• количество незаконнорожденных на территории США взлетело с 5 до 41 процента{178};
• среди афроамериканцев доля рожденных вне брака – 71 процент, по сравнению с 23 процентами в 1960 году{179};
• доля домохозяйств, где проживают семейные пары с детьми младше восемнадцати лет, резко упала к 2006 году – до 21,6 процента{180};
• с дела «Роу против Уэйда»[43] зафиксировано пятьдесят миллионов абортов;
• с 1960 по 1990 год уровень самоубийств среди подростков вырос втрое. Хотя затем цифра сократилась, по статистике 2006 года самоубийство оставалось третьей основной причиной смерти молодых людей и подростков в возрасте от пятнадцати до двадцати четырех лет, сразу за убийством{181};
• обман в спорте, науке, бизнесе и браке распространяется пандемически;
• с 1960 по 1992 год количество тяжких преступлений – убийств, изнасилований, нападений – взлетело на 550 процентов{182}. Последующий спад связан с выходом поколения бэби-бумеров из возраста преступной активности (шестнадцать – тридцать шесть лет), падением рождаемости и 700-процентным увеличением «населения» тюрем, где сегодня находятся 2,3 миллиона американцев, а еще 5 миллионов состоят на испытательном сроке или получили условно-досрочное освобождение{183}.
«Традиционная Америка умирает», – пишет Джеффри Кунер из Института обновления Америки имени Эдмунда Берка; он приписывает этот исход «индивидуалистическому гедонизму», философии «Плейбоя» и «морали Эм-ти-ви»{184}, доминирующим в Голливуде и в обществе.
«Вместо стремления к новой утопии мы отвергаем традиционную мораль, самолично разливая море страданий. Наша культура огрубела, обесценила значимость и достоинство человеческой жизни. Легализация абортов привела к убийству почти пятидесяти миллионов нерожденных младенцев. Инфекции, передающиеся половым путем, тот же СПИД, обрекли на гибель миллионы людей. Число разводов катастрофическое. Семья никому не нужна. Порнография повсеместна, особенно в Интернете. Повсюду отмечаются рождения вне брака и беременность среди подростков. Наркотики и бандитизм терроризируют наши города – и проникают в тихие пригороды»{185}.
Чтение мрачное, но что здесь грешит против правды?
Культурная деградация и социальное разложение сопровождают друг друга. Так предсказывал Т. С. Элиот, еще восемьдесят лет назад: «Мир пытается экспериментировать, создавая цивилизованную ментальность без христианства. Эксперимент обречен; но мы должны проявить максимум терпения в ожидании провала»{186}.
В своей речи «Значение свободы», произнесенной в 1987 году в Вест-Пойнте, писатель Том Вулф перечислил четыре фазы свободы, которые познала Америка. Во-первых, свобода от внешней тирании, завоеванная в ходе революции. Во-вторых, свобода от аристократической британской системы привилегий и сословий. В-третьих, свобода реализовывать мечты и искать место в жизни, пришедшая после гражданской войны. Четвертая фаза наступила в конце двадцатого века. Это «свобода от религии», то есть свобода от моральных и этических ограничений, предписываемых религией и нравственностью. Социальное разложение – итог четвертой фазы свободы. «На мой взгляд, в этом есть нечто ницшеанское, – сказал Вулф, – ведь мы говорим о стране, которая довела представление о свободе до абсолюта, избавляясь от ограничений рутинных правил»{187}.
Русский писатель Александр Солженицын полагал свободу от религии и моральных ограничений, ею налагаемых, «разрушительной и безответственной», видел в ней извращение идей, в которые верили и за которые сражались отцы-основатели:
«…все права признавались за личностью лишь как за Божьим творением, то есть свобода вручалась личности условно, в предположении ее постоянной религиозной ответственности… Еще 200 лет назад в Америке, да даже и 50 лет назад, казалось невозможным, чтобы человек получил необузданную свободу – просто так, для своих страстей…»{188}
Во времена отцов-основателей президент Йеля Тимоти Дуайт писал: «Без религии мы, возможно, сохраним свободу дикарей, медведей и волков, но не свободу Новой Англии»{189}.
Может ли нация сохранить свободу от религии? Мы скоро это узнаем.
Редактор «Кроникл» Том Пятак отмечает аналогичный упадок в некогда консервативной Великобритании, где сегодня лишь 7 процентов населения посещают церковь по воскресеньям{190}. В своем «Рассуждении о неудобстве уничтожения христиан в Англии» Джонатан Свифт, сатирик восемнадцатого века и англиканской священник, словно предвидел, что социальное разложение неизбежно наступит после гибели христианской веры. Крестьянин Свифта, выслушав доводы против Троицы, «весьма последовательно умозаключил», что «ежели все так, как вы говорите, я смело могу блудить и напиваться, а пастор пускай себе ярится»{191}.
