Чтобы торговля была честна и безупречна, надо чтобы, независимо отъ взаимной оцѣнки услугъ и произведеній, перевозка, распредѣленіе и обмѣнъ товаровъ производились по болѣе дешевымъ цѣнамъ и съ большею выгодою для всѣхъ. Для этого потребовалось бы, чтобы всѣ производители, негоцианты, перевозчики, комиссіонеры и потребители всякой страны взаимно обезпечили бы другъ другу спросъ и предложеніе работъ, матеріаловъ, цѣнъ провоза и т. д., и кромѣ того обязались бы, одни поставлять, другіе принимать условное количество товара на опредѣленныхъ условіяхъ и по извѣстнымъ цѣнамъ. Такимъ образомъ пришлось бы постоянно публиковать статистическія свѣдѣнія о состояніи урожаевъ, о числѣ рабочихъ рукъ, о задѣльной платѣ, о рискахъ и несчастныхъ случаяхъ, о размѣрѣ спроса, о рыночныхъ цѣнахъ и т. д.
Предположимъ, напримѣръ, что по самымъ подробнымъ и точнымъ вычисленіямъ, производимымъ въ продолженіе цѣлаго года, окажется, что средняя цѣна производства пшеницы – 18 фр. за гектолитръ; тогда продажная цѣна будетъ колебаться между 19 и 20 фр., давая земледѣльцу отъ 5,30 до 10 на 100 чистаго барыша. Если урожай будетъ плохъ, если будетъ дефицитъ хоть одной десятой, то цѣна должна будетъ возвыситься въ одинаковой пропорціи, чтобы съ одной стороны весь убытокъ не падалъ на одного крестьянина, а съ другой, чтобы общество не страдало отъ чрезмѣрнаго повышенія цѣнъ: пора ему перестать умирать голодной смертью. Ни по справедливости, ни по истинной политической экономіи нельзя допустить, чтобы общее бѣдствіе служило источникомъ обогащенія нѣсколькимъ спекуляторамъ. Если же напротивъ хлѣба родится въ изобиліи то, сообразно съ его количествомъ, цѣна должна будетъ уменьшиться, чтобы съ одной стороны упадокъ цѣны на хлѣбъ не причинилъ крестьянину дефицита, какъ часто бываетъ, а съ другой, чтобы общество пользовалось урожаемъ или во время текущаго года, или въ послѣдующіе года; избытокъ же долженъ сохраниться въ запасъ. Изъ этихъ примѣровъ видно, какимъ образомъ производство и потребленіе уравновѣшивались бы одно другимъ, взаимно гарантируя другъ другу сбытъ и покупку хлѣба по настоящей цѣнѣ, и какимъ образомъ, благодаря разумнымъ рыночнымъ цѣнамъ и хорошей экономической полиціи, изобиліе и недостатокъ, распредѣляясь равномѣрно на всю массу населенія, не вели бы за собою ни чрезмѣрнаго обогащенія однихъ, ни крайняго дефицита для другихъ; такой порядокъ вещей былъ бы самымъ прекраснымъ, самымъ плодотворнымъ результатомъ взаимности.
Но очевидно, что такое благодѣтельное устройство можетъ быть произведено только общей волею, а противъ этой‑то именно воли и возстаютъ либералы политической экономіи, вопія противъ регламентаціи и правительственности. Они находятъ болѣе удобнымъ для себя присутствовать при вакханаліяхъ барышничества, чѣмъ содѣйствовать прекращенію правильно организованнаго, непреодолимаго грабежа, котораго нельзя побѣдить ни философскими доводами, ни частнымъ правосудіемъ: да развѣ совершенство возможно на землѣ, говорятъ они, и развѣ свобода не столь плодотворна, чтобы вознаградить за свои оргіи?
