– Но к чему страшиться гибели, если будет новое рождение человеком?
– А кто тебе сказал, что будет? Ты уверен? И если будет, то когда? Через век? Спустя миллион лет или целую кальпу? Какую карму ты накопишь за это время? Возможно, ты воплотишься в таких условиях, что не позволят тебе даже задуматься об осознании! Поэтому то, что ты в теле человека, надо воспринимать как подарок, и не тратить этот краткий отрезок времени на мимолетные удовольствия, погоню за богатством или нытье. Никто не знает, когда смерть ухватит тебя за глотку, и поэтому действуй так, словно у тебя совсем не осталось времени! Не бойся, но живи и осознавай! Продвигайся, развивайся, не забывай о том, что именно расположилось у тебя за плечами, но и не давай мысли об этом овладеть тобой, прорасти семенем ядовитых эмоций.
Я нахмурился, пытаясь осмыслить концепцию: помнить, что кончина неизбежна, что она рядом, но воспринимать этот факт не как источник страха и неуверенности, а как стимул.
– Как говорил один из просветленных, – сказал брат Пон после короткой паузы, – монах, что вкушает пищу так, словно надеется дожить до конца трапезы, – ленив и празден. Тот же монах, что делает каждый глоток так, словно в нем содержится смертельный яд, внимателен и радостен.
Ритмичное колыхание сразу во многих направлениях: запахи, эмоции, мысли, мельчайшие движения, какие-то структуры, едва уловимые разумом, и наблюдающее за всем этим нечто, такое же изменчивое, как и все остальное, находящееся с каждым элементом «меня» в неразрывной связи. Пульсирующие обрывки, тысячи живых осколков, клочков не пойми чего, что существуют лишь мгновение, а затем исчезают, уступая место новым.
А потом меня будто потянуло вниз, и я почти ощутил удар задницей о землю.
– Вот так это примерно и выглядит, – сказал брат Пон, удовлетворенно потирая руки.
Я попытался что-то сказать, но не смог, лишь подвигал губами, изображая выброшенную на берег рыбу.
– В магазин надо сходить сегодня, – продолжил монах. – И сделать это должен ты. Отправляйся.
Я кивнул и поднялся.
О собаках я в этот момент и не вспомнил.
До деревни я добрался в совершенно спокойном душевном состоянии.
На том месте, где меня не так давно встретили лаем, рычанием и щелканьем клыков, даже не приостановился. Про испытанный страх подумал, но не дал ему овладеть собой, не ускорил хода, не стал озираться по сторонам, продолжил дышать так же ровно и шагать неспешно.
Может быть, оттого, что я не боялся, а может, потому, что солнце нещадно палило… Но ни одной собаки я не встретил.
В деревне все было точно так же, как и несколько дней назад, – неподвижный старик под навесом, жужжащие над ним мухи, наполовину пустая бутылка рома. Взрослые смотрели на меня без любопытства, дети таращили глазенки и шептали «фаранг».
Занервничал я, только входя в магазин…
Вдруг брат Пон ошибся или хозяин забыл, что он должен передать в Тхам Пу?
– А, хай-хай, – сказал тщедушный обладатель цветастой рубахи и гнилых зубов. – Реди-реди.
Последнее означало, видимо, что он готов к моему визиту.
Из-под прилавка явился тяжелый угловатый сверток, источавший горький аромат. Осторожно, чтобы ни в коем случае не уронить, я положил его в сумку и, не произнеся ни единого слова, покинул магазин.
Пересек деревню в обратном направлении, последний дом остался позади, и тут в кустах справа мелькнула мохнатая черная тень.
– О нет… – успел прошептать я, и тут свора ринулась на меня.