Родители ощущались нами как инстанция силы и власти, ведь, в конечном счете, от них в нашей жизни зависело абсолютно все. А как можно бороться и соревноваться с тем, от кого ты находишься в полной зависимости, с тем, кто обладает над тобой всей полнотой власти? Разумеется, мы обрекли себя на поражение, которое, впрочем, не могли принять — вот и источник нашей хронической неудовлетворенности.
Мы продолжали бороться, а наши родители, чувствуя наше сопротивление, досадовали и злились. С какой стати было им соглашаться с тем, что мы — победители, а они — побежденные, что мы — сильнее и умнее, а они — слабее и глупее? Они просто физически не могли на это пойти и не шли, тем более что и они сами, в свою очередь, не были свободны от своего иерархического инстинкта.
Когда и эта затея, связанная с борьбой за лидерство в рамках отдельно взятой «ячейки общества», нам не удалась, сидящий в нас иерархический инстинкт сделал своеобразный ход конем. Осмыслив результаты своей попытки попасть в прокрустово ложе идеала, поняв, что родителей победить невозможно (они все равно и всегда будут «правы»), нам пришлось пойти на внутрипси-хические ухищрения. Мы «разместили» искомый идеал внутри себя и именно с ним начали свою конкурентную борьбу. Попытками достичь соответствия тому образу, который мы хотели, чтобы был нами, а не мечтой о нас, — вот чем мы занялись.
Так в нас появилась своеобразная линия го ризонта, за которой, как нам стало казаться, на ходится, спрятано от нас наше счастье. Если бы подсознание умело говорить (на что оно не способно по причине его биологической, а не социокультурной природы), то оно бы сказало: «Для счастья тебе необходимо совсем немного — ты должен быть на десять сантиметров выше, на десять сантиметров стройнее, у тебя должны быть другого цвета глаза и волосы, ты должен быть чуть-чуть умнее, чуть-чуть сообразительнее, чуть-чуть выдержаннее, чуть-чуть увереннее в себе и решительнее, более осведомленным и более начитанным, более...» Впрочем, в зависимости от ситуации оно стало бы говорить то одно, то другое, а потому в значительном числе случаев оно бы стало противоречить самому себе.
В общем, мы не только стали жить своим идеалом, мы еще и спутали самим себе все карты. Таким образом, наш личный идеал оказался вещью не только в принципе недостижимой, но еще и смутной, теряющейся в дымке жизненных обстоятельств. Но все это отнюдь не избавило нас от иерархического инстинкта, скорее наоборот, обострило и усилило его. Теперь остается помножить одно на другое, и мы получим хроническую неудовлетворенность, недовольство самими собой и всем тем, что мы делаем и чего мы достигаем.
Просто ради интереса спросите у себя, что вы должны были бы сделать и чего достичь, чтобы почувствовать себя полностью удовлетворенным и довольным жизнью человеком. Теперь представьте себег что вы это сделали — достигли того, чего хотели... Представьте хорошенько, проведите свой ближайший день так, словно бы эти цели действительно вами достигнуты. И сразу, или через день, или, в самом крайнем случае, спустя неделю-другую вы почувствуете, что удовлетворенности собой и своей жизнью нет и в помине. Вам снова кажется, что что-то не так, что где-то что-то недоделано, что к вам относятся не совсем так, как бы вам хотелось, да и вы сами — не тот, каким хотели бы быть.
Чувство неудовлетворенности, конечно, связано с нашими детскими мечтами и грезами, с идеалом, который мы себе придумали и которому пытались соответствовать. Но проблема больше и шире, она еще и в привычке чувствовать себя неудовлетворенным, а привычка эта сформировалась у нас много лет назад, в те годы, когда мы были детьми и очень хотели, чтобы родители любили нас по-настоящему и, что особенно важно, только нас.
Как же быть? Как избавиться от патологической привычки вечно чувствовать себя неудовлетворенным; от болезненного желания быть лучше, чем мы есть на самом деле; казаться, а не быть, достигать, а не делать? Это и просто, и сложно.
