Общія характеристическія черты этихъ обществъ, указанныя въ сводѣ законовъ, обнаруживаютъ ихъ узость и ничтожество. Они состоятъ изъ опредѣленнаго числа лицъ, которыя всѣ, разумѣется, означены поименно, по ремесламъ, мѣсту жительства и званію; каждый членъ вноситъ вкладъ; общество составлено съ спеціальною цѣлью и для исключительной выгоды, и срокъ его существованія ограниченъ. Постороннія лица не допускаются. Во всемъ этомъ нѣтъ ничего, что соотвѣтствовало бы великимъ надеждамъ, которыя рабочая демократія возлагаетъ на ассоціацію: на какомъ основаніи можетъ она надѣяться получить отъ нея результаты, болѣе человѣчные, чѣмъ тѣ, которые мы до сихъ поръ видѣли? Ассоціація опредѣляется сама собою, и основная черта ея состоитъ въ стремленіи къ обособленію. Можно ли устроить такъ, чтобы не существовало рядомъ отдѣленныхъ и отличныхъ другъ отъ друга ассоціацій столяровъ, каменьщиковъ, ламповщиковъ, шляпочниковъ, портныхъ, сапожниковъ и т. д.? Приходитъ ли кому нибудь въ голову, чтобы всѣ эти ассоціаціи слились между собою и составили одно всеобъемлющее общество? Можно смѣло предложить рабочей демократіи разрѣшить эту задачу – что я говорю? – не только работникамъ, но и ихъ совѣтамъ, академіи политическихъ и нравственныхъ наукъ, законодательному корпусу, поголовно всей школѣ правовѣденія; можно смѣло сказать, что всѣмъ имъ вовѣки не придумать такой ассоціаціи, гдѣ соединялись бы, сливались бы воедино трудъ и выгоды двухъ разнородныхъ группъ, напримѣръ, каменьщиковъ и краснодеревцовъ. Стало быть, не будучи солидарны, ассоціаціи по самой силѣ вещей будутъ соперничать между собою; ихъ интересы будутъ противоположны другъ другу; выйдутъ противорѣчія, возникнетъ вражда. Выхода изъ этого нѣтъ.
Но, скажутъ мнѣ, развѣ мы не можемъ прибѣгнуть къ принципу взаимности, чтобы согласить и примирить ассоціаціи, не сливая ихъ?…
Давно бы такъ! взаимность уже является какъ Deus ex machina. Узнаемъ же, чему она насъ учитъ, и прежде всего заявимъ, что взаимность вовсе не то, что ассоціація, и что, одинаково любя свободу и сочетаніе, она равно чужда и прихоти, и нетерпимости.
Мы только что говорили о раздѣленіи труда. Результатъ этой экономической силы состоитъ въ томъ, что, порождая спеціальности, она создаетъ столько средоточій свободы, что ведетъ за собою раздѣленіе предпріятій, то есть какъ разъ противное тому, чего добиваются и защитники коммунистическихъ ассоціацій, и основатели ассоціацій капиталистовъ. Соединяясь потомъ съ закономъ естественнаго распредѣленія населенія по полосамъ, кантонамъ, общинамъ, кварталамъ, улицамъ, раздѣленіе труда приводитъ къ слѣдующему рѣшительному результату: всякая промышленная спеціальность не только призвана развиваться и дѣйствовать въ полной и совершенной независимости, при условіяхъ взаимности, отвѣтственности и обезпеченія, которыя составляютъ общее условіе общества, но, кромѣ того, тоже распространяется и на промышленниковъ, изъ которыхъ каждый въ томъ округѣ, гдѣ живетъ, служитъ своею личностью представителемъ какой нибудь спеціальности труда: въ принципѣ эти промышленники должны оставаться свободными. Раздѣленіе труда, свобода, конкурренція, политическое и общественное равенство, достоинство человѣка и гражданина не допускаютъ подчиненія, какое влечетъ за собою патронство конторъ. Шестьдесятъ членовъ говорятъ въ своемъ манифестѣ, что они не хотятъ кліентства, а патронство конторъ есть обратная сторона этого кліентства: въ сущности это все одно и тоже.