«Моральный крах постхристианской Британии очевиден из статистики, а также из анекдотов, – пишет Пятак. – Доля незаконнорожденных среди белых британцев составляет 46 процентов, это вдвое больше, чем среди американских белых, а уровень преступности в Великобритании выше на 40 процентов». Детский фонд ООН (ЮНИСЕФ) считает Великобританию «наихудшей страной западного мира, в которой может расти ребенок»{192}.
Британские дети раньше и усерднее прочих в Европе подсаживаются на кокаин; вероятность того, что они станут нюхать химикаты, для них вдесятеро выше, чем для греческих детей; они в шесть-семь раз чаще курят марихуану, чем шведские дети. Почти треть британской молодежи в возрасте от 11 до 15 лет признается, что напивалась допьяна по крайней мере дважды{193}.
Теодор Далримпл, автор книги «Не взрыв, но всхлип[44]: политика культуры и упадка», пишет, что «в отсутствие трансцендентной цели материальный достаток… может обернуться скукой, порочностью и саморазрушением»{194}. В Великобритании, добавляет Далримпл, «приватизация морали полностью состоялась, никакой кодекс поведения не является общепринятым, разве что правило «делай, что хочешь, если сможешь улизнуть»; над всем довлеет удовольствие. Нигде в цивилизованном мире цивилизация не превратилась в свою изнанку так быстро, как в Великобритании»{195}.
Роман Энтони Берджесса «Заводной апельсин», антиутопию о будущем Великобритании, Далримпл называет «социально пророческим»{196}. Британский поэт, эссеист и драматург Т. С. Элиот придерживался схожих взглядов. Отвечая на вопрос поэта Стивена Спендера, что ожидает нашу цивилизацию, Элиот сказал: «Междоусобные войны… люди начнут убивать друг друга на улицах»{197}.
Вспоминается наблюдение Эдмунда Берка, английского философа и государственного деятеля восемнадцатого столетия:
«Люди достойны гражданской свободы в точном соответствии с их готовностью накладывать моральные узы на свои собственные спонтанные желания… Общество не может существовать без власти, контролирующей волю и естественные инстинкты, и чем меньше такой власти внутри нас, тем больше ее должно быть извне. Извечным порядком вещей предопределено, что натуры неумеренные не могут быть свободными. Их страсти куют им оковы»{198}.
В своей работе «Изучение религии и культуры» (1933) Кристофер Доусон подчеркивал, что религия – стержень культуры и источник морали. Если этот стержень удалить, общество распадется, а культура умрет, при всем видимом материальном процветании:
«Основным моим убеждением, что господствовало в моем сознании с тех самых пор, как я взялся за перо, было и остается убеждение в том, что общество или культура, утратившие свои духовные корни, являются умирающими, пусть извне они выглядят безусловно процветающими. Следовательно, проблема социального выживания не сводится исключительно к плоскости политики или экономики; это прежде всего религиозная проблема, так как именно в религии обнаруживаются истинные духовные корни общества и индивида»{199}.
Если Доусон прав, стремление дехристианизировать Америку, изгнать христианство с городских площадей, из государственных школ и из публичной жизни, будет культурным и социальным самоубийством нашей страны.
Джорджо Вазари, итальянский художник, архитектор и историк шестнадцатого века, изучавший труды Высокого Возрождения, считал, что общество является органическим и биологическим, что, когда оно минует пору своего расцвета, закат и гибель неизбежны: «…едва деяния человеческие начинают увядать, ничто уже не в силах их спасти, покуда не достигнута нижняя точка»{200}. Одного взгляда на то, что Запад создавал на протяжении веков, и сравнения с тем, что появляется на Западе сегодня, будь то живопись, скульптура, музыка, литература, кино или управление, вполне достаточно, чтобы понять – мы ближе к низшей точке, чем к расцвету.
В опубликованной в «Нью-Йорк таймс» рецензии на биографию Ницше американский ученый Фрэнсис Фукуяма пишет, что важнейшим среди всех вопросов, связанных с Ницше, видится отношение к его политико-культурной программе, «переоценке всех ценностей», каковая должна произойти «вследствие смерти христианства»{201}.
«Признание того, что Бог умер, есть бомба, способная взорвать многое – не только гнетущий традиционализм, но и ценности наподобие сострадания и уважения человеческого достоинства, на которых основана поддержка толерантного либерального политического порядка. Таков ницшеанский тупик, из которого западная философия до сих пор не выбралась»{202}.
Смерть Бога взорвала наше достойное гражданское общество.
Триумф Грамши
Сегодняшнее социальное разложение есть первое следствие коллапса христианства и морального порядка, который оно питало. Это триумф Антонио Грамши и культурной революции 1960-х годов. Пусть насильственное торжество Ленина и Мао оказалось недолговечным, Грамши, итальянский коммунист и теоретик, умерший в 1930 году после нескольких лет в фашистской тюрьме, оказался более дальновидным.
