Психология и психотерапия семьи - Эйдемиллер Эдмонд 21 стр.


Психиатр или психотерапевт, столкнувшись в практической деятельности с тем, что пациент не учитывает какой-то важный момент ситуации (особенно проблемной), часто склонен искать неосознаваемые мотивы, обусловливающие игнорирование. Нам представляется, что в значительном большинстве случаев речь идет не о неосознаваемой информации, не о действии механизмов вытеснения, а о неучитываемой информации. В практических ситуациях пациент просто не имеет привычки учитывать этот момент. Психотерапевтическая помощь по формированию такой привычки (изменения практического представления) может привести к нужному изменению поведения.

Проведенное исследование показало, что сложность представлений, которыми оперируют обследованные пациенты, в значительной мере зависит не только от личности пациента, но и от ситуации, исход которой он стремился предугадать: 36 % опрошенных больше всего вопросов задали по первой ситуации («заманчивая работа в другом городе»); 30 % пациентов – по второй («внеплановые деньги»); 34 % – по третьей («отказ 14-летнего подростка подчиниться»). Это означает, что, кроме индивидуальной склонности к простым или сложным представлениям, существует еще ситуационно обусловленная – что пациент, обычно склонный оперировать сложными представлениями, как раз в психотерапевтически важной ситуации (например, в той, которая сыграла наибольшую роль в возникновении его нервно-психического расстройства) оперирует весьма простым и даже примитивным представлением. Установление «личностной склонности» (т. е. того, сколь сложным представлением о ситуации склонен оперировать индивид в большинстве ситуаций) и «ситуационной обусловленности» (т. е. того, насколько сложность представления об интересующей психотерапевта ситуации отличается от обычной для пациента) может стать важным моментом в поиске источников нарушений семейного представления.

Выявлены значительные различия в структуре представлений у различных пациентов даже в том случае, когда они судят об одной и той же ситуации: выделяются разные аспекты ситуации, применяются различные наивно-психологические объяснения.

Нами разработана диагностико-психотерапевтическая процедура «Наивная семейная психология», с помощью которой выявлены примитивные, селективные, когнитивные модели: это «стимульная модель ситуации», «борьба со злыми силами, искушающими члена семьи», «накопление положительных качеств».

Указанные модели описаны на основании того, какие вопросы задают испытуемые и какие цели они преследуют, задавая эти вопросы. Модели отражают «стратегию» обследованных членов семей, просматривающуюся в характере и последовательности информации, которую они стремятся получить (см. приложение 4 «Диагностико-психотерапевтическая процедура „Наивная семейная психология“» – НСП).

«Стимульная модель ситуации». Отличительный ее признак – наивно-психологическое представление испытуемых об однозначном соответствии между определенными аспектами ситуации, в которой оказался член семьи, и его реакцией на эту ситуацию. Испытуемые данного типа полагают очевидным, что в такой ситуации существует один, общий для большинства людей, стереотип поведения. Обычными для испытуемых, придерживающихся такой модели, были следующие вопросы и комментарии к ним.

Ситуация – «Внеплановые деньги». Вопрос испытуемого: «А жена точно не узнает, что он получил премию?» Ответ психолога: «Трудно сказать». Комментарий испытуемого: «Если жена точно не узнает и если у него к тому же есть какое-то свое желание, то он наверняка скроет деньги. Если не скроет, то он – просто дурак».

Предугадывая поведение отца, столкнувшегося с неповиновением подростка, такие испытуемые практически не задавали вопросов и категорически заявляли, что отец применит физическое наказание либо (столь же категорически) что не применит. Пример ответа с комментарием: «Наверняка будет бить его или иначе наказывать, пока не переломит упрямство. Так бы поступил на его месте любой отец».

О муже, получившем заманчивое предложение работать в другом городе, что связано с необходимостью длительной разлуки с семьей, эти пациенты говорили: «Согласился бы» или: «Отказался бы» со сходной мотивировкой («Так поступил бы любой на его месте»). Итак, испытуемые этой группы были убеждены, что любой человек, вне зависимости от своих индивидуальных особенностей, ведет себя в одинаковых условиях одним и тем же образом.

