В Восточном Средиземноморье 200-километровый марш турецких войск по Синайской пустыне через тайную сеть заранее вырытых немецкими инженерами колодцев закончился ночью 3 февраля на берегу Суэцкого канала. На следующее утро 5000 турецких солдат под командованием подполковника Кресса попытались форсировать канал. Они навели три понтонных моста, и шестьдесят солдат успели перейти на западный берег, где их остановили индийские войска при поддержке артиллерийского обстрела с британских боевых кораблей и огня с бронепоезда. Туркам так и не удалось перебросить через канал 20 000 солдат, а немцам после взятия Исмаилии – поднять в Египте восстание против англичан. Погибло 200 турок, более 700 попало в плен.
Рост числа военнопленных привел к тому, что правительства воюющих стран учредили особые отделы, собиравшие информацию, старавшиеся организовать обмен тяжелоранеными и выступавшие против жестокого обращения. Датский наблюдатель, побывавший в трех лагерях Германской империи – в Рулебене, Дёберице и Бурге, – 4 февраля доложил, что лагерь в Бурге «просто ужасен – ненависть к Британии в Германии невообразимая, боюсь, что несчастные пленные из-за этого страдают». Американский дипломат, выступавший наблюдателем от Великобритании, был более сдержан. «Даже ангел небесный не мог бы удовлетворить запросы пленников в Рулебене, – писал он британскому коллеге в ответ на продолжающиеся жалобы, – если только он не откроет ворота и не велит им уйти». Но жалобы продолжались: в Гютерсло пленники были возмущены тем, что им разрешают писать лишь одно письмо и три открытки в месяц. Крикет и театральные представления помогали им скоротать время, но не избавляли от тягот, отчаяния и однообразия тюремного заключения. В Цоссене военнопленных разместили рядом с мусульманами, индусами и темнокожими пленниками, а посреди лагеря «по приказу кайзера» возвели мечеть.
Эти подданные Великобритании, находившиеся в Германии, когда разразилась война, прибывали со всех концов империи. Среди них были моряки с торговых судов, задержанные в германских портах в начале войны, или экипажи кораблей, захваченных во время немецких морских рейдов, в том числе сикхи, чернокожие африканцы и малайцы. Большинство из них содержались в Рулебене, где они были изолированы от всех остальных. За небольшую плату они делали мелкую работу для других узников. Один из них, свободный фотограф Перси Браун, по неосмотрительности пересек границу Германии, выполняя задание заказчика из Голландии. Позднее он описывал «цветные» бараки как «самое счастливое и чистое место в лагере. Темнокожие играли, пели и танцевали. Их жизнь была непрерывным концертом… Уроженцы Вест-Индии и Малайзии играли тихие колыбельные, мягкую, успокаивающую музыку без барабанного боя и резких аккордов. Посреди барака находилась прачечная, где работали пять веселых негров. Они утюжили белье, напевая спиричуэлс. У выхода сапожник под гавайскую гитару исполнял причудливый ритмичный танец, пока полдюжины клиентов терпеливо дожидались своих башмаков».
Русским военнопленным в Германии повезло меньше. Канадский рядовой Мервин Симмонс в Парневинкеле видел, как несколько «изможденных, похожих на скелеты» русских, которых заставляли трудиться по семнадцать часов в день, отказались выходить на тяжелые работы. На следующий день после бунта прибыли немецкие солдаты. Они согнали новых заключенных, а отказавшихся работать русских заставили бежать по кругу. «Через час они умоляли о милосердии и, задыхаясь, со стоном произносили единственное слово, которое знали по-немецки, – «Камерад, о камерад». Они просили и умоляли подгоняющего их старшину на своем языке и получали в ответ лишь уколы штыка. Их головы поникли, языки вывалились, на губах появилась пена, глаза были красными и воспаленными – и вот один из них упал к ногам старшины, который, наклонившись, оттянул ему веко, чтобы проверить, действительно ли он потерял сознание или притворяется. Осмотр подтвердил последнее, и я услышал, как комендант предложил пнуть русского в бок. Старшина сделал это с явным удовольствием, и изнурительная гонка продолжилась».
