Универсум. Информация. Общество - Моисеев Никита Николаевич 4 стр.

Понятия «субъект», «объект», «исследование» являются понятиями совершенно нетривиальными и требуют пояснений, прежде чем начать оперировать ими. Еще одним важнейшим эмпирическим обобщением, которое не противоречит нашему опыту, является представление о «реальности», или Универсуме как о некоторой Системе. Последнее понятие я буду использовать в самом примитивном смысле – как совокупность связанных, то есть взаимозависимых элементов. Любых!

Принцип системности совершенно тривиален, ибо все элементы Универсума связаны между собой некоторыми силами взаимодействия, например, силами гравитации. Но из этого постулата следует, в частности: то, что может быть познано, наблюдаемо человеком, не может не принадлежать системе, ибо познание может произойти только через взаимодействие, а наблюдатель тоже принадлежит системе. Всё, что может лежать вне границ системы, ни при каких обстоятельствах познано наблюдателем (человеком) быть не может! И у нас нет никакой эмпирической основы утверждать что-либо о существовании чего-либо вне системы. Повторю: не имеем права утверждать что-либо о существовании чего-либо вне системы! Но сказанное вовсе не означает, что человек в состоянии познать все особенности системы.

При всей своей тривиальности сформулированный принцип (или постулат) имеет совершенно нетривиальные следствия. Они связаны с тем, что наблюдатель, субъект, наблюдая некоторый элемент системы, определенным образом с ним взаимодействует. Значит, действия наблюдателя влияют не только непосредственно на объект наблюдения, но и на систему в целом и изменяют тем самым и состояние объекта наблюдения, который является частью системы. Мы оказываемся вроде бы внутри некоторого порочного круга. Ибо неизбежно возникает мысль о том, что же в описанной ситуации означает наблюдение, каков его смысл? Может ли быть наблюдение в этих условиях «полезно» наблюдателю?

И выход из этого круга один: признание субъективности наблюдателя и представление о наблюдении как о некотором действии наблюдателя в своих собственных интересах. Вместе с подобным утверждением теряет смысл само понятие об «абсолютном наблюдателе». Если принять такую точку зрения, то всё становится на свое место, и можно сформулировать «тезис о наблюдении». Я его формулирую следующим образом: если существует интервал времени, в течение которого изменения свойств объекта исследования, происшедшие вследствие акта наблюдения, не существенны для наблюдателя, с его точки зрения, то это и будет означать возможность выделения и наблюдаемого объекта, и самого наблюдателя из системы (на это время!). Именно так мы и представляем себе законы Природы и их независимость от нашего сознания.

Современный рационализм тем и отличается от классического рационализма эпохи Просвещения, что «реальный наблюдатель» далеко не всегда похож на энтомолога, изучающего бабочку под увеличительным стеклом. Современный рационализм фиксирует внимание исследователя на том факте, что существуют ситуации, когда отделить наблюдающего субъекта от объекта наблюдения невозможно в принципе. Физика микромира дает нам для такого утверждения множество примеров. Но ниже будет показано, что последнее имеет место также и на макроуровне (точнее, на мезоуровне, в котором живет наблюдатель), особенно тогда, когда речь идет о явлениях, протекающих в обществе.

Но если подобное выделение возможно, то мы уже имеем право говорить о наблюдении субъекта, то есть наблюдателя, получающего на основании взаимодействия с объектом наблюдения определенные сведения о поведении объекта, сведения, не только необходимые наблюдателю, но кроме того в форме, удобной для наблюдателя, например, световой, вкусовой и т. д.

В классическом рационализме основу методологии изучения тех или иных систем составлял метод редукционизма, сводящий, как обычно принято считать, изучение системы к исследованию свойств отдельных ее элементов. Несмотря на огромную эвристическую ценность этого метода, он недостаточен для изучения реальности (то есть для изучения достаточно сложных ее интерпретаций): система может обладать свойствами, не выводимыми из свойств ее составляющих. Например, это можно сказать о свойствах мозга, его способности познания. Она не может быть сведена к изучению отдельных нейронов. Другими словами, система может обладать своими, «системными» свойствами.

Заметим, что метод редукционизма следует понимать гораздо шире – как изучение свойств системы или сложного явления с помощью некоторой наглядной простой модели, как рассуждения по аналогии. Ее пригодность (то есть пригодность аналогов) для практического использования может быть проверена только на практике. Очень часто такие модели возникают у исследователя на чисто интуитивном уровне, как некое «наитие» у художника, и способны давать поразительное совпадение с опытом. Одним из таких удивительных наитий исследователя является схема, моделирующая действие кумулятивного снаряда: его воздействие на броню моделируется действием струи идеальной несжимаемой жидкости. Эта модель была предложена в 1940-х годах академиком М. А. Лаврентьевым и послужила впоследствии основой всех соответствующих инженерных расчетов.