Изъ этого слѣдуетъ, что въ ассоціаціи принципъ взаимности состоитъ въ томъ, чтобы люди составляли общества только тогда, когда того требуютъ самое производство, дешевизна продуктовъ нужды потребленія, спокойствіе самихъ производителей, когда становится равно невозможнымъ ни публикѣ полагаться на частную промышленность, ни частной промышленности брать на себя всю отвѣтственность и одной нести весь рискъ предпріятій. Тогда людей соединяетъ уже не система, не разсчетъ самолюбія, не духъ партіи, не пустая сантиментальность; ихъ соединяетъ самая сила вещей, и такъ какъ, соединяясь такимъ образомъ, они повинуются только силѣ вещей, то могутъ сохранить свою свободу даже въ ассоціаціи.
Эта сторона идеи взаимности, которая ясно вытекаетъ изъ общихъ принциповъ, заявленныхъ въ манифестѣ Шестидесяти, можетъ своимъ значеніемъ привлечь къ новой демократіи самыя живыя симпатіи мелкихъ буржуа, мелкихъ промышленниковъ, мелкихъ торговцевъ.
Когда дѣло идетъ о производствѣ мануфактурномъ, металлургическомъ, морскомъ, о разработкѣ рудника, то здѣсь ассоціація, конечно, умѣстна: этого никто не станетъ оспаривать. Точно также умѣстна она въ тѣхъ обширныхъ предпріятіяхъ, которыя носятъ на себѣ характеръ общественнаго дѣла, напримѣръ въ желѣзныхъ дорогахъ, кредитныхъ учрежденіяхъ, докахъ и т. д. Въ своемъ мѣстѣ я доказалъ, что въ силу закона взаимности изъ этихъ предпріятій должна быть устранена всякая выгода капиталовъ, и они должны быть отданы въ руки общества, которое одно имѣетъ право пользоваться ими и содержать ихъ. Въ этомъ случаѣ опять таки до послѣдней степени ясно, что ни монопольныя компаніи, ни общества, состоящія подъ покровительствомъ государства и производящія работы отъ имени государства и на его счетъ, не могутъ поручиться за хорошее исполненіе и дешевизну. Такое обезпеченіе могутъ дать только свободные члены обществъ, связанные съ публикою взаимностью, а между собою обыкновенною ассоціаціею.
Но когда дѣло идетъ о многочисленныхъ отрасляхъ ремеслъ и торговли, которыхъ такъ много въ городахъ и даже въ деревняхъ, – я уже не вижу необходимости и пользы ассоціаціи. Я тѣмъ менѣе вижу здѣсь пользу отъ ассоціаціи, что результатъ, котораго можно было бы ожидать отъ нея, пріобрѣтается, помимо ея, совокупностью взаимныхъ обезпеченій, взаимными страхованіями, взаимнымъ кредитомъ, рыночною полиціею и т. д. Скажу больше: какъ скоро эти обезпеченія приняты, обществу гораздо безопаснѣе имѣть въ подобныхъ случаяхъ дѣло съ однимъ предпринимателемъ, чѣмъ съ компаніею.
