов присутствуют «серьезные проблемы», поскольку долгие годы они основывались на идеях представительства и территориальности, которые на сегодняшний день представляют собой нечто совершенно новое.
В-четвертых, и в продолжение предыдущих рассуждений, термин «постдипломатия» используют, говоря о периоде времени, в который дипломатия, отличавшаяся ведущей ролью национальных государств, сменилась следующим этапом – «постдипломатией», ознаменовавшейся зарождением новых дипломатических взаимосвязей и, как результат, появлением новых участников международных отношений. Первым начал рассматривать проблему с данного ракурса Иньяки Агирре в 1999 году в своей работе «В чем смысл парадипломатии? Исследование между строк в поисках определения» (англ. Making sense of Paradiplomacy? An intertextual enquiry about a concept in search of a definition).[143] В данной работе Агирре заметил, что во второй половине ХХ века нецентральные правительства развернули международную деятельность, которая не только развивалась параллельно с дипломатией государств, к которым они принадлежали, но и продемонстрировала, что традиционные международные отношения претерпели серьезные изменения. На первый взгляд традиционная деятельность нецентральных правительств демонстрировала разрыв исторической линии дипломатии. Дело в том, что на сегодняшний день такие государства, как США, Канада и Испания обязаны вести внешнюю политику на международной арене, в то время как их субъекты и города действуют абсолютно независимо на той же арене, преследуя собственные региональные интересы. Допустим, у штата Техас (США), провинции Квебек (Канада) и Каталонии (Испания) имелись собственные международные интересы, которым они следовали, не согласовав свои действия с министерствами иностранных дел своих стран. Таким образом эти страны сообщали миру, что существует официальная государственная дипломатия и дипломатия регионов, что говорит о двойственности, которая идет вразрез с наиболее ортодоксальными постулатами дипломатии. Поэтому предполагается, что дипломатия перешла на новый уровень, который, по словам Агирре, может называться «постдипломатия». На этом новом уровне была оставлена позади логика традиционной дипломатии, где главными действующими лицами были государства. В соответствии с новой логикой нецентральное правительство развивает собственную дипломатию параллельно со своим государством благодаря необходимости интернационализировать региональную политику и необходимости принять региональную политику других нецентральных правительств, располагающихся в других государствах.[144]
Впоследствии идея Агирре получила развитие в других работах, ведущих разговор также о неправительственных организациях, предприятиях, корпорациях, прочих общественных и частных организациях как о компонентах постдипломатии. Все эти организации успешно прошли путь от национального объединения до международной организации. Они настолько тщательно прорабатывали ход работы, что могли приблизиться по могуществу к политическим элитам и завладеть политическим пространством на международной арене.[145] По словам Александры Виктории Лириано,[146] данные организации действительно завоевали в международной среде политическое пространство, ранее принадлежавшее государствам. Развитие современных электронных средств связи и социальных сетей не только способствовало расширению масштабов глобализации и транснационализации, но также превратило данные организации в активных участников международных отношений. Например, неправительственные организации «БРАК» (англ. BRAC),[147] «Видение мира» (англ. World Vision),[148] «Фонд Билла и Мелинды Гейтс» (англ. Fundación Bill & Melinda Gates), «Оксфам» (англ. Oxfam International)[149] и «Врачи без границ» (фр. Médecins Sans Frontières)[150] являются пятью наиболее крупными и могущественными неправительственными организациями в мире – общее число сотрудников около 182 млн. человек и ежегодный бюджет около 10 млн. долларов. Своего статуса они смогли достичь при помощи доступа к коммуникационным сетям, которые, в свою очередь, позволили им получать взносы и пожертвования со всего мира. Не говоря уже о таких организациях, как «Международное движение Красного Креста и Красного Полумесяца» (англ. International Red Cross and Red Crescent Movement),[151] «Гринпис» (англ. Greenpeace), «Каритас» (англ. Caritas),[152] «Международная амнистия» (англ. Amnesty International),[153] «Всемирный фонд дикой природы» (англ. World Wildlife Fund)[154] и прочих. Все эти организации проложили себе дорогу в международное сообщество и достигли там того же уровня значимости, что и государства Центральной Америки и Центральной Африки, открывшие дипломатические «ворота» в свою страну для установления отношений с организациями и, таким образом, облегчили процедуру получения гуманитарной и благотворительной помощи, которую предлагают все вышеупомянутые организации. В будущем отношения между государствами и неправительственными организациями также демонстрировали другое значительное изменение в традиционной дипломатической модели. Их бюрократические структуры нуждались в регулярном обновлении для того, чтобы взаимодействовать с неправительственными организациями. Таким образом они пытались преодолеть многочисленные барьеры экономических и политических реалий, возникавших снова и снова.[155] Впоследствии идею Агирре расширили гиперглобалисты (англ. Hyper-Globalists), заявившие, что в будущем политическая карта мира будет состоять из «городов-государств» с прилегающими к ним зонами влияния и собственными методами международного взаимодействия. По словам Кэнъити Омаэ,[156] многие города превратятся в центры новой мировой экономики. Например, в городах регионов на юго-востоке Китая, на территории Гонконга и в районе Барселона-Перпиньян уже разработали собственные торговые точки обмена продуктами с соседними городами и странами, не информируя об этом центральные правительства.[157] Такое поведение следует логике «постдипломатии», о которой не раз говорил Агирре.