На биржѣ и на рынкѣ, въ судахъ и на базарахъ – вездѣ раздаются жалобы противъ ажіотажа. Но что такое ажіотажъ самъ по себѣ? Одинъ умный и послѣдовательный защитникъ ажіотажной торговли объяснилъ намъ его недавно такимъ образомъ: въ обществѣ, одержимомъ анархическимъ барышничествомъ, ажіотажъ есть искусство предвидѣть колебанія цѣнъ и, дѣлая во время покупки и продажи, пользоваться ихъ пониженіемъ и повышеніемъ. Что же вы находите безнравственнаго, спрашивалъ онъ, въ оборотахъ такого рода, которые безъ сомнѣнія требуютъ высокихъ дарованій, чрезвычайной осторожности и множества познаній?… Дѣйствительно, при данной обстановкѣ биржевой игрокъ въ своемъ родѣ герой; я не брошу въ него камень. Но мои противники должны будутъ въ свою очередь сознаться, что хотя ажіотажная спекуляція и не можетъ считаться преступленіемъ въ такомъ обществѣ, гдѣ все на военномъ положеніи, – она тѣмъ не менѣе въ высшей степени непроизводительна. Тотъ, кто обогатился лажемъ съ промѣна, не имѣетъ ни малѣйшаго права ни на благодарность, на уваженіе людей. Если даже онъ никого не обокралъ и не надулъ (я говорю о достойномъ спекуляторѣ, который пользуется своимъ чуткимъ геніемъ, не прибѣгая къ обману и лжи), то все‑таки онъ не можетъ похвастать, что принесъ хоть малѣйшую долю пользы. Говоря по совѣсти, было бы въ тысячу разъ лучше, еслибы онъ, оставивъ въ сторонѣ цѣнности, направилъ свои дарованія къ другой цѣли и не взималъ бы съ обращающихся капиталовъ барышей, безъ которыхъ общество весьма легко могло бы обойтись. Къ чему это сниманіе сливокъ, напоминающее акцизный сборъ у городскихъ воротъ, отъ котораго оно однако отличается тѣмъ, что не можетъ сослаться въ свое оправданіе на необходимость издержекъ на содержаніе города. Вотъ почему во всѣ времена ажіотажъ казался гнуснымъ не только моралистамъ и государственнымъ людямъ, но и экономистамъ. И взглядъ этотъ вѣренъ, потому что онъ основанъ на всеобщемъ сознаніи, которое въ противоположность нашимъ отсталымъ и переходнымъ законодательствамъ всегда бываетъ непреложно и непогрѣшимо въ своихъ сужденіяхъ.
Въ силу этого можно посовѣтовать тѣмъ, которые прикидываются очень строгими въ отношеніи къ спекуляторамъ и въ то же время благоговѣютъ передъ политическимъ и общественнымъ status quo, быть попослѣдовательнѣе и не останавливаться на полпути. Оставленная, при современномъ состояніи общества, на произволъ анархіи, лишенная руководства, необходимыхъ знаній, связующаго единства и принципа, торговля имѣетъ совершенно спекуляторскій характеръ; иначе и быть не можетъ. Слѣдовательно, надо или осуждать все безъ исключенія, или все терпѣть, или все преобразовать.
Совершенно справедливо, чтобы человѣкъ, предпринимающій на свой рискъ обширный торговый оборотъ, которымъ будетъ пользоваться все общество получалъ за это приличное вознагражденіе при перепродажѣ своихъ товаровъ. Этотъ принципъ справедливъ въ самомъ строгомъ смыслѣ: трудно только сдѣлать изъ него безукоризненное приложеніе. На дѣлѣ выходитъ такъ, что, если и есть выгоды, приносимыя предпріятіями помимо ажіотажа, то тѣмъ не менѣе всѣ онѣ заражены его духомъ: отдѣлить одно отъ другаго невозможно. Въ обществѣ, гдѣ нѣтъ солидарности и необходимаго обезпеченія, всякій работаетъ для себя, нимало не заботясь о другихъ. При этомъ исчезаетъ различіе между законною и незаконною прибылью. Всякій старается взять самый большой барышъ; всѣ пускаются въ ажіотажъ: спекулируетъ торговецъ и промышленникъ, барышничаютъ ученый, поэтъ и актеръ; музыкантъ, танцовщица и медикъ ведутъ биржевую игру; знаменитый человѣкъ и публичная женщина равно преданы ажіотажу; только поденьщики, работники, мастеровые и должностныя лица чужды ажіотажа, такъ какъ имъ дается опредѣленное жалованье или опредѣленная задѣльная плата.
