Поэтому нет ничего удивительного в том, что иные народы, далекие от христианской культуры или даже христианские, но не слишком спешившие ступать на «столбовую дорогу цивилизации», предложенную протестантизмом и эпохой Просвещения, рассматривались «продвинутым» Западом в целом как народы заведомо отверженные Богом и, следовательно, недостойные его Царства Небесного. Соответственно, в представлениях протестантов-эмигрантов о задачах своей цивилизаторской миссии в новых землях, такие народы, смотря по обстоятельствам, могли были быть запросто лишены не только Царства Небесного, но и Царства Земного, причем без особого ущерба для глобальной либеральной идеи неотвратимости общего прогресса человечества. Убедившись, например, в тщетности многих попыток обратить свободолюбивых индейцев в рабов, христиане Дикого Запада принялись их планомерно и методично истреблять, поскольку с точки зрения протестантской этики они были бесполезны и даже вредны для полезного процесса освоения новых земель. «Дикари» встали преградой на пути несомненного прогресса, в его либеральном понимании, и поэтому должны были быть устранены любым способом. Эта важная либеральная установка – устранение любой ценой оков прогресса и всевозможных других помех на пути развития западной цивилизации, в практике либерализма будет играть все нарастающую роль. Многие неудачные попытки миссионеров обратить индейцев в правоверных христиан только подтверждали неспособность «дикарей» следовать примеру «цивилизованных народов». Таким образом, Запад, озаренный светом эпохи Просвещения и либеральными идеями прогресса, решительно поделил все народы мира на прогрессивные, исторические и прочие – реакционные, варварские, неисторические. Он самочинно присвоил себе роль луча света в темном царстве, автоматически причислив к «темным» все те народы, которые избегали всевозможных перестроек и революций и оставались верны своим вековым устоям и традициям.
Русский народ, например, самые передовые европейские умы XIX века, среди прочих и Маркс с Энгельсом, относили к неисторическим, темным, реакционным народам.
1.2.2. Знание – сила, или «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй»
В непрерывной борьбе с традиционализмом за господство над народами мира, либерализм неустанно демонстрировал удивительные способности к изменчивости и многообразию своих форм, являя миру высочайшую степень изобретательности по части приспособленчества к текущей обстановке и окружающей политической среде. Почти всякое значительное новейшее научное открытие, или даже просто гипотеза, тут же находили свое отражение в новых направлениях развития либерализма, создававшихся по горячим следам научных достижений. В результате уже в XIX веке появилось множество форм и течений либерализма. Вот далеко не полный перечень либеральных течений: классический либерализм, политический либерализм, экономический либерализм, культурный либерализм, социальный либерализм и т. д. Несмотря на общность конечной цели – достижение свободы и счастья каждым индивидом, между некоторыми видами либерализма имелись радикальные противоречия в способах достижения этой цели. Так, например, экономические либералы, исходя из «научно доказанного» положения, что экономические законы, как и законы природы, действуют объективно («спонтанный порядок», «невидимая рука»), считали недопустимым вмешательство власти в регулирование социально-экономических процессов, происходящих в обществе, они ограничивали роль государства вопросами обороны и судопроизводства. Социальные либералы же, напротив, выступали за системно организованную властью социальную защиту населения от голода, холода, болезней. Они считали, что именно поддержка государством систем здравоохранения, образования, науки, и культуры гарантирует наличие равных стартовых условий для успешной конкурентной борьбы – либерального символа процветания любого народа и, соответственно, составляющих его личностей.
Постепенно сложился и закрепился сам процесс конструирования новых либеральных идей и построения на их основе новых идеологических и политических течений. Он был не таким простым, как это может показаться на первый взгляд. Создатели новых социально-политических направлений и мировоззренческих позиций очень избирательно подходили и к прежним, и к новейшим научным открытиям. Они, как правило, отказывались заимствовать вновь появившуюся теорию или гипотезу целиком, без изъятий, а искусно препарировали ее, придирчиво выбирая нужные фрагменты. Остальное, без сожаления, выбрасывалось за ненадобностью. Этот метод синтеза новых либеральных течений наглядно иллюстрируется примером дальнейшего развития упомянутого выше социального либерализма.
В середине XIX века, оперативно отреагировав на новейшие достижения естествознания и философии, в частности на работы немецкого философа Людвига Фейербаха, социальный либерализм произвел на свет новые направления собственного развития, которые сделали решительный шаг от деизма Просвещения к атеизму и далее, без задержки к материализму.
«Тогда появилось сочинение Фейербаха “Сущность христианства” <…>, снова и без обиняков провозгласив торжество материализма. Природа существует независимо от какой бы то ни было философии. Она есть та основа, на которой выросли мы, люди, сами продукты природы. Вне природы и человека нет ничего, и высшие существа, созданные нашей религиозной фантазией, это – лишь фантастические отражения нашей собственной сущности. <…> Надо было пережить освободительное действие этой книги, чтобы составить себе представление об этом. Воодушевление было всеобщим: все мы стали сразу фейербахианцами. С каким энтузиазмом приветствовал Маркс новое воззрение и как сильно повлияло оно на него, несмотря на все критические оговорки, можно представить себе, прочитав “Святое семейство”».