В-пятых, термин «постдипломатия» связывают с идеями Джеймса Бейкера о современном участии граждан и общественных организаций в международных делах своего государства. По словам Бейкера, участие граждан в процессе принятия решений, связанных с ведением внешней политики таких стран, как США, означает зарождение нового этапа в истории дипломатии. Новые отношения между государством и гражданином снижают роль дипломатов на международной арене. Они остаются теперь на втором плане и могут лишь наблюдать за развитием событий вместо того, чтобы быть их инициаторами. Инициативы граждан в международной политике наряду с их предложениями и критикой могут повлиять на строительство мира и международное сотрудничество в той же степени, что и деятельность дипломатического корпуса. Для Бейкера эти обстоятельства также символизируют «конец дипломатии»,[158] поскольку внешняя политика государства и дипломатических институтов оказалась несоответствующей инициативам граждан и организаций, вмешивающихся в международные отношения. Более того, Бейкер подтвердил, что учет общественного мнения в процессе принятия внешнеполитических решений становился настоящим вызовом для министерств иностранных дел, традиционно обеспечивающих преемственность прежней структуры «top down» (сверху вниз), для убеждения публики. Бейкер считает, что «top down» на сегодняшний день уже неактуален, поскольку, помимо прочего, политические элиты, контролирующие центральное правительство, осознали то, насколько важно поддерживать тесную связь с гражданами и позволять им участвовать в обсуждениях, влияющих на дальнейшее развитие внешней политики: «Сегодня не важно, чтобы вас боялись, вас должны любить».[159] По его мнению, политические элиты открыли для граждан каналы связи и тем самым укрепили собственные позиции в решении международных вопросов и обеспечения статуса-кво национальной политической системы. Смена курса политических элит говорит о том, что был нанесен тяжелый удар по секретной дипломатической деятельности,[160] осуществлявшейся за «закрытыми дверями», которая теперь была выставлена на всеобщее обозрение благодаря тому, что гражданское общество приобретает, с каждым разом, все более значимую роль во внешней политике государства.[161] Тем не менее, румынские исследователи Сильвиу Негут и Андреа Гагеа[162] считали иначе. Для них сближение государства с гражданами на уровне международных проблем стало скорее результатом нарастающего недовольства, порожденного образом современной дипломатии. Дело в том, что граждане все больше узнают о международной ситуации посредством электронных средств коммуникации и информации из социальных сетей. Поэтому они воспринимают дипломатию как нечто, не приносящее желаемых результатов в решении международных проблем. В результате гражданское общество сблизилось с государством, чтобы попытаться принять максимальное участие в их решении. Получается, что контроль над дипломатией отныне не принадлежит исключительно политическим элитам, контролирующим центральное правительство. Дипломатия теперь находится под значительным влиянием гражданского общества. А это означает, что дипломатия переходит на новый уровень своего развития, отличающийся значительным участием населения.
И, наконец, шестой вариант употребления термина «постдипломатия» служит для описания исторических процессов, связанных с физическим исчезновением посольств и консульств в результате развития современных технологий. С точки зрения административного права многие административные функции посольств и консульств, установленные еще Венской конвенцией по правам дипломатов и консулов, теперь уже не актуальны. Некоторые также считают, что постоянное содержание дипломатического представительства на территории иностранного государства является лишней тратой государственного бюджета. Те же самые функции могут осуществляться через Интернет и другие средства связи. Поэтому в последнее время различные государства стремятся закрыть, переместить, объединить свои посольства, консульства и другие дипломатические службы, чтобы оптимизировать их работу, избежав излишних затрат и сохранив значительную долю ресурсов. В то же время, начиная с 90-х годов XX века, государства решают воспользоваться технологическими разработками для того, чтобы перенести часть своей повседневной деятельности в виртуальное пространство. Такой шаг объясняется тем, что с этого момента взаимосвязь между людьми посредством электронных средств коммуникации стала получать широкое распространение по всему миру и превратилась в неизменную составляющую нового стиля жизни,[163] а также предоставила возможности для национального развития, осуществления власти и укрепления мира. В качестве примера можно привести Эквадор – страну, которая в период с 2006 по 2014 гг. сократила число своих посольств и консульств, задействовав в консульской службе систему коммуникаций через Интернет. На протяжении этого периода Эквадор закрыл 9 посольств, 43 генеральных консульства, 8 простых консульств, 13 консульских служб и 10 консульских отделов. Похожая ситуация сложилась и в Мексике в 2002 году, когда были закрыты мексиканские посольства в Саудовской Аравии и Норвегии, что произошло на глазах «Организации экономического сотрудничества и развития» (ОЭСР) и продемонстрировало кризис дипломатических отношений. В 2012 году Испания в целях экономии закрыла свои посольства в Йемене и Зимбабве и заменила их делегациями ЕС, при этом закрыв три консульства. И, наконец, в 2013 году Канада закрыла четыре консульства в отдаленных городах США, а также визовый центр в Сеуле и посольство в Венесуэле, которое было перенесено в Мексику.