Признаемъ же справедливость слѣдующей мысли: человѣкъ, который отдѣлилъ въ своемъ умѣ ажіотажъ отъ обмѣна, случайный элементъ отъ неизмѣннаго, выгоду, приносимую спекуляціей, отъ торговой выгоды, и, предоставивъ другимъ реальную сторону торговли, принялся спекулировать на колебанія цѣнъ, – такой человѣкъ только вывелъ слѣдствіе изъ нашего общественнаго порядка, полнаго вражды, эгоизма и недобросовѣстности. Онъ, такъ сказать, становится насчетъ общества обличителемъ торговли, разоблачая своими фиктивными операціями духъ несправедливости, управляющій операціями реальными. Наше дѣло пользоваться урокомъ, потому что простое полицейское запрещеніе биржевой игры и сдѣлокъ на срокъ принадлежитъ къ числу неосуществимыхъ предпріятій, столь же стѣснительныхъ, какъ и самый ажіотажъ.
Взаимность можетъ излечить эту язву, но, разумѣется, не карательными постановленіями, хотя справедливыми, но безполезными, a тѣмъ болѣе не стѣсненіемъ свободы торговли, что было бы вреднѣе самой язвы: – она должна поступить съ торговлею также, какъ и съ страхованіемъ, т. е. обставить ее всевозможными общественными гарантіями и такимъ образомъ привести ее къ своему принципу. Сторонники взаимности знаютъ не хуже другихъ законъ предложенія и спроса; они ни въ какомъ случаѣ не преступятъ его. Изданіе подробныхъ и часто пополняемыхъ статистическихъ таблицъ, собраніе точныхъ свѣдѣній о потребностяхъ и образѣ жизни людей, добросовѣстное опредѣленіе стоимости производства, предусмотрѣніе всѣхъ случайностей, такса для minimum'a и maximum'а прибыли, установленная съ общаго согласія самими производителями, потребителями и торговцами, сообразно съ рискомъ и трудностью, организація экономическаго равновѣсія: – вотъ, приблизительно, совокупность тѣхъ мѣръ, посредствомъ которыхъ сторонники взаимности предполагаютъ преобразовать рынокъ. Пусть свободы будетъ какъ можно больше, говорятъ они; но еще важнѣе искренность и взаимность, а главное, побольше знаній для всѣхъ. Когда это осуществится, выгода останется за тѣмъ, кто будетъ прилежнѣе и честнѣе. Вотъ ихъ девизъ, и неужели вы думаете, что черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ такой реформы наши торговые нравы не измѣнятся до самаго основанія къ величайшему благу общества.
ГЛАВА IX.
Законодательныя стремленія къ взаимности.
Медленно совершается восхожденіе идей на горизонтѣ человѣчества, а особенно медленно зарождаются тѣ идеи, въ которыхъ выражается прогрессъ человѣческаго сознанія. Было время, когда воровство считалось синонимомъ героизма и пользовалось почетомъ. Цѣлый общественный переворотъ заключается въ словахъ: не украдь – Lo thi gnob – написанныхъ Моисеемъ въ заповѣдяхъ. Дѣйствительно, въ извѣстный моментъ исторіи воровство, по выраженію Гоббса, принадлежитъ къ естественному праву. Римскій законъ одобряетъ кражу посредствомъ игры словъ; тѣмъ хуже для того, кто попадается въ ловушку на словахъ! Ut lingua nun cupavit, ita jus esto, говоритъ онъ.
Весьма замѣчателенъ фактъ, свидѣтельствующій о медленности прогресса, что Гражданскій Уставъ, обнародованный въ 1805 году, счелъ нужнымъ оградить покупателей отъ скрытыхъ недостатковъ покупаемаго предмета.
Статья 1641. Продавецъ отвѣчаетъ за скрытые недостатки проданной вещи, которые дѣлаютъ ее или вовсе негодною къ употребленію, или столь негодною, что покупщикъ не пріобрѣлъ бы ее или заплатилъ бы за нее меньше, если бы зналъ эти недостатки.