Посетив Россию времен Ленина и Сталина, Грамши увидел, что, хотя большевики сумели полностью присвоить себе власть, они не завоевали сам народ. Последний подчинялся, но ненавидел своих новых правителей и саму систему. Любовь и верность русского народа были отданы не партии или государству, но семье, вере и России-матушке.
Грамши сделал вывод, что христианство «иммунизировало» Запад от коммунизма. Русский народ прожил тысячу лет с христианской верой и культурными традициями, побуждавшими инстинктивно отвергать марксизм как аморальный и непатриотичный и не признавать новый коммунистический порядок, видеть в нем беззаконие, безбожие и зло. Пока христианство не выжжено из души западного человека, заключил Грамши, коммунизму на Западе не укорениться.
Поэтому марксисты должны предпринять «долгий марш через институты» Запада, религиозные, культурные и образовательные, выкорчевывая христианство и его учение о Боге, человеке и нравственности, чтобы родились новые люди, уже не готовые рефлекторно отвергать марксизм. Грамши оказался этаким социальным диагностом, а культурный марксизм, который он проповедовал, победил на Западе, тогда как революции Ленина, Сталина и Мао в конечном итоге провалились на Востоке.
Два тысячелетия христианство создавало и питало иммунную систему западного человека. Когда же иммунная система разрушается, равно в человеке и в обществе, зловредная инфекция проникает в организм и наносит тому непоправимый урон. Никакое сочетание лекарств не способно предотвратить неизбежный финал. Работа «Души переходного периода» социолога из Университета Нотр-Дам Кристиана Смита, как представляется, подтверждает эту точку зрения. Смит анализирует данные опросов Всеамериканского исследования молодежи и религии; Наоми Шефер Райли резюмирует обнаруженные Смитом резкие отличия в социальных перспективах и отношении к религии:
«Религия не только помогает молодым людям сосредоточиться и начать задумываться над вопросами морали; она также обеспечивает положительные социальные последствия. Религиозная молодежь скорее займется благотворительностью, будет участвовать в волонтерских проектах и сотрудничать с социальными учреждениями… Они с меньшей вероятностью будут курить, пить и употреблять наркотики. Для них характерен более поздний возрастной порог первого сексуального контакта; они вряд ли поддадутся депрессии или будут страдать от избыточного веса. Они меньше озабочены материальными благами и чаще сверстников учатся в колледжах»{203}.
Сегодняшняя молодежь, добавляет Райли, составляет «наименее религиозную группу взрослых в Соединенных Штатах». Всего около 20 процентов посещают церковь как минимум раз в неделю{204}. Вдобавок эти молодые люди почти глухи к общественным инициативам и не склонны к порядочности: «Всякое представление об ответственности перед человечеством, всякий трансцендентный вызов, потребность защитить жизнь и достоинство соседа, моральная ответственность за общее благо почти полностью чужды респондентам»{205}.
Смит описывает поколение моральных варваров – «горилл в штанах»[45], цитируя работу К. С. Льюиса «Человек отменяется».
Культурная война без конца
Вторым следствием гибели веры является утрата социального единства, распад нравственности социума – и бесконечная война культур. Ведь всякая культура, как пишет социальный критик и историк Рассел Кирк, проистекает из религиозной веры:
«Каков источник возникновения этого множества человеческих культур? Это культы. Некий культ объединяет людей в поклонении, то есть в попытке наладить контакт с потусторонними силами. Из культовых уз, среди массы верующих, рождается общество»{206}.
Кристофер Доусон также предостерегал, что, если Запад лишится своей христианской веры, его культура окажется фрагментированной, а сама цивилизация распадется:
«Именно религиозный импульс обеспечивает сплоченность культуры и цивилизации. Великие мировые цивилизации мира вовсе не порождали великих религий в качестве своего рода побочного культурного продукта… Великие религии суть основания, на которых зиждятся великие цивилизации. Общество, которое потеряло свою религию, рано или поздно становится обществом, утратившим культуру»{207}.
На протяжении столетий христианство предлагало народам Запада и всего мира общее пространство, единую опору. Это была вера, принимавшая мужчин и женщин всех рас, стран и континентов, всех слоев общества, независимо от происхождения, языка, культуры, цвета кожи или деяний в прошлом. Воздействуя на убеждения, христианство ликвидировало человеческие жертвоприношения в Америке, покончило с трансатлантической работорговлей и заставило индийцев забыть об обряде сати, когда вдова живьем всходила на погребальный костер мужа. Отмена рабства и утверждение гражданских прав – заслуга в том числе христианских священников, которые требовали от паствы жить в соответствии с учением Христа, изложенным в Нагорной проповеди, прежде всего в соответствии с заповедью об отношении к ближним. Христианство – универсальная религия. Его гибель лишает нацию объединяющей системы верований. В отсутствие христианства люди начинают искать социализации в расовой, племенной, партийной и идеологической идентификациях, которые неизбежно разделяют общество.