Итак – минимизация “общего котла” при неизбежных кастовых привилегиях “нужным” тоталитаризму специалистам. Эта закономерность осуществляется в виде строжайшего контроля за средним уровнем доходов и в виде разветвлённейшей системы привилегий и льгот отдельным категориям. Уравнительность как средство минимизации “общего котла” и привилегия как средство отличия, стимулирования верноподданничества – таковы механизмы минимизации необходимого продукта в казарменном псевдосоциализме. Следует обратить внимание, что обывательское сознание (особенно рабское, политически дезактивированное сознание) воспринимает и уравнительность, и привилегии как справедливость. Даже в обстановке кризиса тоталитарной системы, когда привилегии правящих каст стали известны народу и подверглись порицанию, борьба за отмену этих привилегий ведётся ради передачи средств нижестоящим кастам в форме…привилегий и льгот. Особенно активно претендуют на привилегии исполнители “интернационального долга”, другие военнослужащие, крестьяне разоренных областей, многодетные хлопкоробы, “женский класс” и многие другие. Так что борьба идёт не против системы привилегий, а за её модернизацию в духе уравнивания.
Усреднение пая (контроль за средним уровнем пая) – фундаментальный метод распределения казарменно-“социалистического” типа. Его суть четко прослеживается во всех классических способах тоталитарного государственного контроля за распределением благ. Это, к примеру, государственный контроль за соотношением роста средней заработной платы и роста производительности труда; контроль за соответствием средней зарплаты по категориям работников средней величине в “вилке” окладов по категориям; норматив перевыполнения норм выработки по министерству; нормативная доля заработка в цене продукции или в чистой продукции, это тысячи иных способов. Их принципиальное свойство – не допускать относительного роста “общего котла”, погашать дифференциацию, останавливать уходящих вперед в работе и в заработке равнением на среднемассовую величину. В отличие от этого при социализме демократический государственный и общественный контроль за мерой труда и мерой оплаты откроет простор для соревнования, лидерства, защитит равенство оплаты за равные и неравенство оплаты за неравные трудовые усилия. В казарменном же обществе тотальный контроль за распределением благ играет роль мощного пресса минимизации необходимого продукта, а вовсе не защиты права на заработок по труду. Как и другие права, право на труд и оплату по труду в казарменном обществе декларировано, но реализуется не иначе, как с санкции того или иного реально управляющего органа.
Может показаться, что усреднение пая и привилегии – противоречащие друг другу начала, что в казарменном “социализме” нет внутреннего органического единства. Ничуть не бывало. Усреднение пая – генеральный метод. Но на первых стадиях развития казарменного псевдосоциализма всё ещё не изжиты индивидуальные и групповые материальные интересы, люди и трудовые коллективы всё ещё не до конца понимают, что работать на благо общества (так называют здесь интересы тоталитарного государства и его истинных хозяев) надо исходя не из расчёта на вознаграждение за свои усилия и результаты, а из понимания полезности твоей деятельности для общего дела, для народа, для счастья будущих поколений. Эту недостаточную продвинутость людей и трудовых коллективов в понимании высшего смысла тоталитарного прогресса (он трактуется как их коренной интерес) приходится так или иначе компенсировать привилегиями в оплате и других формах доходов. При этом, если привилегия касается не отдельного лица, не уникального специалиста, то следует выдавать равные привилегии всей категории привилегированных по тем или иным соображениям. Усреднение пая присутствует и здесь, хотя средние размеры пая различаются для каждой из категорий. Такова уж диалектика казармы: не имея возможности сразу выровнять весь строй, она выравнивает его повзводно. Но идеал “выровнять” всех остаётся всё же как генеральная закономерность, как перспектива. Прогресс в этом выравнивании описывается наукой в терминах социализма как нарастание социальной однородности, как укрепление социальной справедливости, как движение к социальному равенству. Какие стрессы ещё ожидают ученых, способных увидеть интерпретируемые ими так процессы в истинном свете!
Ещё одна, и притом крайне важная составная часть механизма распределительной политики тоталитарного государства – сочленение в механизме формирования доходов населения привычного, сулёного и добавляемого. Это три стадии существования “положенного”, то есть отпущенного тоталитарным государством народу. Расчленённость “положенного” на указанные три состояния глубоко закономерно для казарменного псевдосоциализма. Такова реальная динамика воспроизведения “положенного” и реальная основа системы мотиваций и важных черт образа жизни казарменного псевдосоциализма.
Начнём с привычного. Тоталитарное государство целенаправленно формирует политически пассивное, послушное, преданное себе население. Такое население фактически лишено способности адекватно оценивать свое истинное социальное положение. Круг интересов и социально значимых действий предельно ограничивается. Свобода, разносторонность, полнота жизнедеятельности, самодеятельность и самореализация в общественно полезных делах уходят из числа существенно важных составных частей критерия благосостояния. Всё сводится к ограниченному набору “положенного”, заданного тоталитарным государством. Такое подавленное состояние народного интереса – не только цель тоталитарного государства, но одновременно и параметр социальной системы, требующей от государства своего неукоснительного воспроизведения. Тоталитарное государство, если оно желает сохранения казарменного строя, вынуждено действовать однозначно заданным образом во имя сохранения подавленности и суженности народного интереса. Эта однозначность – в стабильности достигнутого положения, в его неухудшаемости.