Ст. 1642. Продавецъ не отвѣчаетъ за недостатки, которые на виду и которые покупщикъ могъ замѣтить самъ.
Вторая изъ приведенныхъ статей доказываетъ, какъ велика осмотрительность законодателя. Оградить покупателя отъ скрытыхъ недостатковъ было уже огромнымъ усиліемъ съ его стороны; но когда дѣло зашло о видимыхъ недостаткахъ, онъ отстраняется и беретъ назадъ свою гарантію. Но какъ же рѣшить, скрытъ ли, или видѣнъ недостатокъ? Къ чему это различіе? Слѣдовало бы сказать просто, что продавецъ обязанъ гарантировать недостатки, которые дѣлаютъ предметъ негоднымъ къ употребленію, кромѣ того случая, когда покупщикъ захотѣлъ бы пріобрѣсти предметъ, не смотря на его недостатки; въ такомъ случаѣ это условіе должно быть точно оговорено. Но вотъ чего я ужъ никакъ не пойму. Изложивъ въ ст. 1646 правила дѣйствія, вытекающаго изъ скрытыхъ недостатковъ, составитель Устава прибавляетъ:
Ст. 1649. Это не относится къ продажамъ, которыя производятся по предписанію правосудія.
Что означаетъ это исключеніе? Какъ?! юридическая власть лишаетъ человѣка собственности, продаетъ его домъ, его скотъ и движимое имущество; въ своемъ мѣстѣ, въ ст. 1625, она гарантируетъ покупщикамъ мирное владѣніе купленными вещами, а между тѣмъ не гарантируетъ скрытыхъ недостатковъ этихъ вещей, тогда какъ сама же требуетъ такой гарантіи отъ каждаго продавца! Это доказываетъ, что, когда человѣкъ путемъ новыхъ законовъ не возвышается до пониманія соціальнаго права, общественное правосудіе съ своей стороны придерживается естественнаго права…
Въ 1838 году французское законодательство почувствовало необходимость снова заговорить о гарантіи скрытыхъ недостатковъ; но дѣло ограничилось перечисленіемъ подобныхъ недостатковъ въ лошадяхъ, ослахъ, мулахъ, быкахъ, баранахъ, что умножило трудности протеста со стороны недовольнаго покупщика. Гражданская власть побоялась, вѣроятно, что зашла слишкомъ далеко! Но слѣдовало руководиться совершенно противоположною мыслью: если вы хотите ввести въ торговлю нравственность, остановить плутовство, гарантировать настоящее количество, качество, происхожденіе товаровъ, хлѣбовъ, напитковъ, скота и т. д., – вы должны прежде всего зорко слѣдить за продавцомъ; вы должны возложить отвѣтственность на него; вы должны, восходя къ источнику, остановить скрытое зло или скрытые недостатки; вы должны облегчить покупателю возможность протестовать, а не защищать противъ него продавца. Не забывайте, что въ торговлѣ всегда скорѣе можно предполагать обманщика въ продавцѣ, а обманутаго въ покупателѣ. За что же послѣднему придется принимать такія предосторожности? Вѣдь въ его деньгахъ нѣтъ никакихъ скрытыхъ недостатковъ? Поражайте барышничество безъ всякой пощады, – заслуга ваша будетъ велика передъ лицомъ общественной нравственности. Будьте строги особенно въ отношеніи къ предложенію, – и вы будете справедливы ко всѣмъ: вы добьетесь взаимности.