10 февраля в результате контратаки в Шампани немцы взяли в плен 500 французских солдат. В тот же день на Восточном фронте в ходе одного из бессчетных сражений 10 000 русских были окружены и захвачены возле Ковно (Каунас). Потери были несметные. Четыре дня спустя в Элке в плен попало 5000 человек, на следующей неделе в Августове – еще 70 000. Цифры неслыханные! В то же время Франция в результате военных успехов в Шампани захватила около трех метров немецких окопов и четырех немецких солдат.
Раненые поступали в пункты эвакуации, и, если ранения были серьезные, но поддающиеся лечению, их отправляли в военные госпитали. Военно-санитарные поезда стали обычным явлением в глубоком тылу, далеко за линией фронта. В одном из таких поездов, направлявшемся с Западного фронта в Гавр через Булонь, в субботу 13 февраля сестра К. Луард из службы военно-медицинских сестер имени королевы Александры записала в дневник: «Мы все еще на пути в Гавр! А отправление было во вторник. Эта поездка вновь открыла мне, как много может выдержать безропотный английский солдат. Те, кто может сидеть, едут по восемь человек в купе, одни с больными ногами, другие – с ранеными руками, кто-то с кашлем или ревматизмом и т.?д., но от них не услышишь ни единой жалобы. Слава Богу, что мы сумели высадить в Булони самых тяжелых – пневмония, брюшной тиф и несколько тяжелораненых с винтовками вместо лонгетов, в их числе офицера, с ног до головы обмотанного бинтами. Милый юноша. Когда его переодели в чистую пижаму и выдали чистый, надушенный одеколоном носовой платок, он воскликнул: «Ей-богу, ради этого стоило получить ранение, после смрада павших лошадей, трупов и смерти».
Надежды на эффективность бомбардировок с воздуха не соответствовали реальному положению дел. Непрерывная бомбардировка русскими польских железнодорожных станций, захваченных Германией, не приостановила немецкого наступления. 12 февраля кайзер выразил надежду, что воздушная война против Англии «будет вестись с бешеной энергией». Были намечены цели: военные базы и полевые склады, казармы, склады, где хранились бензин и масло, а также лондонские доки. По специальному распоряжению кайзера запрещалось бомбить королевские дворцы и резиденции. В течение недели три дирижабля вылетели, чтобы выполнить приказ кайзера, но попали в снежную бурю над побережьем Ютландии и потерпели крушение. В марте немецкий дирижабль, летевший к берегам Британии, попал в шторм, который отнес его через Северное море далеко назад, к побережью Бельгии, где его сбила зенитная батарея Ньивпорта.
В то время как кайзер настаивал на необходимости воздушных бомбардировок Британии, в Великобритании завербовали мадемуазель де Брессиньи, французскую беженку, которая решилась вернуться в родной Лилль, чтобы передавать секретную информацию англичанам. После возвращения она жила в монастыре под видом монахини. Необходимое радиооборудование контрабандой доставляли по частям на торговом пароме, ходившем между Фолкстоном и голландским портом Флиссинген. Генератор, необходимый для питания оборудования, издавал сильный шум, поэтому было решено, что получать инструкции она будет по радио, а ответы отправлять голубиной почтой. Так она проработала два месяца, после чего ее задержали. При аресте ей удалось проглотить последнее сообщение. Ее приговорили к пожизненному заключению; она скончалась в тюрьме за два месяца до окончания войны.
15 февраля в казармах Сингапура индийские солдаты подняли мятеж, убив 39 европейцев. Это был первый крупный бунт за время войны. По замыслу зачинщиков, он должен был стать первым шагом к большому восстанию солдат-сикхов против британского владычества в Индии. Немцы подстрекали их к мятежу, надеясь, что Индия созрела для революции, как две недели назад ждали, что в Египте начнется восстание, едва турки пересекут Суэцкий канал. На немецком судне «Бавария», захваченном итальянцами, находилось 500 000 револьверов, 100 000 винтовок и 200 000 ящиков боеприпасов, возможно предназначавшихся повстанцам в Индии. Сикхи, несомненно, ожидали помощи от Германии.