Кто не видитъ, напримѣръ, что мелкая торговля неизбѣжно должна существовать, потому что иначе крупныя компаніи были бы поставлены въ необходимость, ради удобства своихъ покупателей, всюду открывать магазины и конторы? Сверхъ того, въ порядкѣ вещей, основанномъ на взаимности, всѣ мы, въ отношеніи другъ къ другу, – кліенты, подчиненные, слуги. Въ этомъ то и состоитъ наша солидарность, которую авторы манифеста провозглашаюсь на ряду съ правомъ на трудъ, свободою труда, взаимностью кредита, и т. д. Система поглощенія, на которой основаны всѣ большія компаніи капиталистовъ и люксанбурскія общины, обрекаетъ человѣка на вѣчное подчиненіе, на вѣчную наемщину; неужели было бы худо, еслибы онъ сталъ свободнымъ продавцемъ, благодаря системѣ взаимности, гдѣ ажіотажъ немыслимъ? Назначеніе торговца состоитъ не только въ томъ, чтобы продавать и покупать, имѣя въ виду исключительно свою личную выгоду; оно должно возвыситься вмѣстѣ съ общественнымъ порядкомъ, часть котораго оно составляетъ. Прежде всего торговецъ есть раздаватель продуктовъ, качество, изготовленіе, производство, цѣнность которыхъ онъ долженъ знать въ точности. Потребителямъ своего округа онъ долженъ сообщать свѣдѣнія о цѣнахъ, о новыхъ предметахъ, о предстоящей дороговизнѣ, о возможности паденія цѣнъ. Здѣсь необходима постоянная работа, требующая ума, усердія, честности; но, повторяю, при новыхъ условіяхъ, въ которыя насъ ставитъ система взаимности, дѣло продавца ни мало не требуетъ гарантіи (сомнительной, замѣтьте,) большой ассоціаціи. Для общественнаго спокойствія въ этомъ случаѣ достаточно всеобщаго преобразованія нравовъ путемъ принциповъ. Поэтому, спрашивается, зачѣмъ пропадать экономическому индивидуализму? Зачѣмъ намъ мѣшаться въ это? Организуемъ право, и пусть лавка дѣлаетъ свое дѣло. Благосклонность публики обратится на того, кто будетъ всѣхъ честнѣе и всѣхъ прилежнѣе.
Вотъ въ чемъ, если не ошибаюсь, должны заключаться элементы союза между мелкою, промышленною и торговою буржуазіею и рабочими классами, того союза, который громко провозгласили и котораго требовали авторы манифеста.
«Безъ насъ, говоритъ они съ глубокимъ предчувствіемъ истины, буржуазія не можетъ основать ничего прочнаго; безъ ея содѣйствія наше освобожденіе можетъ быть замедлено очень на долго. Соединимся же для общей цѣли – для торжества истинной демократіи».
Повторимъ и мы за ними: здѣсь не можетъ быть рѣчи объ измѣненіи уже упроченныхъ положеній; дѣло идетъ просто о томъ, чтобы, посредствомъ уменьшенія платы за наемъ капиталовъ и квартиръ, посредствомъ облегченія и удешевленія учетной таксы, искорененія тунеядства, уничтоженія ажіотажа, надзора за складами и рынками, посредствомъ сбавки цѣнъ на перевозъ, приведенія цѣнностей въ равновѣсіе, высшаго образованія рабочихъ классовъ, посредствомъ окончательнаго перевѣса труда надъ капиталомъ, справедливой доли уваженія къ таланту и къ должности, посредствомъ всего этого, говорю я, возвратить труду и честности то, что несправедливо отнято у нихъ капиталистами; увеличить всеобщее благосостояніе, упрочивъ существованіе каждой отдѣльной личности; предупредить точностью сдѣлокъ раззоренія и банкротства; воспрепятствовать, какъ грабительству, возникновенію огромныхъ богатствъ, лишенныхъ законнаго, дѣйствительнаго основанія; короче – положить конецъ всѣмъ аномаліямъ и безпорядкамъ, которыя здравая критика всегда считала хронической причиной нищеты и пролетаріата.
