Философия философии - Ларс Свендсен 2 стр.

Существует ли вообще такая вещь, как строго философский вопрос? Всякий вопрос – это вопрос о чем-то, и философский вопрос тоже должен быть о чем-то. Но это что-то подразумевает некий предмет, и нам, таким образом, необходимо определиться с предметом философии, если таковой у нее имеется. Предмет философии – это все и ничего. Философия занимается формированием представления о мире и наших знаниях. Можно было бы возразить, что такова роль науки, но наука никогда не давала нам чего-то подобного, и чем дальше, тем меньше способна его дать, поскольку научные дисциплины становятся все более узкими и специализированными. Разумеется, существуют ученые (и некоторые философы), которые пытаются вывести «теорию всего», но, как правило, такие теории служат лишь иллюстрацией провала, который ожидает любого эмпирика, попытавшегося подчинить себе метафизику.

С начала развития философии и вплоть до середины прошлого столетия одной из главных дисциплин философии была космология (хотя статус ее менялся с течением времени), которая, в частности, решала вопрос о фундаментальной структуре бытия. Однако сегодня космология как «теория всего» практически исчезла с карты философского ландшафта. И если сегодня кто-то и предложит «теорию всего», скорее всего, это будет адепт естественных наук, а не философии. Как правило, философы встречают подобные теории с большим скепсисом, который объясняется тем, что эти «теории всего» чаще всего страдают редукционизмом и чрезмерно упрощают ту область действительности, которую они якобы пытаются объяснить. Поскольку философия должна дать нам целостное представление о мире и наших знаниях, можно утверждать, что предметом философии является всё. Не существует ограничений на те предметы и проблемы, которые могут оказаться релевантными для философа. С одной стороны, философия занимается исследованием самых общих вопросов, какие только можно вообразить. Аристотель задавался вопросом, каковы признаки «сущего», иначе говоря – что такое вещь. С другой стороны, тот же Аристотель обсуждал множество других вещей – от лягушек до пьянства, ударяясь тем самым в противоположную крайность. Едва ли можно провести четкую границу, которая отделяет предметы, относящиеся к области философии, от предметов, которые однозначно к ней не относятся.

Вместе с тем справедливо будет утверждать, что зачастую философия вообще не имеет никакого предмета, а скорее занимается размышлениями о предметах. Другими словами, предметом философии может быть все что угодно, а потому попытка дать определение философии через ее предмет начисто лишена смысла. Поэтому существует мнение, что определяющим для философии служит не предмет, а метод. Но в философии используется такое разнообразие методов – в том числе логический анализ, диалектика, герменевтика, деконструкция, – что и здесь не удается достичь полного согласия. Мы опять зашли в тупик.

В ходе истории термин «философия» употреблялся применительно к различным видам интеллектуальной деятельности. В античные времена не существовало четкой границы между философией и наукой, но постепенно происходит выделение различных областей науки – сначала астрономии, физики и химии, затем психологии и социологии. Тем самым область философии постепенно сужалась, поскольку многие ее участки отходили вновь возникающим наукам. С другой стороны, в наши дни слово «философия» применяется без всякого разбора: каждое уважающее себя предприятие должно иметь собственную «философию», под которой подразумевается та или иная управленческая практика. Если вы зайдете на интернет-страницу www.philosophy.com, вы обнаружите, что это сайт косметической марки. А сайт www.philosophy.org окажется в каком-то смысле «философским», поскольку он посвящен одной из форм современного движения New Age, не имеющего, впрочем, ничего общего с профессиональной философией. Ни один профессиональный философ не согласится, что в его деятельности есть что-нибудь общее с упомянутой маркой косметики или движением New Age. Звание философа не защищено никакими квалификационными требованиями, в отличие, к примеру, от звания психолога, так что философом может назваться всякий, кому придет в голову. Дональд Джадд однажды сказал: «Если кто-нибудь называет это искусством, значит, это искусство». Пожалуй, то же можно сказать и о философии: если некую деятельность называют философией, значит, так оно и есть. Мы хотели бы знать, что делает философию философией и что общего у всех видов деятельности, носящих такое название.

Здесь велико искушение прибегнуть к формальному определению искусства, которое существует в теории искусств. Эта теория была разработана Артуром Данто и Джорджем Дики и в общих чертах сводится к тому, что искусство – это продукт человеческой деятельности, которому приписан статус произведения искусства людьми, уполномоченными высказываться от имени определенного круга организаций из мира искусства. Применительно к философии получается, что философским может считаться такое произведение, которое назвали философским люди, уполномоченные на это определенными философскими организациями. В таком случае я, будучи научным сотрудником философского факультета при университете, мог бы решать, что является философией, а что нет. Но такое решение меня не устраивает, поскольку оно является чисто внешним, никак не связанным со свойствами, содержанием и формой самого объекта. В том, чтобы представители определенных учреждений могли по собственной воле присваивать чему-либо статус философии, мне видится слишком много произвола и слишком мало обоснованности. Должны быть какие-то критерии. Каковы же они?