Стоит отметить, что во всех вышеописанных ситуациях сильнее всего снизилась роль консульств, поскольку, в действительности, большая часть консульской деятельности может осуществляться через Интернет и почту, причем с большим удобством для граждан. Случаи протекции и содействия гражданам за пределами страны, такие как выдача документов, виз, паспортов, актов гражданской регистрации, аттестация, легализация и установление подлинности документов государственных и международных организаций, международный апостиль, вопросы домашнего имущества, депортация граждан, национализация, выплата пенсий, предоставление общих и особых полномочий, составление завещаний, установление родства между детьми и родителями, предоставление виз для перевозки тела и многие другие процедуры могут осуществляться через Интернет при помощи «виртуальных офисов», «микропосольств» или «виртуальных посольств».[164] Поэтому такая страна, как Эквадор, была заинтересована в создании «виртуального консульства», которое бы предоставляло гражданам своей страны, находящимся за границей, множество консульских услуг через Интернет и электронную систему, которая бы сломала иерархическую структуру и устранила посредников. Однако благодаря данным нововведениям в традиционную консульскую практику, Николас Терос[165] считает, что «виртуальные офисы» вовсе не должны ослабить традиционную деятельность консульств и посольств. Они должны скорее расцениваться как информационные каналы и приложение к административной дипломатической деятельности, поскольку несмотря ни на что, они не способны заменить «живую дипломатию переговоров».[166]
Важно упомянуть, что взаимосвязь между развитием коммуникационных технологий и дипломатической деятельностью была впервые отмечена Джеймсом Дер Дерианом в 1987 году в концепции «Технодипломатии» (англ. Techno-Diplomacy).[167] Дер Дериан признал, что развитие глобальной коммуникации повлияло на деятельность дипломатических служб и административных процедур.[168] Данная идея также получила распространение как «Медиадипломатия» (англ. Media-Diplomacy) Гэри Раунслея[169] и «Цифровая дипломатия» (англ. Digital Diplomacy) Рэймонда Коэна.[170] Тем не менее, следует заметить, что концепции Дер Дериана, Раунслея и Коэна отличаются от феномена «е-Дипломатии» (англ. e-Diplomacy) или «Электронной дипломатии», поскольку последняя никак не отражает административный и бюрократический характер дипломатии. Термин «е-Дипломатия» появился в 2002 году. В этом году Департамент США опубликовал серию документов, относящихся к «идейной лаборатории» под названием «Целевая группа электронной дипломатии» (англ. Task Force on e-Diplomacy), где участники лаборатории поделились своим дипломатическим опытом и особенностями работы на основе взаимодействия с гражданами посредством Интернета. С тех пор данный термин использовался многократно для определения (в широком смысле) всех феноменов, связывающих в себе дипломатию, интернет и гражданское участие. Однако со временем к данному понятию примкнули такие идеи, как «Кибердипломатия» (англ. Cyber-Diplomacy), «Дипломатия 2.0» (англ. Diplomacy 2.0), «Виртуальная дипломатия» (англ. Virtual Diplomacy), «Онлайн дипломатия» (англ. Online Diplomacy), «Технологическая дипломатия» (англ. Technology-Driven Diplomacy) и «Сетевая дипломатия» (англ. Network Diplomacy), которые завершили панораму идей.[171] На сегодняшний день в международном сообществе электронная дипломатия воспринимается как последующий этап публичной дипломатии,[172] на котором новые коммуникационные технологии предоставляют новые возможности для взаимодействия с широкой публикой, использования новых методов и системы взаимозависимости, способствующей формированию многополярного мира.[173] В последние годы такие социальные сети, как Твиттер (англ. Twitter), Фейсбук (англ. Facebook.com) и Ютуб (англ. Youtube.com) все чаще привлекают внимание мировых научных сообществ в связи с их возрастающей ролью в ведении дипломатии. Сегодня уже существует документальное подтверждение их дипломатического применения, которое отражается в таких терминах, как «Твитпломатия», «Дипломатия на Фейсбуке» и «Дипломатия на Ютубе», получивших свое распространение с развитием публичной дипломатии в США и началом применения понятия политики «мягкой силы». Социальные сети создали благоприятную среду для общественного диалога, который, в свою очередь, коренным образом влияет на внешний облик правительства.[174]