В Сингапуре британцам пришлось казнить зачинщиков. 37 из них были расстреляны. В Индии заговорщиков выдал агент полиции, и главарей арестовали прежде, чем они успели подать сигнал к восстанию. 11 человек повесили. Добровольцев для службы во Франции собирали со всех концов Индостана, и в конце января индийца впервые наградили Крестом Виктории. Позднее, оправдывая участие Индии в войне, Ганди писал: «Если мы могли улучшить свое положение, помогая и сотрудничая с британцами, наш долг состоял в том, чтобы склонить их на свою сторону, в час беды встав в строй рядом с ними»?[67].
В этот «час беды» родилась новая тактика, которая вскоре станет неотъемлемой частью окопной войны. Под траншеями противника выкапывали подземные лазы и в них закладывали заряд, который взрывался перед атакой, убивая, запугивая и приводя в замешательство защитников. 17 февраля британский инженер и член парламента от Консервативной партии Джон Нортон-Гриффитс, убеждая Военное министерство Великобритании создать особые туннельные команды, чтобы перенести войну под окопы, огласил список первых добровольцев. Все они в мирное время были шахтерами, а теперь решились вести раскопки в зоне военных действий. В течение недели первые добровольцы уже были во Франции. Они впервые почувствовали, что такое война, когда прогремел снайперский выстрел и убил проводника, который вел их через систему траншей. Шахтеры сыграли важную роль в будущих диверсиях: в 1917 г. в полуразрушенном устроенным ими взрывом немецком бункере нашли четырех немецких офицеров, с виду невредимых. Немцы не шелохнулись и когда британские солдаты вошли внутрь бункера. Их убило взрывной волной.
19 февраля в Дарданеллах англичане повторили однодневный обстрел с моря (первый был предпринят в прошлом ноябре). Два внешних форта, Седд-эль-Бахр и Кум-Кале, были разрушены огнем из 15-дюймовых орудий, которым ничего не смогли противопоставить. Среди погибших оказался немецкий морской офицер, лейтенант Верман. Вечером его похоронили на полуострове, завернув в турецкий флаг, лицом к Мекке. Шесть дней спустя после еще одного обстрела Седд-эль-Бахр и Кум-Кале превратились в руины. Британцы разместили в них пулеметчиков и артиллерийские орудия.
На Восточном фронте боевые действия достигли неслыханных масштабов. 22 февраля немцы захватили Пшасныш, взяв в плен 10 000 русских. Через три дня их выбили из города, и в плен было взято 5400 немцев. На Западном фронте также велись беспощадные бои, хотя и без таких драматических поворотов. 26 февраля немцы впервые применили огнеметы против французских окопов в районе Вердена. Это была первая из 653 огнеметных атак, но окопы были настолько глубокими, что огнеметы привнесли лишь элемент неожиданности. На следующий день французская контратака без применения специальных средств оказалась вполне успешной, а два дня спустя, 1 марта, на вооружение французских войск впервые поступили гранаты. В тот день немецкий отряд из семидесяти человек впервые атаковал из-за бронированных щитов и потерял половину личного состава, так и не прорвавшись во французские окопы. 10 марта Шарль де Голль, незадолго до этого получивший звание капитана, был ранен шрапнелью в руку: по тем временам рана считалась легкой, но из-за воспаления ему пришлось провести два месяца в госпитале.
10 марта англичане пытались прорваться сквозь немецкие окопы в Нёв-Шапель и захватить деревню Обер в полутора километрах к востоку. Бой начался с 35-минутного обстрела немецких окопов из 342 орудий, огонь корректировали 85 самолетов-разведчиков. За время этой короткой артподготовки было использовано больше снарядов, чем за всю Англо-бурскую войну. За каких-то 15 лет характер войны совершенно изменился.
После артподготовки британские и индийские дивизии атаковали фронтом шириной в три с половиной километра. Через четыре часа рукопашного боя деревня Нёв-Шапель в центре наступления была освобождена, а четыре линии немецких траншей прорваны. Однако орудия в северном секторе, ближайшем к Оберу, оказались недостаточно дальнобойными, и около 365 метров германских укреплений не подверглись обстрелу. Солдаты, наступавшие в этом секторе тремя последовательными волнами, пересекли нейтральную полосу и скрылись в неповрежденных проволочных заграждениях с немецкой стороны. Согласно официальной версии, «сначала показалось, что атака увенчалась успехом и они достигли немецких окопов, поскольку ничего нельзя было разглядеть и никто не вернулся». Все атакующие, почти тысяча солдат, погибли.