Во-первых, нужно понять, что мы бросились в погоню за фиктивным идеалом, которого нет и, главное, не может быть в действительности.
Во-вторых, мы должны признаться себе в том, что даже если мы достигнем своего идеала, нас не будут любить больше, чем нас любят теперь, а кроме этого нам, на самом-то деле, ничего и не хочется.
И наконец, в-третьих, нам необходимо осознать, что когда мы стремимся к своему идеалу, мы самолично расписываемся в том, что такие, какие мы есть, нас любить, по нашему мнению, не будут, а это безумие; и если же нас все-таки полюбят, когда мы достигнем некого идеала, то полюбят не нас самих, а наш «экспортный вариант».
Проще говоря, перед нами одна-единственная проблема — страх, что нас не будут лю бить, если мы не будем соответствовать некому идеалу, если мы не будем «первыми» и «луч шими». И как это всегда происходит со страхом, он ретируется только в тот момент, когда мы перестаем от него бегать и соглашаемся на то, чего мы пытаемся таким образом избежать. Иными словами, нам надо решиться и позволить себе не быть идеальными, не быть «первыми» и «лучшими». Нам надо разрешить себе быть самими собой.
Кажется, что такое разрешение — это чистой воды нелепость. Как можно разрешить себе то, что и так уже есть, ведь мы — это мы, и мы такие, какие мы есть. Что тут разрешать?! Но не будем торопиться с выводами. Всякая невротическая конструкция (а чувство неудовлетворенности собой — это именно невротическая конструкция) алогична, поэтому и разрешение невротического конфликта не может быть построено на аристотелевской логике, оно может быть только такой вот «бессмыслицей».
В данном случае эта «бессмыслица», способная обезо ружить невроз, выглядит следующим образом: откажи тесь от того, чтобы быть «первыми» и «лучшими», раз решите себе быть такими, какие вы на самом деле. Про сто выйдите из игры, снимите требования, которые вы предъявляете к себе, и получите удовольствие от созна ния того, кем вы являетесь, что вы делаете, что вам ин тересно и по-настоящему нужно. Научитесь любить себя так, как вы бы хотели, чтобы вас любили ваши родители, и тогда вечно голодный иерархический инстинкт, до сих пор пивший вашу кровь, отступит, а вы получите воз можность чувствовать себя счастливым человеком.
В норме отцовскими чувствами к дочери руководит уважение к ее юности и невинности. Если он сексуально счастлив с женой, его привязанность к дочери свободна от бессознательной сексуальной вины. Но в сексуально несчастной семье девочка невольно становится объектом, на который отец проецирует свое неисполненное сексуальное влечение, а мать — сексуальную вину. Мать начинает видеть в дочери проститутку, а отец — принцессу.
Любой невроз может пониматься как ошибочная с позиций культуры попытка избавиться от чувства неполноценности, чтобы обрести чувство превосходства.
Иерархический инстинкт — это сила, которая показывает нам наш «низ» и толкает нас на то, чтобы мы достигли грезящийся впереди «верх». Все это, конечно, выглядит как чистой воды сумасшествие, но что поделать — такова жизнь! Кто-то пытается победить самого себя; кто-то вступает в смертельную схватку с другими подобными борцами, чтобы добиться от них признания своей победы; кто-то делает вид, что отказывается от борьбы, ложится вверх брюхом и одним этим, обезоруживающим противника жестом, побеждает, не победив. В любом случае, нам не приходится рассчитывать здесь на чувство внутренней удовлетворенности, эта борьба — бесконечная и беспощадная, а главное — лишенная всякого смысла.
Противостоять другим — значит не видеть и не ценить самого себя. Потребность в противостоянии другим свидетельствует лишь о том, что ты не чувствуешь себя достаточно сильным и состоятельным. А коли так, то это противостояние и вовсе — совершенное безумие! Зачем противостоять кому-то или чему-то, если понятно, что сама эта твоя потребность в противостоянии свидетельствует о том, что ты не чувствуешь себя победителем, а потому, соответственно, не имеешь и шанса на выигрыш.