Таков объективный закон, допускающий, конечно, временные подпорки при своём нарушении. Так, многое можно списать на временные трудности (они разнообразны, их перечень зависит от изобретательности пропагандистского аппарата при данной степени засекреченности истинного положения дел). Но временные ухудшения не должны превращаться в постоянные для большинства, в противном случае даже у пассивной массы могут возникать недовольства и политические суждения. В этих случаях единственно действенный компенсатор – страх. Однако повышение уровня страха – шаг к бесстрашию, то есть к восстанию, к возрождению народа. Вот почему ухудшения, по логике казармы, должны быть временными и, желательно, компенсируемыми. Только при этом условии система может быть долговечной. Один из законов, обеспечивающих её долговечность, – неухудшаемость достигнутого положения по крайней мере большинства населения. Главная его формула такова: “То, что положено однажды, не должно быть отнято никогда”. Во всяком случае, при безупречном поведении и соблюдении норм жизни и работы, устанавливаемых тоталитарным государством.
Стабилизация достигнутых условий получения доходов оказывается практической формой согласования интересов тоталитарного государства и его граждан. При этом важно помнить, что гражданские права (если таким термином можно описывать бесправное положение обитателей казарменного общества) остаются лишь у послушной части населения, не помышляющей не то что о сопротивлении тоталитарному строю, но даже о диалоге с ним. Для такого населения стабильные условия получения дохода – это фундамент “уверенности в завтрашнем дне”, то есть уверенности в неухудшении положения назавтра. Для тоталитарного же государства стабилизация достигнутых условий выдачи доходов есть гарантия социальной устойчивости режима (социального спокойствия) и одновременно с этим средство удержания доходов на минимальном уровне. Прирастание эффекта от хозяйственной деятельности оказывается целиком в распоряжении государства, если условия получения доходов не имеют связи с ростом эффективности.
Однако потребность стимулировать более высокую производительность всё же заставляет тоталитарное государство идти па увязку доходов с ростом производительности труда. Эта увязка в форме пресловутого контроля за соотношением роста производительности труда и роста средней зарплаты издавна поглощает значительную часть усилий специалистов по организации и оплате труда в СССР. Написаны десятки трудов, доказывающих необходимость отставания роста средней зарплаты от роста производительности. И лишь немногие работы доказывают губительный, эксплуататорский характер контроля за этим соотношением, направленным на планомерное понижение доли зарплаты в цене продукции.
При высокой степени эксплуатации и низких реальных доходах не может не возникать проблема улучшения материального положения. Эта проблема и в самом деле постоянно стоит в казарменном обществе. Практика распределительной политики тоталитарного государства породила развитую форму улучшения материального положения, решающую сразу две задачи: минимизировать прирост реальных доходов и максимально оттягивать фактическое улучшение. Делается это так.
Остро назревшее мероприятие по улучшению материального положения сперва громко и торжественно провозглашается как новая забота партии и правительства о благе народа. Появляются так называемые “объявленные мероприятия”, существо которых – посул, то есть такое обещание, сроки выполнения и содержание которого весьма неопределенны. Именно о такого рода обещаниях русские говорят: “Сулёного три года ждут” и “Сулиха недахе родная сестра”. От объявления о предстоящем улучшении до реального действия проходит некоторое время, и это время работает на государство. Это ресурс минимизации уровня жизни.
Мероприятие по улучшению условий получения доходов протекает и форме добавления к “положенному”, обставляется как получаемая человеком непосредственно из рук государства добавка. Само собой разумеется, что такая процедура приращения доходов (номинальных или реальных) не предполагает какого-либо сопоставления прибавки с достигнутым ростом эффективности производства в обществе в целом. Государство в этом отношении остается бесконтрольным. Работает не механизм присвоения народом части эффекта от его же усилий, а механизм возбуждения, а затем и удовлетворения ожиданий подачки от государства.
Социальная психология общества, в котором тоталитарное государство монополизировало право на распределение эффекта воспроизводства и субъективно определяет, кому и сколько “положено”, формируется как рабская, холопская психология. Её иной раз весьма неточно называют иждивенческой. Со стороны тоталитарного государства, со стороны правящей в нём касты рабская психология и впрямь выглядит как иждивенческая. Ибо правящая каста не признаёт за трудящимися права на результаты их труда. Право на эти результаты правящая каста (номенклатура) присваивает. Вот почему не то что претензии, а только лишь надежды и ожидания улучшений номенклатура воспринимает как попрошайничество, иждивенчество. Если на те же вещи смотреть не с позиций номенклатуры, а с позиций революционной идеологии пролетариата, то социальная психология трудящихся, смирившихся с казарменным “социализмом”, это психология раба. Увы, это так.