Во время битвы за Нёв-Шапель из-за плохой связи с командованием уходило много времени на то, чтобы уточнить, что делать на каждой стадии боя. Телефонные линии были разорваны осколками немецких снарядов, и сообщения, зачастую слишком многословные, а подчас и непонятные, передавались рассыльными. Важные сообщения могли разминуться между собой, создавая необходимость в новых указаниях и увеличивая неразбериху. Разведка также допустила ошибки, переоценив первоначальные силы врага и преувеличив некоторые расстояния. 11 марта британцы начали атаку через пять минут после прекращения заградительного огня, что привело к лишним потерям. Когда один из офицеров спросил у полковника: «Вы отдадите приказ наступать?» – полковник ответил: «Нет, это пустая трата человеческих жизней, мы не сможем продвинуться даже на двадцать метров, не говоря о двухстах. Артиллерия не достигла траншей. Если артиллерия не достигает цели, единственный способ – атаковать с правого фланга. Прямая атака даже близко к ним не подберется».
И все же Хейг отдал приказ о лобовой атаке, и почти все, кто в ней участвовал, погибли. В тот же вечер он отдал приказ продолжить наступление на следующий день.
На третий день сражения англичане с утра отразили немецкий контрудар, а во второй половине дня сами пошли в атаку. Через два часа атака захлебнулась, многие части были уничтожены. Тем не менее Хейг продолжал рассчитывать на войска, которые еще не были задействованы в наступлении, чтобы в итоге одержать победу. «Если верить донесениям, враг на нашем участке фронта в панике, – сообщил он. – Индийский корпус и 4-й корпус должны прорваться через заградительный огонь, невзирая на потери, и, если потребуется, задействовать резервы». Те, кому предстояло вечером осуществить эту операцию, пришли в смятение. Один из командиров индийского корпуса, бригадный генерал Эгертон, сообщил вышестоящему генералу Уилкоксу: «Атака, скорее всего, ничего не даст». Уилкокс отменил приказ и сказал Хейгу, который только что прибыл в штаб Индийского корпуса, что, по его мнению, такое количество войск не сможет атаковать неразведанную территорию.
Хейг принял решение Уилкокса, но слишком поздно: 4-й корпус уже начал наступление чуть севернее. Согласно официальным сводкам, сообщавшим о последних атаках 4-го корпуса, бойцы после трех дней и ночей под обстрелом падали от усталости и засыпали. Разбудить их можно было только с применением силы, а это оказалось непросто, так как поле боя было усеяно трупами англичан и немцев, в темноте неотличимыми от спящих.
Бой кончился. Был захвачен небольшой участок фортификаций около двух километров длиной и километр шириной, 1200 немецких солдат были взяты в плен. 7000 англичан и 4200 индусов погибло. Один из старейших членов штаба Хейга генерал Чартерис писал: «Боюсь, что Англии предстоят еще большие потери, чем те, что были при Нёв-Шапель, прежде чем мы наконец разгромим германскую армию». Другой офицер, капитан Колвин Филиппс, воевавший на Ипрском выступе, в письме к матери от 12 марта признался: «Здесь, похоже, считают, что конец войны не за горами, уж не знаю почему. Лично мне кажется, что она будет длиться вечно»?[68].
Потери с окончанием битвы не прекратились. Лейтенант Престон Уайт писал родителям о поездке на линию фронта вскоре после Нёв-Шапель: «Никаких путей сообщения там конечно же не было, и немцы задавали нам перцу всякий раз, как мы высовывались. Я видел, как пуля навылет пробила голову парню из отряда, который мы сменили, и застряла в челюсти одного из наших». Он рассказал о другом ужасном происшествии: когда его солдаты рыли землю, чтобы наполнить мешки для укреплений, «они откопали окоченевшую кисть человека в военной форме всего в нескольких сантиметрах от поверхности. Мы насыпали ему могильный холм и вбили крест, чтобы больше его никто не откопал. Жизнь старшины оборвалась, когда он пытался переползти через бруствер и собрать добычу с мертвых индусов».