«Стимульная модель» состоит из элементов всего двух видов: первый – отдельные стимулирующие возможности (в приведенных примерах – возможность утаить деньги, непослушание подростка или необходимость жить отдельно от семьи); второй – реакции на эти возможности в виде вполне определенных стереотипных действий. Мыслительные модели данного типа весьма селективны. За их пределами остается информация о подавляющем большинстве важнейших, казалось бы, аспектов ситуации – например, в какой мере поступок героя согласуется с его собственными нравственными представлениями. Носителей «стимульной модели» мало интересует и информация о личности героя: никто из них не спросил, что он собой представляет, любит ли свою жену, каковы его взаимоотношения с ней и ее характер. Модель эта бедна и с точки зрения отражения связей между элементами ситуации: в ней присутствует лишь один вид связи, который можно обозначить терминами «влечет» или «вызывает», – это жестко детерминированная связь между стимулирующими особенностями ситуации и ответными реакциями индивида.

С точки зрения дальнейшей консультационной и психотерапевтической работы данный тип представлений о семье наименее благоприятен, что связано с несколькими обстоятельствами. Во-первых, в его основе лежит предположение о фактическом бессилии человека перед обстоятельствами, побуждающими его к поступкам, вредным для семьи: не индивид управляет обстоятельствами, а они им. Из этого следует представление о естественности антисемейного поведения во многих, причем отнюдь не слишком драматичных, семейных ситуациях. Во-вторых, данная модель «близорука»: предпринимая какие-либо действия, ее носители предвидят только ближайшие последствия, не учитывая более отдаленных. Мать с субъективными представлениями такого типа резко возражает против увлечения подростка техникой, так как оно создает беспорядок в доме, совершенно не думая о том, что это увлечение может оказаться полезным, поскольку удерживает его от контактов с неблагоприятно влияющими на него друзьями. В-третьих, «антипсихологичность» взглядов членов семей с такой моделью, пониженная рефлексивность их семейных представлений, создало серьезные трудности в ходе семейного консультирования и семейной психотерапии. Члены таких семей, обращаясь к психотерапевту, верят, что существует один-единственный способ действия против любого явления семейной жизни, которое их не устраивает. Типичная для них постановка вопроса: «Что нужно делать, если сын не хочет учиться, муж злоупотребляет спиртными напитками и т. п.?» Указание психолога на то, что для ответа на этот вопрос надо разобраться в психологических особенностях сына или мужа, вызывает (в полном соответствии с их теорией «стимул – реакция») представление о нереалистичности, чрезмерной научности, теоретичности подхода психотерапевта, ощущение того, что он «все усложняет», уходит от прямого ответа. Для лиц с таким представлением о семейной жизни, как правило, является наиболее приемлемой и вызывающей наименьшее внутреннее сопротивление индивидуальная поведенческая психотерапия. В тех же случаях, когда и она неприемлема, перед психологом или психиатром возникает необходимость немалой работы по усложнению, обогащению субъективного представления членов такой семьи.

«Борьба со злыми силами, искушающими члена семьи». В основе модели лежит представление о том, что внутри человека таятся, стремясь вырваться наружу, некие «злые силы». Они-то и становятся источником различных неблагоприятных, с точки зрения семьи, видов поведения. Лица, склонные к типовым сценариям такого рода, представляют себе человека – члена семьи – существом, осаждаемым многочисленными и мощными силами, направленными против семьи. Это сексуальные и гедонистические влечения (нежелание тратить силы на семью, трудиться, например в домашнем хозяйстве), неприятие ограничений, неизбежно связанных с жизнью в семье (отказ от «свободной», «беззаботной жизни» и т. п.). Сообразно со своим представлением носители этой модели ищут в объективных особенностях ситуации и субъективных качествах героев предложенных им заданий то, что может сдержать действие «злых сил», и предлагают свой прогноз поведения – в зависимости от того, находят или нет. Многие испытуемые с представлениями данного типа рассматривают отсутствие у индивида опыта противосемейного поведения как сдерживающий момент. Иначе говоря, по их мнению, труднее всего оторваться от семьи, утаить часть денег, наказать подростка физически в первый раз, после этого происходит как бы «утрата нравственной невинности», и в следующий раз уже значительно легче совершить соответствующий поступок.