Но къ чему спорить о словахъ и терять время въ безполезныхъ препирательствахъ? Чтобы ни говорили, народъ вѣруетъ въ ассоціацію, онъ утверждаетъ, предчувствуетъ и предсказываетъ ее, а между тѣмъ нѣтъ другой ассоціаціи, кромѣ устава товарищества, опредѣленнаго въ нашемъ уложеніи. Чтобы не измѣнить ни даннымъ науки, ни народнымъ стремленіямъ, скажемъ въ заключеніе, что ассоціаціи, формулу которой искали современные нововводители (какъ будто въ законѣ о ней ничего не сказано) и которой никто изъ нихъ не могъ опредѣлить; которую артистъ, мистикъ и пророкъ Фурье назвалъ Гармоніею, сказавъ, что ей долженъ предшествовать періодъ Гарантизма; которая должна охватить все общество и тѣмъ не менѣе сохранить неприкосновенными всѣ права личной и корпоративной свободы; которая вслѣдствіе этого не можетъ быть ни общиною или всеобъемлющимъ обществомъ имуществъ и барышей, признаннымъ сводомъ гражданскихъ законовъ, осуществленнымъ въ средніе вѣка, обобщеннымъ сектою Моравскихъ Братьевъ, отождествленнымъ съ политическимъ союзомъ или государствомъ въ ученіяхъ Платона, Кампанеллы, Мора, Овена, Кабе, и т. д.; ни торговыми товариществами на вѣрѣ и анонимными, на паяхъ; къ которой рабочая демократія не перестаетъ взывать, какъ къ спасенію отъ всякаго рабства и къ высшей формѣ цивилизаціи; – что эта ассоціація есть ничто иное, какъ ВЗАИМНОСТЬ и не можетъ быть ничѣмъ инымъ. И дѣйствительно, что же такое взаимность, которую мы старались обрисовать въ краткихъ чертахъ, какъ не общественный договоръ по преимуществу, договоръ политическій и въ то же время экономическій, обоюдосторонній, обнимающій за разъ личность и семейство, корпорацію и городъ, продажу и покупку, кредитъ, страхованіе, трудъ, образованіе и собственность, всякое ремесло, всякую сдѣлку, всякую службу, всякое обезпеченіе, и выражающій все это самымъ простымъ образомъ? По своему высокому преобразующему значенію онъ клонится къ уничтоженію эгоизма, тунеядства, произвола, ажіотажа, всякой распущенности. Но вѣдь въ этомъ и заключается та таинственная ассоціація, о которой мечтали утописты, которая была неизвѣстна философамъ и юрисконсультамъ и которую мы опредѣлимъ двумя словами: договоръ взаимности.[15]
Бросимъ послѣдній взглядъ на этотъ новый договоръ въ томъ видѣ, какъ онъ представляется въ наше время въ несовершенныхъ, но полныхъ надеждъ попыткахъ рабочей демократіи, и обратимъ вниманіе на самыя характеристичныя черты его. Въ началѣ ассоціація, основанная на взаимности, кажется какъ будто ограниченною въ числѣ членовъ и въ срокѣ дѣйствія, спеціальною по предмету, измѣняемою въ своемъ уставѣ. Но она способна развиваться съ такою неудержимою силою, что стремится подчинить себѣ и присоединить къ себѣ все, что ее окружаетъ, пересоздать по своему образцу все общество и государство. Этою способностью къ развитію ассоціація. основанная на взаимности, обязана высокой нравственности и экономической плодотворности своего принципа.
Замѣтьте, что въ силу свойственнаго ей принципа, ассоціація открыта всякому, кто, узнавъ ея духъ и цѣль, пожелалъ бы вступить въ нее: она никого не отвергаетъ, и чѣмъ больше ростетъ, тѣмъ становится выгоднѣе. Стало быть, въ отношеніи къ личному составу своему она неограничена по самой своей сущности, чего не бываетъ во всякой другой ассоціаціи.
Тоже самое можно сказать и объ ея предметѣ. Общество, основанное на взаимности, можетъ имѣть спеціальною цѣлью какое нибудь промышленное предпріятіе. Но въ силу принципа взаимности, оно стремится завлечь въ свою систему обезпеченій сперва тѣ промышленности, съ которыми стоитъ въ непосредственной связи, а потомъ тѣ, которыя относятся къ ней дальше. И въ этомъ отношеніи ассоціація, основанная на взаимности, неограниченна; ея поглощающая сила безконечно могущественна.