Если вы посмотрите на поведение человекообразных обезьян в стае каких-нибудь гамадрилов, то обязательно увидите самца, который сидит в стороне и не вмешивается ни в какие конфликты и ссоры, а просто наблюдает за происходящим и наслаждается жизнью. Кроме него, конечно, вы увидите и других самцов, каждый из которых будет вести себя в разной степени агрессивно — задираться к остальным, затевать драки, отнимать у них пищу и т. п. Кто из описанных персонажей обезьяньей стаи, по вашему мнению, является настоящим лидером и вожаком группы? Полагаю, нетрудно догадаться, что вожак — это тот, кто сидит в стороне, спокойно и безмятежно наблюдает за происходящим в вверенном ему «муниципалитете». Ему незачем приставать к другим и доказывать свою власть, потому что он чув ствует себя властителем, а не пытается быть им, как остальные самцы. Ему нет нужды затевать драку, потому что ему нечего доказывать — ни самому себе, ни другим.
Странно, что такие простые вещи хорошо понимают недоразвитые гамадрилы, а вот представители вида «разумных обезьян» никак не возьмут это себе в толк. Если вы начали бороться, вступили в противостояние с кем-то или с чем-то, считайте, что таким образом вы собственноручно расписались в своей несостоятельности, то есть заявили о своем проигрыше, даже не начав игру. Состоятельным и состоявшимся можнхгсебя чувствовать, но для этого вовсе не обязательно вступать в борьбу. Более того, борьба, даже если она пройдет удачно и завершится вашей победой, не докажет вам этого, если у вас не будет соответствующего самоощущения еще до начала этой борьбы.
Не знаю, как вам, но лично мне кажется, что игра в «вверх» и «низ» — неудачная для человеческого общества конструкция. Впрочем, у иерархического инстинкта есть и оборотная, на самом деле куда более важная и значимая, сторона. Именно благодаря ей мы удерживаемся друг у друга и не стремимся разбежаться по разным углам. Это, на самом деле, центростремительная сила наших отношений, а игра во «власть» — это скорее издержка, нежели самоцель.
Иерархический инстинкт необходим природе, чтобы предотвратить конфликты, неизбежные для группы, где у всякого есть свои интересы: если ты знаешь свое место, то знаешь и свои возможности, свои права, а потому не будешь лезть на рожон, что уменьшит вероятность конфликтов в твоей группе. Но конфликт интересов возможен только в тех случаях, когда количество необходимых всем ресурсов ограничено (доступ к ним разрешен представителями пресловутого «верха»).
Человечество же, к счастью, оказалось способным преодолеть эту проблему, характерную для других живых существ. У нас предостаточно ресурсов, они располагаются в разных областях и сферах, а потому мы вполне можем, что называется, разойтись бортами, не сталкиваясь и не дерясь за добычу. Более того, чем успешнее каждый из нас по отдельности, чем больше областей и сфер мы, каждый по отдельности, освоим, тем лучше будет для всех нас вместе. Приветство вать успех другого — это не признак нашего поражения, это вложение в общую копилку.
Осуждать этот успех — глупо, пытаться его оспо рить — безумие.
С другой стороны, мы и в этом случае, благодаря работе иерархического инстинкта, будем продолжать испытывать потребность во взаимодействии, и это, безусловно, положительный момент рассматриваемой истории. Мы испытываем радость, наблюдая радость своих соплеменников, представителей своей группы, и потому человечеству уже давно пора переориентироваться с бессмысленных, по сути, попыток взять «верх» (он нам не нужен!) на стратегию взаимной поддержки и положительного подкрепления[14] .
Самое важное в нашей жизни — научиться получать удовольствие, предоставляя другим возможность само реализоваться, достичь в избранных ими сферах «высше го» результата. Именно такое отношение к другим лю дям способно, во-первых, принести нам действительную, ощутимую пользу, а во-вторых, станет тем поступком, ко торый не занизит, но напротив, повысит нашу самооцен ку. Вступая в борьбу за лидерство, мы, напротив, обре каем себя на чувство неудовлетворенности. Вот почему мы должны бояться как огня не поражения, но борьбы.