Вопрос «Что такое философия?», судя по всему, основан на потребности провести границу между философией и не-философией. Он говорит о желании выделить необходимые и достаточные условия для того, чтобы с полным правом называть что-либо философией. Тогда можно было бы говорить о том, что некое учение или утверждение является философским тогда и только тогда, когда оно удовлетворяет критериями Х, Y и Z. Но едва ли можно найти такие критерии, с которыми все однозначно согласятся. Не существует одного или нескольких четких критериев, проводящих границу между философией и тем, что ею не является. Пожалуй, это и к лучшему.

Витгенштейн утверждает, что философа делает философом отсутствие членства в каком-либо «идейном кружке». Но в таком случае философов вообще не существует! Каждый философ принадлежит к какой-либо школе или как минимум традиции. Большая часть философской деятельности происходит в «рамках нормальной науки», пользуясь выражением Томаса Куна, или парадигмы. Парадигма ограничивает нас в выборе теоретических вариантов, сама по себе не являясь предметом для дискуссий. Парадигма очерчивает круг допущений, которые считаются верными, проблем, которые релевантны для изучения, и методов, которыми можно пользоваться в работе. Для «нормальной науки» характерно не ставить под сомнение парадигму, а принимать ее как данность, работать в ее рамках, развивать и уточнять ее. По большому счету именно так работают и философы, так что каждый философ в некотором смысле является членом «идейного кружка». Абсолютно самостоятельных мыслителей не существует, не был таким и сам Витгенштейн.

С другой стороны, в его утверждении есть зерно истины. Физик, работающий исключительно в рамках нормальной науки, вовсе не подвергая сомнению саму парадигму, может при этом быть блестящим физиком. А вот философ, который никогда не сомневается в своей парадигме – и не выходит, таким образом, за ее рамки, – не может быть по-настоящему хорошим философом. В рамках философии действует принцип постоянной самокритики, и благодаря ему невозможно одновременно быть настоящим философом и полностью подчинить свое мышление какой-то одной философской школе. Философия – это деятельность, а не набор догм, методов или истин, которые можно усвоить раз и навсегда.

Мы подчиняемся интеллектуальному стремлению – возможно, даже потребности – иметь цельную картину бытия. Откуда возникает такая потребность? Причина в том, что в попытке прожить свою жизнь как можно лучше мы сталкиваемся с некоторыми проблемами. Какие цели ставить перед собой в жизни? Как найти смысл в цепочке происходящих с нами событий? Существует ли вообще какая-то осмысленная, цельная картина бытия, в которой мы должны занять свое место? Эпиктет утверждал, что причиной возникновения философии послужило осознание человеком своей слабости и неполноценности. Человеческая жизнь хрупка: смерть, несчастные случаи, разрыв отношений с другими людьми, ущерб, наносимый окружающим нашими собственными действиями, – как со всем этим жить? Мы не можем избежать этих вещей, не можем никак не оценивать их, ведь быть человеком – значит неизбежно оценивать себя. Вопрос, который запускает цепочку философских размышлений, часто носит экзистенциальный характер: В чем смысл жизни? Кто я? Этот вопрос может касаться и нашего познания: Что есть истина? Что я могу познать? Он может быть из области этики. Чем отличается добро от зла? Каковы границы моей этической ответственности за других людей? Этот вопрос может проистекать из интереса к устройству окружающего мира: бесконечна ли Вселенная или же ограничена во времени и пространстве? Может ли свобода воли существовать в мире, где действуют законы физики? Все люди имеют какое-то мнение по этим вопросам, даже если никогда не формулировали ответы. Философия – это попытка ответить на фундаментальные вопросы о самых общих свойствах действительности, о смысле человеческого опыта и нашем месте в мире, а также увязать все ответы в единую картину в надежде, что целое окажется не просто суммой своих частей.

Мы проживаем свою жизнь, опираясь на горстку расхожих мнений, привычек и предпочтений. Значительная часть этого набора усвоена нами от других. Прежде чем сформировать собственное представление о мире, мы впитываем чужие. Над большинством из них мы никогда не задумываемся – просто принимаем как данность. Но можно попытаться выяснить, каким образом некоторые из этих усвоенных представлений связаны с другими, какие из них выдержат проверку, а какие нет. Для этого придется начать думать самостоятельно. В основе философии, как я ее понимаю, лежит одна идея, выраженная в кантовском описании просветительской мысли как императива, заставляющего нас использовать собственный разум для преодоления своей беспомощности, в которой мы сами же и виноваты. Это не означает, что я отрицаю все, что говорили другие философы, – сам Кант построил свою философию в диалоге с предшествующими и современными ему философами, – но говорит о том, что я сам несу ответственность за свое понимание добра и зла и свои размышления. Человек должен сам прокладывать свой путь в познании и не признавать никаких авторитетов, кроме собственного разума. Философия поощряет нас постоянно сомневаться и задавать вопросы: кто мы есть, как мы живем, что есть истина, что есть добро и т. д. Мы должны сами задать эти вопросы и сами найти ответы, не перекладывая эту задачу на третьих лиц, пусть даже самых авторитетных. А потом мы должны поставить под сомнение найденные ответы, равно как и сами вопросы. Философия не приносит удовлетворения: мы постоянно заходим в тупик, бродим кругами, и нередко оказывается, что мы потратили годы, чтобы пройти путь, который никуда не ведет. Но мы продолжаем заниматься ею в надежде достичь большей ясности, найти наконец объяснение.