Понятно, что вопрос о том, совершал ли герой ранее подобные нарушения, встречается наиболее часто: «А раньше он когда-нибудь обманывал жену? Если да, то обманет и на этот раз», «А раньше он бил сына? Если да, то и на этот раз так сделает». Носители этой модели проявляют заметный интерес к нравственным качествам героя, их интересует, настолько ли они выражены, чтобы противостоять «злым силам»: «А герой – человек с совестью?», «Есть ли у него чувство долга перед семьей?» Комментарии к вопросам также показывают, что в их представлениях действует правило «первого раза»: если герой однажды поступился совестью или чувством долга, то в следующий раз они уже оказывают значительно меньшее сдерживающее влияние.

Рассмотрим структуру данной модели. Набор элементов, из которых состоит модель «наличие злых сил», невелик, хотя он и несколько больше, чем в «стимульной» модели. Ведущую роль играет представление о «злых силах». Это – константа, «присущая всем людям». Соблазн изменить, или избежать неприятностей семейного труда, или утаить часть денежных средств присущ каждому человеку, в чем испытуемые настолько уверены, что не задают на этот счет никаких вопросов. Второй обязательный элемент – факторы, сдерживающие действие «злых сил». Третий – внешние обстоятельства, способствующие тому, чтобы «злые силы» вырвались наружу. Для других аспектов ситуации и психологических особенностей личности в модели не находится места. Модель явно антипсихологична, моралистична по своему характеру. В ней практически полностью игнорируются психологические особенности различных людей, их семейное поведение рассматривается исключительно в категориях нравственной борьбы с соблазнами.

Значение данной мыслительной модели двойственно. С одной стороны, она направлена на укрепление стабильности семьи – в частности, то, что подчеркивается исключительная важность «первого раза», в какой-то мере оберегает носителей такой модели от опасных для стабильности семьи поступков. По-видимому такое субъективное представление может выполнять определенную роль по сдерживанию на первой стадии развития ряда неблагоприятных особенностей и нарушений в личности членов семьи, в частности алкоголизации, психопатизации. С другой стороны, данная модель стимулирует формирование жестких моральных норм у индивида в семье благодаря тому, что именно они рассматриваются как единственный фактор стабильности семьи.

В то же время антипсихологичность такого представления создает семье целый ряд дополнительных трудностей, в немалой степени осложняющих решение различных психологических проблем. Это следующая из «моралистичности» установка на подавление психологических особенностей индивида: именно он должен приспосабливаться к семье, а не семья к его психологическим особенностям. При проведении психотерапии также создаются определенные трудности, связанные с ориентацией на чисто этическое решение психологических ситуаций. Носители подобного представления уверены, что единственный путь решения любой психологической проблемы – это установить, кто в данном случае прав или виноват. Говоря в ходе психотерапии о своих чувствах, они более всего интересуются вопросами: имеют ли они право испытывать такие чувства и не являются ли такие чувства нравственно осуждаемыми? Трудность в психотерапии и психологическом консультировании этих лиц создает и характерное для них сопротивление психологическому объяснению поступков людей, чье поведение они считают неправильным. Это сопротивление в значительной мере (осознанно или неосознанно) связано с их представлением о том, что «понять – значит простить», и, следовательно, объясняя поступок человека его психологическими особенностями, мы тем самым оправдываем его поведение, так как оно признается независимым от его воли.

Склонность к нравственной интерпретации и к поиску моральных причин различных нарушений у таких лиц необходимо учитывать на различных этапах консультирования. Так, отец, обратившийся с жалобами на трудности в поведении подростка с акцентуацией демонстративно гиперкомпенсаторного типа (истероидной), во время второй консультации, преодолевая значительное внутреннее сопротивление, сказал, что считает себя виновным в нарушениях поведения подростка. Свою вину он видел в том, что поздно женился; сын родился, когда отцу было уже за 40, поэтому он и стал «таким ненормальным»; это мнение поддерживает и жена. Рациональные разъяснения (со ссылкой на специальную литературу) того, что нет никаких оснований усматривать связь между возрастом отца и какими-то нарушениями поведения сына, не дали результата. Тогда консультант изменил тактику и обсудил вместе с отцом, что тот мог вообще не обзаводиться сыном, сэкономив немало здоровья и реализовав многие свои планы. Вместо этого, жертвуя собой, он взял на себя этот труд, несмотря на то что в таком возрасте уже тяжелее воспитывать сына. Иначе говоря, консультант помог отцу понять нравственную ценность его поступка. В результате чувство вины было снято, отец почувствовал себя оправданным и с этого момента был психологически готов к поиску реальных причин нарушений в поведении подростка.