В работе Фейербаха, приведшей в крайний восторг основателей коммунистической идеологии, Маркс и Энгельс признавали только материалистическую составляющую. От Фейербаха-идеалиста, предлагавшего существующую религию заменить новой, «разумной» религией любви к ближнему, они просто отмахнулись.
Примечание. Практически та же история, еще при жизни, случилась и с самим Марксом. Ознакомившись с высказываниями своих французских последователей, он писал Энгельсу: «Если они так толкуют мои произведения, то я не марксист! Избавь меня Бог от таких марксистов!».
Особое место в бурном развитии многочисленных новообразованных течений либерализма заняла дарвинская теория о происхождении видов.
Сама идея эволюции, трансформации одних видов живой природы в другие была не новой. Она разрабатывалась еще философами Античности, начиная с Демокрита. Эпоха Просвещения с ее свежеиспеченным строго научным подходом к получению новых знаний и проверки старых, создала благоприятную почву для появления ряда новых эволюционных гипотез и теорий, пытавшихся научным методом объяснить многообразие форм животного и растительного мира. К одной из таких теорий принадлежала теория трансформации Ламарка. Она исходила из предположений об общем стремлении живой природы к прогрессу и о наследовании последующими поколениями приобретенных, благоприятных для развития вида изменений. Однако каких-либо фактических доказательств своей теории Ламарку привести не удалось. Существенное отличие эволюционной теории Дарвина от теории Ламарка состояло в том, что по Дарвину процесс изменения вида происходил случайным образом, на основе случайных мутаций организма. В дальнейшем это изменение, если оно позволяло лучше приспособиться к среде обитания, создавало определенные преимущества изменившегося организма перед неизменившимися. В условиях непрерывно ведущейся борьбы за существование, такое изменение являлось решающим фактором, обеспечивающим «изменившимся» организмам победу над «неизменившимися». Результатом борьбы за существование был позитивный естественный отбор, в котором только у удачно и своевременно менявшихся организмов оставались шансы на выживание и производство следующих поколений; не приспособившиеся, инертные организмы обрекались естественным отбором на гибель. Однако и у теории Дарвина фактические доказательства ее справедливости также совершенно отсутствовали.
Обычным методом проверки научных теорий – прямым экспериментом обе теории до сегодняшнего дня подтверждены не были, но почему-то судьба теории Дарвина разительно отличается от полузабытой теории Ламарка. В чем же тут дело?
Теория Дарвина, также как и многие другие эволюционистские теории, вполне могла оставаться вплоть до наших дней одной среди прочих равных теорий происхождения видов и человека. Однако в ней имелось несколько постулатов, которые произвели очень сильное впечатление на просвещенные умы западных либеральных мыслителей и политиков, что обеспечило именно теории Дарвина сокрушительный успех. Либеральная политическая мысль Запада того времени остро нуждалась в естественнонаучных подтверждениях своих политических идей и соответствующих им концепций построения нового общества, основанного на рациональной системе новейшего научного знания. В теории Дарвина востребованными политикой оказались идеи борьбы за существование и естественного отбора как на межвидовом, так и на индивидуальном уровне. Эти обе идеи «научно» подтверждали и оправдывали существующие в человеческом обществе неравенство, несправедливость, конфронтацию и противопоставлялись традиционным коллективистским идеям сотрудничества и взаимопомощи.
«Могут ли расы или виды людей – все равно, какое мы ни изберем название – подавлять и вытеснять друг друга, так, что некоторые, в конце концов, вымрут? Мы увидим, что все эти вопросы, как это совершенно очевидно в большинстве случаев, должны получить утвердительный ответ, в том же смысле, как и для низших животных».
Более того, с либеральной точки зрения, вооруженной новой теорией Дарвина, традиционное представление о божественном происхождении человека и, соответственно, о его высоком предназначении оказывалось полной чушью. Оно сменялось вполне законченной, научно обоснованной теорией о полной случайности его появления на свет, вероятность которой, к тому же, была от начала микроскопически мала. Логическое следствие теории Дарвина сводило великую, чудесную тайну Вселенной – появление Человека – к неожиданному результату нагромождения миллиардов нелепых случайностей. В итоге Человек оказывался не образом и подобием Божьим, а непроизвольным продуктом каких-то хаотичных химических процессов, произведенных Природой с куском глины или с горстью песка. При этом вся его жизнь полностью теряла даже подобие смысла и неизбежно превращалась в непрерывную борьбу за выживание с точно такими же кусками глины только для того, чтобы неизвестно для каких целей сохраниться, выжить и в конечном итоге быть отобранной для дальнейшего бессмысленного существования в своих потомках. По сути дела, это был материализм, доведенный до последней крайности. Тем не менее, он с большим воодушевлением был принят на вооружение идеологами вновь появлявшихся социально-политических теорий.
«Очень значительна работа Дарвина, она годится мне как естественнонаучная основа понимания исторической борьбы классов».