Но даже так широко толкуемый редукционизм не достаточен для объяснения возникновения системных свойств. И его значение в другом. Я хочу повторить: расставание с простотой неизбежно, ибо такова логика развития человеческого общества, наших знаний и наших потребностей в расширении круга знаний. Это – суть той логики развития познания, которая свойственна любой развивающейся системе. Но расставание это может произойти только через осознание простоты – важнейшего шага на пути постижения сложности. Ибо только простота (физики называют это «рассуждением на пальцах») рождает важнейший источник познания – интуицию. Именно в этом ключе я понимаю знаменитую фразу Эйнштейна: «Как много мы знаем и как мало понимаем».

Принципы современного рационализма рождались в процессе изучения микромира, требующего более глубокого понимания сути субъект-объектных отношений. На макроуровне, то есть на уровне макромира (мезомира), например в биологии и большинстве естественных наук, мы можем ограничиться использованием несколько модифицированной точки зрения классического рационализма эпохи Просвещения, когда исследователь мог играть роль постороннего наблюдателя. Но и в анализе процессов, протекающих в мезомире, мы можем действовать так лишь до определенного предела.

Мы легко можем убедиться в том, что уже при изучении общественных наук нельзя ограничится принципом «постороннего наблюдателя»: мы обязаны рассматривать наблюдателя в качестве элемента системы. В самом деле, даже сам факт понимания той или иной закономерности вносит видимые изменения в структуру функционирования системы в целом. Решение президента страны, например, способно повернуть всю ее историю и смести самого наблюдателя, то есть президента! Этот факт – следствие крайней неустойчивости сложных динамических систем, какими являются все процессы общественного развития и, в особенности, взаимодействия человека и Природы.

В этой работе я уже использовал и дальше часто буду использовать термин «система», причем в его самом простом смысле. В силу особого значения для целей этой работы, повторю еще раз некоторые положения.

Условимся называть системой любую совокупность взаимодействующих элементов. Это определение, как уже говорилось, совершенно тривиально, но, как мы это увидим ниже, имеет совершенно нетривиальные следствия. Прежде всего заметим, что любой объект нашего изучения представляет собой систему. Этот факт имеет глубокое значение для научного познания. И он был понят очень давно, вероятно, еще в античные времена. И был объектом изучения классического рационализма.

Однако это направление научной мысли связывало представления о свойствах системы со свойствами ее элементов. Более того, молчаливо предполагалось, что свойства системы можно вывести (изучить) на основе изучения свойств элементов, ее составляющих. Такой подход к изучению свойств системы получил название редукционизма. Он сыграл огромную положительную роль в развитии естествознания.

Но всё оказалось гораздо сложнее. Прежде всего обнаружилось, что изучение далеко не всех свойств системы может быть сведено к изучению свойств ее отдельных элементов. Простейший пример: аномальная зависимость плотности воды от температуры не выводима из свойств ее элементов – кислорода и водорода. Другими словами, система обладает особыми системными свойствами. Их изучение представляется важнейшим направлением современной науки. Его можно было бы назвать и так: изучение свойств кооперативных взаимодействий.

Но имеют место и гораздо более глубокие связи между свойствами системы и свойствами ее элементов. Некоторые системы как бы определяют свойства своих элементов, элиминируют, исключают некоторые из них, если эти элементы оказываются неспособными выполнять некоторые функции, необходимые для существования (наверное, точнее – стабильности) системы. Порой мне представляется, что многие системы напоминают инженера, управляющего сложной машиной. Если какая-либо деталь не удовлетворяет его требованиям, он не исправляет ее, а просто выбрасывает и подбирает новую, лучше соответствующую требованиям к системе. Это обстоятельство особенно хорошо просматривается на уровне систем общественной природы.

Другими словами, взаимосвязь свойств системы и ее элементов гораздо более глубокая, чем это принято думать: не только свойства системы зависят от свойств элементов, но и обратно – свойства элементов, составляющих систему, могут зависеть от свойств системы. И по мере восхождения по ступеням сложности эта взаимозависимость проявляется все более и более отчетливо. Особенно тогда, когда речь заходит об изучении систем общественной природы. Но это вовсе не означает запрета на изучение элемента системы как некоторую выделенную данность: вспомним, что я говорил в предыдущей главе об использовании принципа выделения элемента.

И последнее. Можно говорить о «целях» системы, какой бы природы она ни была. В неживых системах это стабильность и развитие, то есть непрерывное усложнение организационной структуры и многообразия элементов. В системах, принадлежащих миру живого, цель элемента – стабильность, которую принято называть гомеостазом. В системах общественной природы возникает целый спектр целей. Поскольку элементы системы, в свою очередь, являются системами, можно говорить и о целях элементов (подсистем). И они, эти цели подсистем, далеко не всегда совпадают с целями самой системы. Поэтому возникает представление о соразвитии, или коэволюции – термине, который стали употреблять последние 30 лет не только в биологии. Это важное понятие. Оно означает такое развитие подсистем (систем нижнего уровня), которое не нарушает развития исходной системы.