Варианты демонтажа казарменных распределительных отношенийКонсервативные тенденции в условиях перехода от тоталитарного режима к демократическому строю выражает и защищает, как это ни покажется парадоксальным, трудовая масса. Приученная к ценностям тоталитаризма, привыкшая к формам казарменно-“социалистического” распределения трудовая масса оказывается в положении крепостных, почувствовавших слабость барской власти. Начинается борьба за более выгодные условия эксплуатации, но вопрос о смене формы эксплуатации, а тем более о ликвидации эксплуатации не ставится. То есть характер системы распределения не ставится под сомнение трудовой массой и тем самым как бы консервируется, тогда как размеры доходов считается важным увеличить. Такая направленность чаяний трудящейся массы порождает диковинные формы функционирования прежней системы, суть которых – идти вразнос. Когда ослабла подавляющая сила, оказался вынутым стержень старой тоталитарной системы, а потому дело быстро пошло к распаду. Укажем ряд новых явлений, свидетельствующих об этом.
Прежние ценности – быть преданным вышестоящему руководителю и считать справедливым то, что “положено”, – не кажутся само собой разумеющимися в условиях демократизации. Если выдвигаются и укрепляются новые, демократические ориентиры, то вакуума может не создаваться. Но в условиях СССР новые ценности не возникли как социалистические, демократические. Напротив, слишком долго старые тоталитарные порядки защищаются как социалистические. Из-за этого народ стал воспринимать борьбу с антинародным, тоталитарным как борьбу с социалистическим. Путь для любых несоциалистических ценностей оказался освобожденным.
Привычка к тому, что руководство определяет уровень дохода и что именно у руководства надо просить, от него ожидать повышения дохода, в переходных условиях выливается в эскалацию требований к правительству о повышении доходов. Правительство, не имея стратегии и даже не очень-то ориентируясь в существе складывающихся тенденций, уступает, а иной раз и использует повышение доходов для поддержания хоть какой-то популярности. Всё активнее действуют явочные способы выхода из-под правительственного контроля за ростом общих объёмов потребления. Словом, никакой явной увязки роста доходов с какими-либо воспроизводственными (полезными) показателями не наблюдается. Свойственная тоталитаризму разорванность движения необходимого продукта и народнохозяйственного эффекта сохраняется, но при отсутствии прежнего подавления народа оборачивается стихийным ростом доходов, открытой схваткой народа и правительства за уровень реальных доходов.
Трудовая масса настойчиво воюет за перераспределение в свою пользу привилегий и льгот, активно препятствует введению более цивилизованных экономических форм хозяйствования. Сама она на первых порах перестройки не овладела какими-либо созидательными программами, не выставила их в качестве программ демократических партий или движений (исключение составляют Прибалтика с её программами народно-освободительных движений, а с 1990 г. – ещё и Конфедерация труда). Масса сопротивляется всему, что идёт “сверху”, от правительства и руководства, считающихся преемниками тоталитаризма. Отсюда и консерватизм массы в тех случаях, когда руководство начинает осуществлять модернизацию.
Масса будет реакционно-консервативной до тех пор, пока её будут удерживать в положении политически слепой, неорганизованной. Положение быстро изменится, когда станут создаваться массовые политические партии и движения. Масса расчленится на конкретные движения, а в перспективе – на классы. Их программы будут включать в себя созидательные цели, средства, формы действия, в том числе и в сфере демонтирования тоталитарного распределения и становления иных способов формирования и реализации доходов.
Что касается реформаторских попыток преобразовать отношения распределения, то они имеют большой диапазон. На первых порах перехода от тоталитаризма к демократии этот диапазон мало заметен, так как все обещаемые реформы укладываются в формулу отхода от крайностей тоталитаризма в области распределения. Гласность высвечивает низкий общий уровень, обездоленность некоторых категорий и слоёв населения, незащищённость их от роста цен. Гласность называет некоторые экономические процессы своими именами: инфляция, привилегии власть имущих, бюджетный дефицит, скрытое повышение цен, теневой капитал и т. п. Соответственно этому формируется и либерально-реформистская программа действий: повышение заработков, пенсий, стипендий, индексация доходов, отмена привилегий правящей элиты, контроль за ценами, борьба со спекуляцией и т. д.
По мере продвижения в сторону модернизации или даже частичного демонтажа тоталитарного режима обозначаются и всё более вырисовываются два потока либерально-реформистской идеологии в области распределения. Один – рассчитанный на становление частнопредпринимательского хозяйства, другой – рассчитанный на самоуправление трудящихся в хозяйстве и народовластие в обществе. Проблемы ответственности за хозяйственный риск и социальной защищённости прав на труд и доход неизбежно находятся в центре внимания.