«Накопление положительных качеств». Основанием этой модели служит представление о том, что поведение человека в семье определяется соотношением между положительными и отрицательными его качествами и поступками. Согласно этой наивно-психологической теории, считается очевидным, что любые положительные поступки индивида, совершенные в пользу семьи, повышают вероятность дальнейших «просемейных поступков». Точно так же различные отрицательные поступки или качества уменьшают вероятность того, что индивид в следующий раз выберет правильное поведение.

Судя по вопросам испытуемых данной группы, главными качествами, действующими в пользу правильного (в их понимании) поведения, являются следующие: равнодушие героя к потреблению алкогольных напитков, хорошие отзывы о нем на работе, любовь к чтению, отрицательное отношение к легкомысленным поступкам, солидность, любовь к детям, хозяйственность. Прогноз поведения героев эти испытуемые строят, опираясь на соотношение полученных от экспериментатора ответов, положительно или отрицательно характеризующих героя. Таким образом, элементами данной модели выступают отдельные качества индивида, причем каждому из них испытуемый приписывает определенный знак (плюс или минус), а также некое общее качество, которое может быть обозначено как «общее отношение к семье». Чем больше у индивида «просемейных» качеств, тем более это отношение ориентировано в пользу семьи и тем выше вероятность, что в противоречивой ситуации индивид выберет именно «просемейную» линию поведения.

Ограниченность данной модели проявляется, во-первых, в отрицании роли объективных факторов. Испытуемые практически не задают вопросов о материальном положении семьи, о ее потребностях, о длительности брака и т. п. Объективным факторам отводится сугубо второстепенная роль – роль полигона, на котором происходят испытания отношений индивида к своей семье. Это, разумеется, обедняет мыслительную модель, делает ее менее эффективной. Во-вторых, за рамками модели остаются те свойства личности, которым испытуемые не могут однозначно приписать значение «хороших» или «плохих» – например интеллект, воля. Догадываясь, по-видимому, что эти качества с примерно равным успехом могут использоваться и в социально одобряемых, и в социально порицаемых целях, испытуемые предпочитают вообще не иметь с ними дела. Связи между элементами модели «накопления качеств» носят довольно сложный характер. Предполагается, что отдельные качества (поступки) индивида аддитивны, т. е. что они поддаются суммированию с учетом приписанного каждому из них знака. Эта сумма в данной мыслительной модели и определяет просемейное или антисемейное поведение героя.

Как и модель «злых сил», данная модель играет двойственную роль в жизнедеятельности семьи. Она в определенной мере содействует интеграции семьи, так как показывает, что любой поступок в семье важен не только сам по себе, но и для изменения отношения индивида к семье. В то же время она формирует у индивида – члена семьи – навык одностороннего подхода к семейным явлениям (лишь как к положительным или отрицательным) и упрощенной трактовки связи между различными сторонами жизни семьи. Индивид почти не заинтересован в понимании истинных механизмов, связывающих одни особенности жизни семьи с другими. Он идет иным путем: пытается выяснить, «положительное» это явление или «отрицательное», и в первом случае приемлет его, во втором – ищет способы противодействия. В ходе психологической консультации или психотерапии такие лица особенно охотно обращаются к понятию «нормальности». Они упорно стремятся выяснить у врача, является ли то или иное поведение – их собственное или других членов семьи – «нормальным». Убедившись, что оно «нормально», они успокаиваются и утрачивают интерес к дальнейшему его познанию. Семейная жизнь при этом представляется им совокупностью фактов (явлений), каждый из которых должен соответствовать определенной норме.

Назад Дальше