Въ числѣ мѣръ, относящихся къ торговымъ гарантіямъ и обличающихъ въ государственной власти стремленіе къ взаимности, назовемъ еще законъ 28 іюля 1824 года, который относится къ фабричнымъ клеймамъ. Законодатель имѣлъ здѣсь въ виду только одно: защитить промышленника противъ поддѣлки и похищенія права. Но разъ что собственность и изобрѣтеніе изобрѣтателя и добрая слава фабриканта достаточно защищены, слѣдуетъ непремѣнно, чтобы на нихъ падала и равносильная отвѣтственность и чтобы всякій продуктъ, выпущенный изъ ихъ магазина, могъ быть снова возвращенъ имъ, если окажется низшаго качества или будетъ заключать въ себѣ скрытые недостатки. Сколько товаровъ подверглось бы такой участи, если бы все дѣлалось по правиламъ взаимности! Мало ли найдется фабрикантовъ, которые, выпустивъ сначала хорошіе продукты, пріобрѣтя такимъ образомъ практику и побѣдивъ конкурренцію, становятся недобросовѣстны и заслуживаютъ послѣ медали и поощренія зеленой шапки и самыхъ тяжкихъ пеней. Ежегодные убытки, которые общество терпитъ благодаря всѣмъ этимъ шарлатанамъ, простираются до сотней милліоновъ; за ними не усмотритъ, ихъ не предупредитъ никакая полиція; только преобразующая сила способна уничтожить ихъ.
ГЛАВА X.
Уменьшеніе квартирныхъ цѣнъ принципомъ взаимности.
Въ квартирныхъ контрактахъ законъ взаимности нарушается самымъ. вопіющимъ образомъ. Тамъ, гдѣ населеніе густо, какъ напримѣръ въ Парижѣ, Ліонѣ, Марселѣ, Бордо, Тулузѣ, Лиллѣ, Руанѣ и т. д., всякому семейству невозможно быть собственникомъ своего жилища, хотя это весьма желательно; поэтому извѣстному числу частныхъ лицъ приходится взять на себя трудъ строить дома и содержать квартиры для другихъ, какому бы риску ни подвергались черезъ это интересы и свобода послѣднихъ. Но наемъ квартиры или договоръ или контрактъ, который заключаютъ домохозяинъ и жилецъ, есть одна изъ тысячи сдѣлокъ, изъ коихъ слагаются человѣческое общество и торговля. Поэтому эта сдѣлка должна подлежать правиламъ права и даже надзору полиціи.
Въ Сенскомъ департаментѣ 1,800,000 душъ, населяющихъ пространство въ 30 квадратныхъ миль (что составляетъ 60,000 душъ на каждую квадратную милю), находятся въ зависимости отъ 25 или 30,000 собственниковъ. Не чудовищный ли это фактъ? Не долженъ ли онъ привлечь на себя все вниманіе и всю заботливость власти? Какъ живетъ это огромное населеніе, лишенное всякой защиты и вполнѣ зависящее отъ произвола 25,000 спекуляторовъ? Каковы условія пространства, обращенія, гигіены, цѣны, которымъ оно должно подчиняться? Возможно ли, чтобы власть, по ложному уваженію къ праву собственности и къ мнимой свободѣ сдѣлокъ, оставляла это населеніе въ жертву всѣхъ насилій монополіи и ажіотажа?
А между тѣмъ въ отношеніи къ найму квартиръ мы остались при старомъ римскомъ правѣ, при этомъ древнемъ, тиранническомъ культѣ собственности. Законъ покровительствуетъ собственнику и относится съ недовѣріемъ къ жильцу; между ними нѣтъ равенства. Въ случаѣ спора или тяжбы предубѣжденія стоятъ на сторонѣ отдающаго въ наймы; на его же сторонѣ всѣ обезпеченія.
1. Въ силу статьи 2102, долговая претензія домовладѣльца пользуется преимуществомъ: на какомъ основаніи, осмѣлюсь спросить? Жилецъ покупаетъ въ долгъ мебель, которою уставляетъ свою комнату. Дѣла его идутъ плохо: годъ кончается, и онъ никому не платитъ, ни продавцу мебели, ни домовладѣльцу. Послѣдній имѣетъ право выгнать жильца и удержать мебель, которая стоитъ въ комнатѣ, тогда какъ мебельщикъ не имѣетъ права ни требовать назадъ вещей, которыя онъ доставилъ и за которыя не получилъ денегъ, ни предъявить свои притязанія за одно съ домовладѣльцемъ. На чемъ же основано это различіе? Изъ этого слѣдуетъ, что безчестный домовладѣлецъ, стакнувшись съ мошенникомъ, могъ бы, не платя ни копейки, омеблировать свой домъ. Справедливо ли, предусмотрительно ли это?