В этом смысле влияние системы на ее элементы качественно отличается от роли конструктора, поскольку элементы сами развиваются в силу механизмов самоорганизации, о которых я буду говорить ниже. Система не конструирует элементы, а лишь отбраковывает негодные, то есть служит фактором отбора.

Ниже я постараюсь показать значение системного подхода к развитию Универсума и роль введенных терминов… Но пока что вернемся к основной теме этой главы, к описанию простейшей интерпретации Универсума и особенностям развития, которое она описывает.

Простейшей интерпретацией я буду называть то представление о Системе, именуемой Универсумом, в которой речь идет только об особенностях динамики и эволюции косного, то есть неживого вещества. В этом условном мире еще нет биосферы, нет человека. Это – Вселенная Ньютона, Галилея, всего естествознания XVIII века.

Такая упрощенная модель отвечает представлениям о реальности с позиции не только постороннего, но и «абсолютного» наблюдателя, то есть наблюдателя, не принадлежащего Системе и не имеющего границ в своих возможностях познания. Поскольку такой наблюдатель не принадлежит Системе, то для него подобная виртуальная Система может быть весьма удобной интерпретацией того, «что есть на самом деле». Такая модель имеет и практический смысл, ибо это редукция как раз к той простоте, без которой путь к постижению сложности невозможен! Я бы сказал, что Вселенная Галилея – Ньютона – это необходимый шаг в постижении той сложности, с которой приходилось иметь дело практике XX века. Изучение такой упрощенной модели мироздания было важнейшим этапом развития естественных, и не только естественных, наук. Эта модель была основой миропонимания эпохи Просвещения, а затем и всего XIX века.

Кроме того, такая интерпретация имеет практический смысл и сегодня, поскольку деятельность человечества охватывает, во всяком случае, пока, лишь ничтожную часть Универсума, не оказывающего значимого влияния на его динамику, а тем более – развитие. В такой ситуации всё человечество можно представить себе в качестве «выделенного» субъекта. Подобная модель развития и организации косного вещества будет иметь практическое значение до тех пор, пока активность человека не станет влиять заметно (с точки зрения наблюдателя) на процессы космического масштаба (то есть мегамира) или на структуру микромира. Отметим еще одно немаловажное обстоятельство: для описания подобной «Картины мира» нам достаточно языка классической физики, и оно может обойтись без введения новой категории – «информация».

Сейчас существует целый ряд интерпретаций подобного рода, в основе которых лежит изучение и учет взаимодействий между элементами системы. Заметим, что все эти взаимодействия описываются на языке физики и химии и использование понятия «информация» для этой цели не требуется. Если же физики и химики апеллируют к процессам информационной природы, то в этом проявляется лишь удобство того жаргона, который начал использоваться после работ К. Шеннона.

В рамках подобной интерпретации на протяжении последних столетий и изучались взаимодействия между элементами. С ее помощью были установлены законы, которые получили надежнейшую эмпирическую проверку и позволили как некоторые эмпирические обобщения дать интерпретацию (точнее, интерпретации) возможной «Картины мира».

Сегодня всё чаще и чаще, даже в областях, далеких от физики, используют термин «самоорганизация». Что он означает?

Единого, всеми принятого определения термина «самоорганизация» не существует. Разные авторы используют разные определения, бытует и термин «синергетика», который я стараюсь не использовать. Поэтому надо условиться о смысле термина «самоорганизация», прежде чем начать его использовать.

Условимся называть самоорганизацией системы такой процесс изменения ее состояния (или характеристик), который происходит без целенаправленного (может, лучше – целенаправляемого) начала, каковы бы ни были источники целеполагания. Можно говорить и о стихии самоорганизации – здесь мы ошибки не сделаем. Причины, побуждающие процесс самоорганизации, могут быть как внешними, так и внутренними. Если же речь идет об Универсуме как единой системе, то процесс ее изменения идет только за счет внутренних взаимодействий, то есть за счет факторов, принадлежащих Универсуму. Никаких внешних взаимодействий мы не наблюдаем, значит, согласно принципу Бора, мы не имеем права говорить, что они существуют.

И центральной проблемой теории систем является проблема описания этого процесса.

Механизмы самоорганизации Универсума, то есть материального мира и многих подсистем, его составляющих, далеко не познаны. Последнее означает, что для многих из них еще не создано интерпретаций, имеющих смысл эмпирических обобщений, и мы вынуждены опираться на те или иные гипотезы. Я думаю, что познание механизмов самоорганизации и составляют суть фундаментальных наук.