Говорить ли о ея прочности? Можетъ случиться, что члены ассоціаціи, основанной на взаимности, потерпѣвъ какую нибудь частную, случайную, личную неудачу, будутъ принуждены расторгнуть свои условія. Но при всемъ томъ, такъ какъ ихъ общество было основано прежде всего на идеѣ права съ цѣлью экономическаго приложенія этой идеи, то по сущности своей оно стремится къ непрерывному существованію, точно такъ же, какъ мы видѣли, оно стремится стать всеобщимъ. Когда рабочія массы пріобрѣтутъ ясное понятіе о принципѣ, который волнуетъ ихъ въ настоящую минуту, когда сознаніе ихъ проникнется этимъ принципомъ, когда онѣ громогласно провозгласятъ его, – тогда всякое измѣненіе въ установленномъ ими порядкѣ вещей сдѣлается невозможнымъ: иначе было бы противорѣчіе. Взаимность или общество, основанное на взаимности, есть справедливость; а въ справедливости, какъ и въ религіи отступать назадъ невозможно. Послѣ того какъ евангельская проповѣдь обратила міръ въ монотеизмъ, развѣ люди могли снова вернуться къ многобожію? Развѣ Франція могла бы вернуться къ феодальному порядку въ то время, когда Россія уничтожаетъ у себя рабство? Такъ и новая реформа: по своей сущности договоръ взаимности неотмѣнимъ во всякой ассоціаціи. Чисто матеріальныя и внѣшнія причины могутъ расторгнуть такого рода общества въ ихъ спеціальности; но сами по себѣ и по своему основному устройству они стремятся создать новый порядокъ вещей и не подвержены прекращенію. Заключивъ между собою союзъ, основанный на добросовѣстности и чести, люди не могутъ сказать другъ другу, разставаясь: «Мы ошиблись; теперь мы снова сдѣлаемся лгунами и плутами; это будетъ выгоднѣе!…»
Вотъ наконецъ послѣдняя характеристичная черта: взносъ капитала перестаетъ быть необходимымъ въ обществѣ, основанномъ на взаимности; чтобы быть членомъ общества, достаточно сохранять въ сдѣлкахъ взаимную честность.
Говоря вкратцѣ, по опредѣленію существующаго законодательства, общество есть договоръ, заключенный между извѣстнымъ числомъ лицъ, обозначенныхъ по именамъ, ремесламъ и званію (Сводъ гражданскихъ законовъ, ст. 1832) и имѣющій цѣлью частную выгоду, которая должна быть раздѣлена между членами общества. (Тамъ же.) Каждый членъ долженъ внести или деньги, или имущество, или свою промышленность (ст. 1833). Общество составлено на опредѣленное время (ст. 1965).
Ассоціація, основанная на взаимности, проникнута совершенно другимъ духомъ. Будучи взаимною, она допускаетъ всѣхъ и стремится къ всеобщности; составляется не прямо съ расчетомъ на выгоду, а въ виду обезпеченія; взносъ денегъ, другихъ цѣнностей или собственной промышленности считается необязательнымъ; единственное необходимое условіе составляетъ вѣрность взаимному обязательству; составившись разъ, эта ассоціація по сущности своей стремится къ обобщенію и къ безконечности.
Разсматриваемая какъ революціонное орудіе и какъ правительственная форма, коммунистическая ассоціація тоже хочетъ стремится быть нерасторжимою и всеобъемлющею; но она не признаетъ за членами никакой собственности, – ни денегъ, ни другихъ имуществъ, ни ихъ труда, ни ихъ таланта, ни ихъ свободы: это‑то и дѣлаетъ ее невозможною.