Левые и правые радикальные либералы с радостью откликнулись на теорию Дарвина созданием новой социологической теории, распространявшей законы естественного отбора и борьбы за выживание на человеческое общество. Эта теория получила название «социал-дарвинизм» и сводила проблемы развития человеческого общества, прогресса к бескомпромиссной борьбе «нового» со «старым» в условиях непрерывно действующего естественного отбора, в ходе которого новое и лучше приспособившееся к жизни неотвратимо побеждает, а старое и неизменное фатально обречено на гибель.
Как мы уже отмечали, бурное развитие как гуманитарных, так и естественных наук в XIX веке привело к не менее бурному появлению и развитию новых либеральных идейно-политических течений. Эти течения, как правило, искусно синтезировались политическими идеологами на требу дня из нескольких идеологических направлений и естественнонаучных теорий. Так, например, на основе социал-дарвинизма и расовой теории с ее логическим, торжественно завершающим ее венцом – «сверхчеловеком», возник национал-социализм, завоевавший широкую популярность в Европе в начале XX века.
Таким образом, неустанные теоретические изыскания либеральных идеологов в XIX веке привели к впечатляющим результатам – на белом рыхлом теле либерализма во множестве появлялись и исчезали живые, шевелящиеся, орущие, кричащие и пищащие головки всевозможных видов. Среди прочих появились и четыре новых крупных головы – социал-демократизм, социализм, коммунизм и национал-социализм, из которых, в свою очередь, также принялись расти головки всевозможных форм, размеров и окраски. Нельзя, однако, утверждать, что все то, что произносили или выкрикивали эти головки и головы, мир услышал впервые. Нет, многое из того, что провозглашалось новыми социально-политическими течениями, было известно человечеству и ранее. С античных времен, так или иначе, можно проследить, хотя бы и в самых общих очертаниях, развитие зачатков большинства вновь образованных идеологических направлений, отметить самые значительные этапы их многовекового существования и становления. Но только в XIX веке все эти теории совершили решительный скачок от утопии к науке, послужив фундаментом для образования мощных политических сил – новых политических партий и общественных движений, которые рвались к власти, чтобы теперь на практике опробовать все свои теоретические разработки. Некоторым из этих партий и движений такой прорыв удалось осуществить в наступившем XX веке.
1.2.3. Конец истории
1.2.3.1. Три версии конца истории
На всех этапах своего исторического развития, homo sapiens, раздумывая время от времени над бренностью своего бытия, чаще всего приходил к заключению, что, во-первых, та жизнь, которую он ведет и те условия, которые его окружают, очень далеки от совершенства, а во-вторых, что когда-нибудь в светлом будущем каким-то чудесным образом установится такой порядок вещей, при котором все конфликты, противоречия и несправедливости исчезнут из человеческого общества навсегда, а «все источники общественного богатства польются полным потоком»[4] на головы всех, без исключения, жителей земного шара. Смысл своих невзгод и страданий он находил в том, что в конце долгого и трудного пути человечеством будет обязательно найдена универсальная формула всеобщего, вечно длящегося счастья, которая достойно завершит этот тяжкий путь. Таким образом, наступит логичный конец истории в смысле социально-политического и экономического развития, который оправдает и увековечит все жертвы, понесенные человечеством на пути достижения им идеальной организации общества. Утешившись этим сладким размышлением, далее homo sapiens обычно ронял бессильно голову на грудь и с неизбывной тоской декламировал: «жаль только – жить в эту пору прекрасную уж не придется – ни мне, ни тебе»[5].
Мысль о неизбежности наступления конца истории или конца света была очень популярной среди многих народов и наиболее полно представлялась, как правило, в религиозных учениях. В буддизме, например, конец света завершает определенный цикл развития вселенной, за которым начинается новый. В христианстве же конец света является единственным и окончательным. По христианской традиции история человечества заканчивается навсегда вторым пришествием Христа на землю и Страшным судом, перед которым предстанут все живые и мертвые. Суд решит дальнейшую судьбу каждого жившего и живущего на земле персонально – гореть ли ему в вечном огне за его грехи, совершенные при жизни, или же бесконечно наслаждаться в Царстве Небесном прогулками по райским садам в приятной компании ангелов и святых. Никакого дальнейшего развития человеческой цивилизации не предусматривалось, число родившихся людей за всю историю их существования больше не могло меняться. Праведники, попавшие в рай, искупившие своей богоугодной жизнью грех Адама, должны были вернуться к тому состоянию, в котором пребывал их праотец до момента поедания яблока, предложенного змеем. Древо познания к моменту Страшного суда, по-видимому, должно было быть беспощадно выкорчевано, чтобы не могло повториться печальное событие начала сотворения мира – изгнание из рая Адама и Евы, и история не приняла бы, как в буддизме, циклический характер. Грешникам, непрерывно горевшим в пламени ада, по понятным причинам было и подавно не до вопросов исполнения репродуктивной функции, поэтому вся многострадальная история человечества на этом заканчивалась.