Большинство людей связывают философию с именами определенных философов – так, мы говорим о философии Платона или философии Ницше. Это не лишено смысла, поскольку отдельные личности оказывали сильное влияние на развитие философии в целом. Вместе с тем философия не сводится к изучению идей ряда более или менее канонизированных мыслителей – в ней есть элемент индивидуальности, ведь каждый из нас пытается найти собственные ответы. Мы сами берем на себя ответственность за свои размышления. Ницше пишет, что в конечном счете всякая философия есть не что иное, как исповедь сочинителя. Иоганн Готлиб Фихте подчеркивал индивидуальный элемент в философии, говоря, что философские убеждения человека тесно связаны с его личностью. Новалис не ограничивался и этим, утверждая, что каждый человек должен развить собственную философию. Пожалуй, он немного перегнул палку, ведь немногие из нас сподобятся создать систему взглядов, которую можно было бы со всей ответственностью назвать «собственной философией». Тем не менее Новалис указывает на одну важную вещь: философия должна быть индивидуальной. С моей точки зрения, философия заключается в первую очередь в саморефлексии. И, как отмечает Витгенштейн, философия – это прежде всего работа над собой, над своими представлениями и методами.

В диалоге «Теэтет» Платон утверждает, что в основе философии лежит изумление, Аристотель в «Метафизике» пишет, что людей побуждает философствовать удивление. А вот я бы сказал, что основа философии – замешательство. Вариант, предложенный Платоном, стал расхожей истиной, и зачастую складывается впечатление, что философия в том и состоит, чтобы изумляться. Но вы не станете выдающимся философом только оттого, что будете изумляться по каждому поводу. Изумление – или удивление, или отчаяние, или замешательство, раз уж на то пошло, – запускает философский процесс, но затем неизбежно встает вопрос, как двигаться дальше. Довольно-таки очевидно, что в конечном счете философ снова оказывается в состоянии изумления, удивления и т. п., но справедливо ожидать, что по дороге от одного изумления к другому он сумел сделать какие-то открытия.

Уильям Джеймс утверждает, что философия смотрит на знакомое как на нечто неизвестное, а на неизвестное – как на знакомое. Философствовать – значит в том числе пытаться ломать привычные шаблоны мышления и посмотреть на вещи по-новому. Еще Цицерон говорил, что не существует настолько абсурдной идеи, которая не приходила бы в голову какому-нибудь философу. Это обусловлено, в частности, слабостью, которую философия питает к радикальным решениям. Если чувства могут обманывать нас, наш ответ – сомневаться во всем! Если всеобщая и объективная мораль не существует, мы будем считать любые моральные нормы относительными. Если существование человеческого сознания противоречит материалистическим воззрениям, мы объявим сознание иллюзией. Подобные радикальные решения едва ли можно назвать практичными, но они показывают нам другую точку зрения. Главное – не принять полет фантазии за действительность.

Бертран Рассел писал, что сила философии в том, чтобы начать с чего-то столь очевидного, что об этом и говорить не стоит, и прийти к чему-то настолько парадоксальному, что этому никто не поверит. Очень заманчивая мысль, но она во всем противоречит моему опыту философствования, в ходе которого я скорее начинал с чего-то настолько сложного, что неясно, как подступиться, и пытался разобраться в этом достаточно, для того чтобы двигаться дальше. С этой точки зрения философия представляет собой продвижение от сложного к скучному. Ведь когда мы поняли какое-то явление – или нам просто показалось, что мы его поняли, – оно обычно предстает довольно банальным. Правда, позднее чаще всего оказывается, что мы что-то недопоняли, и тема снова становится увлекательной. Либо мы переходим к следующей теме и пытаемся перевести ее из разряда непонятных в разряд тривиальных.

Витгенштейн пишет: «Философская проблема имеет вид: “Я не знаю, как из этого выбраться”». Вот и Хайдеггер описывает философию как тягу повсюду быть дома. Таким образом, философская проблема – это своего рода потеря ориентации, которая вызывает дискомфорт. Все начинается с ощущений, возникающих у нас в ответ на бытие. У истоков всякого философствования лежит личный опыт. А философия тогда является размышлением о смысле полученного опыта. Философия получает материал для работы и обоснование своей деятельности в том, что пережито. Это очень важно, поскольку означает, что, для того чтобы оставаться оправданным, философское размышление должно сохранять связь с опытом, давшим ему толчок. Трудность в том, что нередко мы, начиная размышлять, теряем из виду конкретный опыт и углубляемся во все более оторванные от реальности теоретические построения, со временем начинающие жить собственной, абстрактной жизнью. В результате мы имеем философию, не подкрепленную реальным опытом, и, с моей точки зрения, этой философии не хватает главного – связи со своей основой.